Шмяк - Терри Пратчетт

Записи Методии Плута было жутко читать. И нелегко, потому что они наполовину обгорели. И, помимо того, почерк у него напоминал траекторию паука на трамплине во время землетрясения. Этот человек, несомненно, был безумен как Мартовский заяц — он писал заметки, которые хотел сохранить в тайне от воображаемого цыпленка, а иногда бросал писать на полуслове, если ему казалось, что цыпленок за ним следит. Он, вероятно, являл собой весьма жалкое зрелище, пока не брался за кисть — работая, Плут успокаивался и будто озарялся странным светом. Вся его жизнь заключалась в огромном продолговатом куске холста.

Методия Плут: родился, написал знаменитую картину, решил, что он цыпленок, умер.

Поскольку у него совершенно точно поехала крыша, кто мог понять то, что он понаписал? Одна относительно лаконичная, хоть и зловещая, заметка официально считалась последней, поскольку ее нашли под его скорчившимся трупом. Она гласила: «Писк! Писк! Он приближается! Он приближается!»

Плут задохнулся, потому что у него был полный рот перьев. А на холсте еще не успела высохнуть краска…

Взгляд Ваймса привлекла запись под номером 39: «Я решил, что это путеводный знак, но он кричит ночью». Знак чего? Или, например, номер 143: «Темнота, в темноте, как звезда в оковах». Ваймс и это занес в блокнот. Он много чего записал. Но самой большой проблемой — или самым большим достоинством, как сказал бы какой-нибудь любитель тайн и загадок — было то, что все эти слова могли означать что угодно. «Создай собственную теорию». Плут умирал от голода и смертельно боялся цыпленка, который существовал только в его воображении.

«Все равно что гадать по облакам…»

Ваймс отодвинул заметки и уставился на аккуратный карандашный рисунок. Даже в уменьшенном виде картина ошеломляла величиной. Можно было пересчитать поры на носах у гномов. Сибилла педантично скопировала, в том числе, самые далекие фигуры, в полдюйма высотой. Воины размахивали топорами и дубинами, целились копьями, одни атаковали, другие отбивались, третьи завязывали поединки. На всем пространстве картины гномы и тролли были заняты свирепым истреблением друг друга, они рубили и кололи…

Ваймс задумался: чего недостает?

— Сэр Рейнольд, не могли бы вы мне помочь? — негромко позвал он, прежде чем случайная мысль успела ускользнуть.

— Что, командор? — Куратор заспешил к нему. — Признайте, леди Сибилла сделала просто великолепный…

— Да, да, очень красиво, — перебил Ваймс. — Но объясните мне… откуда Плут все это знал?

— Есть мно-ого гномьих песен о Кумской битве и кое-какие тролльи предания. Ну и не-екоторые люди тоже были свидетелями…

— Значит, Плут все это прочитал?

— Да. За исключением того, что художник нарисовал не ту часть долины, картина довольно таки точна.

Ваймс не сводил взгляда с битвы на бумаге.

— А кто-нибудь знает, отчего Плут нарисовал не то место? — спросил он.

— Есть разные теории. Возможно, его ввел в за-аблуждение тот факт, что после бу-ури большинство трупов оказались именно там. Также ту-уда снесло много деревьев, из которых гномы сложили погребальные костры. Но лично я полагаю, что художник просто выбрал более красивый пейзаж. Такие живописные горы…

Ваймс сел, глядя на рисунок и пытаясь разгадать его секрет.

Мистер Блеск сказал, что через пару недель все его раскроют. Но как?

— Сэр Рейнольд, что должно было случиться с картиной через пару недель?

— Мы-ы собирались выставить ее в новом зале, — ответил куратор.

— И что в этом такого особенного?

— Я же говорил вам, командор, — с легким упреком произнес сэр Рейнольд. — Это круглый зал. Плут всегда мечтал, чтобы его картину смотрели по кругу, как оно и выглядело на самом деле. Чтобы зритель оказался внутри происходящего.

«Я и так уже закопался глубже некуда», — подумал Ваймс.

— Думаю, куб рассказал гномам кое-что о Кумской битве, — сказал он отстраненно, как будто уже находился в Кумской долине. — Он дал понять, что его нашли в каком-то очень важном месте. Даже если Плут так не считал. Гномам была нужна карта, и Плут ее нарисовал, сам не сознавая того. Фред!

— Да, сэр?

— Гномы без зазрения совести повредили нижнюю часть картины, поскольку она не содержала ничего важного. Там одни только фигуры. А они склонны перемещаться…

— Командор, при всем к вам уважении, камни тоже перемещаются, — заметил сэр Рейнольд.

— Не важно… Не важно, насколько изменилась долина, картина все равно указывает путь, — твердил Ваймс.

И тут до него стало доходить…

— Но даже реки меняют со временем свое русло, и со склонов скатилось немало камней, — продолжал сэр Рейнольд. — Я слышал, теперь долина выглядит совсем иначе.

— И все-таки, — тем же задумчивым тоном произнес Ваймс, — картина не утратит своей ценности еще тысячи лет. Это не камень, не пещера и не овраг. Картина воплощает нужное место. Я могу указать его, если мне дадут булавку.

— Держите, — торжествующе ответил сэр Рейнольд, доставая булавку из-за лацкана. — Вчера я подобрал ее на улице. Вы, ко-онечно, знаете старую примету: если найдешь булавку, то весь день…

— Да, спасибо, — прервал Ваймс. Он подошел к столу, стащил картину на пол, сколол два конца вместе, поднял над головой получившийся бумажный цилиндр и накрыл им себя…

— Все дело в горах, — проговорил он. — Год за годом вы в музее смотрели на линию гор. А на самом деле это круг.

— Я знаю! — воскликнул сэр Рейнольд.

— Да, сэр, но, наверное, до сих пор вы этого не сознавали. Плут оказался в каком-то очень важном месте…

— Да. И это место — пещера, командор. Он постоянно упоминает какую-то пещеру. Вот почему люди искали вблизи гор. А действие на картине происходит прямо в середине долины, возле реки.

— Значит, там есть что-то, о чем мы еще не знаем! — воскликнул Ваймс, раздосадованный тем, что столь важное открытие оказалось пустяком. — Я выясню, что это такое, когда доберусь туда…

Вот. Он это сказал. Но он же знал, что поедет в Кумскую долину. Знал… с каких пор? Похоже, с самого начала. Но считал ли он так вчера? Сегодня утром? Долина представала перед его мысленным взором. Ваймс и Кумская долина! Он вдыхал ее воздух, слышал шум реки — холодной как лед…

— Сэм… — начала Сибилла.

— Нет, здесь нужно разобраться, — быстро сказал Ваймс. — Никакой дурацкий секрет меня не волнует. Меня волнует то, что граги убили городских гномов. Они полагают, что картина — это карта, которой можно воспользоваться. Поэтому они направляются в долину. Я еду следом.