Арсенал эволюции - Андрей Морголь

прямолинейность волшебника.

    — Скокс!  Ты слепой,  как трехдневный  котенок! Твоя  Гиссандра  с

радостью все сделает  вместо тебя,  когда станет  колдуньей! И  дворец

снесет, и нас с тобой, и вообще всю Поляну!

    — Это невозможно!

    — Хорошо, — без лишних  эмоций ответил я и примирительно  выставил

перед оппонентом ладони.  — Возможно,  ты и прав.  Правда, решить  наш

спор могут лишь неоспоримые доказательства.

    — Ха! — волшебник закатил глаза. — И ты их собрался добыть?

    — Непременно, только если ты не станешь мне мешать в этом. А  если

еще и поможешь — получишь пряник.

    Скокс задумался, подперев кулаком подбородок.

    — Что  ж... мешать  не буду.  Но раз  у нас  все-таки спор,  то  с

условием. И,  кстати, пряник  себе оставь.  Когда все  твои  никчемные

попытки уличить Гиссандру  в связях с  Кащером завершатся неудачно,  я

хочу, чтобы ты встал  перед ней на колени  на главной площади Глады  и

прилюдно попросил прощения.

    Это было  слишком  непредусмотрительно  со  стороны  дальновидного

чароплета. Чтобы я валялся в ногах  какой-то мрази, на глазах у  толпы

людей, да еще  и просил прощения?  В груди вскипела  злоба. Я за  долю

секунды оказался  возле  Скокса,  схватил его  за  грудки,  пригвоздил

спиной к ближайшей стене и принялся буравить взглядом. Видимо, зрелище

впечатляло, так как волшебник в смятении отвел глаза.

    — Согласен, твое  жалкое могущество!  Только и у  меня тоже  будет

условие спора,  — рыкнул  я.  — Когда  окажется, что  твоя  несчастная

любовь плевала на всех людей в этом мире, а на тебя в первую  очередь,

и единственная ее цель — это сила Кащера, когда я докажу это, ты  сам,

лично казнишь  свою Великую  Волшебницу!  Ты вырвешь  ее  безжалостное

сердце! Согласен?

    Скокса, похоже, моя речь тоже  знатно зацепила, и он ответил  злым

пронзительным взором:

    — Согласен.

    Я отпустил  волшебника,  и  он  тихо  вышел  вон.  От  напряжения,

казалось, в комнате звенели стекла.

    Дело приобретало принципиальный  оборот. Теперь  во что  бы то  ни

стало надо разоблачать эту стерву. Любой ценой! Интересно, не приложил

ли сам князь руку  к нашей конфронтации с  волшебником? Ему этот  спор

выгоден, как ни крути. Скокс теперь, кстати, скорее всего, будет всеми

мыслимыми и немыслимыми  способами вставлять  мне палки  в колеса.  Но

ничего, главное — кто, что  и куда вставит последним! Осталось  только

придумать, как вывести Великую на чистую воду.

    — И что ты собираешься делать? — озвучила мои мысли Арлета.

    — Пока не знаю.

    — Я не хочу, чтобы ты стоял перед этой змеей на коленях.

    — Скорее уж сдохну, — вздохнул я, глянул в глаза девушке и  понял,

что Скокс безнадежно испортил нам вечер.

    Засыпали  мы  каждый  со  своими  тревожными  мыслями.  Меня   все

беспокоил  один  важный   нюанс,  по  поводу   которого  я   собирался

проконсультироваться у Скокса, но теперь этот вариант отпадал. А  дело

все в  коммуникационных  чарах.  Мне  никак не  давали  покоя  те  два

студента на входе в Сейм, которые с помощью мобильных чар связались  с

волшебником внутри. Ведь  что мешает Гиссандре  звякнуть Кащеру  таким

образом, сболтнуть  лишнего  про  мои похождения,  и  тут  же  великий

злыдень придумает новый план  геноцида? На этот раз  обратно в лес  за

подробностями я точно не пойду. С такой дилеммой и заснул.

    А утренние лучи солнца, пробившись сквозь шторы на окне,  принесли

мне пробуждение и пару свежих наглых, безумных идей.

    Глава одиннадцатая, соблазнительная

    Князь с ехидной полуулыбкой смотрел мне в глаза:

    — Потянешь?

    — Придется. Тем более что это лучший вариант, почти что идеальный.

    Задача нарисовалась хоть  и непростая, но  выполнимая. Эх, кого  у

меня только  не было:  официантки, закройщицы,  училки,  медсестрички,

бухгалтерши, пара  юристок  и  даже одна,  спасибо  Шаману,  настоящая

участница боев  без  правил.  Но вот  Верховных  Волшебниц  как-то  не

попадалось.  А  что?  Как  еще  развязать  язык  этой  даме,  если  не

соблазнить? И кому, как  не мне? Любого  другого за подобную  наглость

волшебница размажет по городским окрестностям,  а на всей Поляне  есть

лишь один человек, для которого  Гиссандра просто женщина, без  лишних

наворотов. Осталось только пересечься  с ней на  узкой дорожке да  без

свидетелей. А поиском такой удобной дорожки должны были заняться  люди

князя. То есть  выяснить: где бывает,  где ночует, с  кем общается,  в

какие солярии,  бутики, магазины  и салоны  красоты заходит,  а  потом

связать все это в самые популярные маршруты.

    — Гениально! — Радзивилл откинулся  на спинку кресла и похлопал  в

ладоши. — А ты что на это скажешь, Пагом?

    Здоровяк лишь пожал плечами. Князь продолжил:

    — Мы займемся разведкой. Думаю, в течение седмицы подыщем для  вас

укромное романтичное  местечко.  — Тут,  наконец,  бодигард  правителя

оживился и, хмыкнув, оскалился. — Тебе и твоим друзьям в это время  на

улицах пока лучше не светиться. Сейм поставил на уши всю Гладу,  скоро

вас уже в  канализации начнут искать.  Так что если  хочешь яркую,  но

короткую судьбу гладиатора нашей  Арены, можешь выйти подышать  свежим

воздухом.  Хотя,  думаю,  волшебники  перестрахуются  и  даже   такого

удовольствия тебе не дадут. В  общем, погуляешь по дворцу перед  своим

амурным заданием,  на кухарках  потренируешься...  — После  этих  слов

Пагом насупился, из чего стало ясно, что сердце местных поварих занято

прочно, и туда лучше не соваться.

    — Пожалуй,  обойдусь без  тренировок, —  проговорил я,  косясь  на

двухметрового амбала. — Все, могу идти?

    — Погоди. На вот, почитай, — князь протянул мне вскрытый  конверт.

— Вчера  перехватили  гонца. Мчал  во  весь опор  на  запад.  Надеюсь,

поймешь — кому и от кого.

    Изящной кириллицей письмо  гласило следующее:  «Мой повелитель,  в

Гладу прибыл  молодой  сударь, который  обо  всем знает.  Схватить  не

удалось, ищем всеми силами. Какие будут дальнейшие распоряжения?»  Сие

сообщение означало,  что сотовые  чары на  большие дистанции  пока  не

изобретены, раз  волшебники  пользуются гонцами.  Это  радовало,  как,