На тревожных перекрестках - Записки чекиста - Станислав Ваупшасов

Тем большее недоумение вызвала у нас отмена сделанного ранее. В конце 30-х годов, буквально накануне второй мировой войны, партизанские отряды были расформированы, закладки оружия и боеприпасов изъяты. Ошибочность этого решения стала особенно явственной в 1941 году, с началом немецко-фашистской агрессии; но и в момент его появления на свет нам, участникам описанных мероприятий, уже было понятно, что оно принято в ущерб обороноспособности страны.

В те грозные предвоенные годы возобладала доктрина о войне на чужой территории, о войне малой кровью. Сама по себе, абстрагированная от конкретно-исторической обстановки, она, разумеется, не вызывала никаких возражений, имела ярко выраженный наступательный, победоносный характер. Однако проверку реальной действительностью эта доктрина не выдержала и провалилась уже в первые дни Великой Отечественной войны.

Не берусь утверждать, что заранее созданные, хорошо обученные и оснащенные партизанские подразделения смогли бы коренным образом изменить ход войны в нашу пользу. Это, конечно, утопия. Ленинизм учит, что партизанские силы являются вспомогательными и лишь способствуют успеху основных вооруженных сил страны.

Нет слов, шесть белорусских отрядов не смогли бы своими действиями в тылу врага остановить продвижение мощной немецкой армейской группировки, наступающей на Москву. Но замедлить его сумели бы! Уже в первые недели гитлеровского вторжения партизаны и подпольщики парализовали бы коммуникации противника, внесли дезорганизацию в работу его тылов, создали бы второй фронт неприятелю. Партизанское движение Белоруссии смогло бы быстрей пройти стадию организации, оснащения, накопления опыта и уже в первый год войны приобрести тот могучий размах, который оно имело в 1943-1944 годах.

Само собой понятно, что всего этого я не сказал тогда начальнику управления: времени у него было в обрез, он работал круглосуточно и спал урывками в комнате, примыкающей к служебному кабинету.

- Включи в отряд радистов, лекаря, переводчика. Обязательно найди уроженцев Минска и Минской области, с ними тебе легче будет завязывать связи с местным населением, партизанами, подпольщиками и подпольными партийными органами. Звать мы тебя будем...- генерал задумался над новой моей, седьмой по счету конспиративной фамилией.- Давай так: майор Ваупшасов станет майором Виноградовым,- предложил он.- Скромно и звучно. Идет?

- А нельзя ли покороче, товарищ генерал? Чтоб шифровальщикам каждый раз не проставлять лишних знаков в радиограммах. Все же четыре слога, десять букв.

- Короче так короче! - согласился начальник управления. Режем пополам и получаем безалкогольный вариант той же фамилии. Градов. Коротко, но веско: майор Градов! Ну как?

- Согласен, товарищ генерал, в самый раз.

- Тогда ступай, майор Градов, а я закажу тебе документы на это имя. Меня в донесениях будешь называть "товарищ Григорий", просто и по-домашнему.

Он ласково улыбнулся красными от бессонницы глазами. Тяжелая, смертельная усталость лежала на его интеллигентном лице, и я сквозь свою собственную усталость и нервную напряженность после европейских странствий впервые ощутил, какой неизмеримый груз лег на плечи моих соотечественников с началом войны.

Я тоже рвался в дело. Всю взрослую сознательную жизнь, с 1917 года, я беспрерывно находился в состоянии войны против старого мира. Редкие передышки сменялись новыми боевыми заданиями, и вот настало время самого решительного, самого отчаянного сражения. Профессиональные разведчики и кадровые военные поймут мое тогдашнее состояние нетерпеливого, знобящего ожидания опасности, риска, удачи.

- Желаю успехов, Станислав Алексеевич!

Генерал пожал мне руку, говоря еще какие-то бодрые и обнадеживающие слова, а в глазах у него была тревожная тоска и озабоченность.

В комендатуре я получил личное оружие - тяжелый маузер в темно-коричневой дубовой кобуре и сто пятьдесят патронов к нему. Надел его поверх гражданского костюма, вид получился нелепый. Снял, завернул в газетку и вместе с патронами уложил в чемодан, приехавший со мной из Европы. Штатский пиджачок мне осталось носить до завтрашнего дня, а сколько времени я проведу в обществе дальнобойного маузера, никто не ведал.

Из наркомата пошел домой, в Варсонофьевский переулок. Долго и безуспешно звонил у двери. Вышла соседка по лестничной площадке, подала мне ключи и сообщила, что жена с младшим сыном Маратом эвакуировалась на восток, а старший сын Феликс находится со школой в Рязанской области.

Вот она, жизнь чекиста. Долгие месяцы или годы скитаешься вдали от семьи, мечтаешь о встрече, о домашнем тепле, о детской улыбке, о ласке, а, приехав, застаешь пустую гулкую квартиру... Я вошел в нее с горечью и грустью. Все оставалось на своих местах, в дорогу было взято, очевидно, только самое необходимое, но без ребячьих голосов и заботливых рук жены квартира как бы лишилась души. На столе белела записка. В торопливых строчках Анна Сидоровна сообщала мне то, что я уже знал, но самое главное - адресов жены и старшего сына в ней не было. Они и сами не знали, куда едут, где будут, когда вернутся. Наверное, адреса еще пришлют, и скорее всего сюда, на московскую квартиру, однако неизвестно, дождусь ли я того часа, ведь скоро вместе с отрядом уйду в тыл врага, и начнется новый отсчет времени, в котором уже вовсе ничего не останется от мирного уюта немногих в моей судьбе спокойных лет.

Я побродил по пустой квартире, смахнул пыль с книг и учебников сына, вынул из чемодана маузер, разобрал затвор, снял излишнюю густую смазку, которая положена оружию во время хранения, привел его в боевую готовность, вставил обойму, также очищенную от оружейного масла, и лег спать. Усталость была так велика, что сон не шел. Нескончаемым серпантином вились воспоминания о семье, товарищах, испанской войне, европейских странах, белорусском подполье и бог знает о чем еще.

Рано утром я был на ногах, выбрит, затянут портупеей, в полевой форме, с маузером, висевшим у правого бедра. От вчерашнего элегического настроения осталась лишь глухая боль на дне сердца. Личные переживания уходили на задний план, освобождая место для забот иного рода. Я приступил к выполнению задания генерала Григорьева.

Отряд из 80 бойцов сформировал в сжатые сроки. Мы уже обсуждали, сколько самолетов нам понадобится для переброски за линию фронта, на каком из них полетит командир, как будем собираться после приземления и не перепутают ли пилоты партизанские ориентиры. Однако усложнившаяся военная обстановка изменила наши планы. Началась грандиозная битва под Москвой, страна бросила все силы на защиту столицы. Наш отряд влили в сверхштатный 4-й батальон 2-го полка Отдельной мотострелковой бригады особого назначения НКВД. Командовал бригадой полковник Михаил Федорович Орлов. Я получил должность заместителя комбата. Командиром батальона стал Николай Архипович Прокопюк, ныне Герой Советского Союза, с которым в 30-е годы мы готовились к партизанской войне и вместе были в Испании.