Тень кондотьера - Андрей Стерхов

Всю дорогу до дома Альбины, меня не отпускало ощущение, что в суматохе сегодняшнего вечера упускаю что-то важное. Вроде как должен был что-то вспомнить да за беготнёй не удосужился. Свербело во мне это, свербело, в конце концов, не выдержал, и как только припарковал машину у нужного подъезда, нашарил в бардачке Чётки Призора За Случайной Мыслью. Прикрыл глаза, отрешился на время от всего суетного и, отдавая понемножку Силу, стал перебирать щербатые нефритовые шарики.

Первым пришло на ум имя Михаила Афанасьевича Булгакова, а следом – название его превосходного романа "Белая гвардия". Поначалу, естественно, оторопь меня взяла. Причём тут "Белая гвардия"? Зачем мне "Белая гвардия"? К чему всё это? Потом только сообразил, что прошлой ночью никак не мог вспомнить, откуда приплыла в голову цитата про звёзды, которые и нас самих, и плоды деяний наших переживут. Вот, оказывается, откуда. Что ж, спасибо. Но явно не то. Мысленно отодвинув в сторону неактуальную уже тему, я вновь настроился и стал дальше нефрит по кругу гонять. Гонял-гонял, гонял-гонял и на исходе пятой минуты наконец-то понял, что так мучило исподтишка. Кортик. Вот что. Теперь я вспомнил, где и у кого его видел.

В прошлом году пришёл Улома в кабак Жонглёра как-то раз в парадной форме морского офицера. На ремне у него, как положено, кортик в ножнах висел, но почему-то не морской, а егерский. И теперь я мог поклясться, что кортик Уломы – брат родной тому, которым убили оборотня. Причём, брат-близнец. Как две капли воды они похожи. Держал я кортик Уломы в руках, рассматривал, запомнил рукоять роговую с тремя латунными желудями. И рукоять запомнил, и крестовину, закрученную в математический знак бесконечности. И щиточек с номером тоже запомнил. Что же касается клинка, так скажу: знатный у того кортика клинок. Из хорошей стали, с одним долом, однолезвийный. Почти на всю длину однолезвийный, только у самого острия с двух сторон заточен. И весь сплошняком покрыт травленым орнаментом на тематику псовой загонной охоты. Охотник, целящийся из ружья, помнится, там был. Псы ещё. А также бегущие олени и кабаны.

Вспомнил я всё это и покачал от удивления головой: час от часу нелегче. Неужели заместитель Архипыча каким-то образом в этом смертоубийственном деле замешан? Неужели это он оборотня прирезал? Неужели это он подзуживал несчастного Дыга? Нет, как-то не очень мне в это верилось. Чтоб Боря Улома и вдруг… Да нет, конечно, не может этого быть. Глупость какая-то. Глупость. Не способен Улома на такое лицемерие. У него ж душа нараспашку. Но с другой стороны… Факты – вещь упрямая. Разве много у нас в городе таких примечательных кортиков номерных? Об заклад готов был биться, что раз-два и обчёлся. И, кстати, о номере. Всё я вспомнил, кроме как раз номера. Попытался вновь обратиться к услугам Чёток, погонял ещё какое-то время нефрит по нитке, но – увы, впустую. Не удалось припомнить. Видать, я тогда, в прошлом году, на номер внимания не обратил.

Что ж, подумал, пряча Чётки в бардачок, будем разбираться. Будем выспрашивать, уточнять и проверять. Времена такие настали, что никому доверять нельзя. Никому. Что уж тут о старых приятелях говорить, если даже самому себе – если вспомнить, что Вуанг, это воплощённое наше подсознание, нынче натворил – нельзя доверять. И правильно, что ничего не сказал Уломе насчёт найденного у оборотня мобильного телефона. Повременим пока.

Вернув волшебные чётки в бардачок, я вытащил оттуда завёрнутую в носовой платок лапку того самого беркута и сунул её поглубже во внутренний карман пиджака. Тут же вновь вспомнил Михаила Афанасьевича, вернее его Азазелло с обглоданной куриной ножкой в кармашке вместо платка. Усмехнувшись невесело, подхватил обещанный Альбине торт, вышел из машины и, наведя на неё магическую защиту, направился к подъезду. Звонить по домофону не пришлось, со времени моего последнего прихода код не изменился. Вошёл внутрь без проблем и поскакал на четвертый этаж.

Отрыв мне дверь, Альбина сразу подставила щёку. Я наклонился, поцеловал её и протянул гостинец:

– Вот.

– Проходи в комнату, – принимая торт, сказала ведьма. – А я пока чай поставлю.

Лицо она нарисовать успела. И причёску поправила. Причёска, кстати говоря, была новой, такой я у неё ещё не видел: тёмные волосы, разделённые прямым пробором, падали на плечи свободными, но тщательно уложёнными волнами. Красиво. И в целом, не смотря на свой серьёзный возраст, выглядела Альбина по-прежнему здорово. И лицом – милая дамочка времён НЭПа, и формами – всё при ней. Оделась не на выход, кончено, по-домашнему, но со вкусом: какие-то мягкие бутылочного цвета штанишки и в тон светло-зелённая лёгкая блузка. Штанишки широкие, а блузка – наоборот. И верхние пуговки на ней – чик-чик, чтобы всё показать, ничего не показывая. А украшений никаких, кроме разве браслета в виде золотой цепочки. Как по мне, так вполне достаточно. Не люблю, когда женщина чересчур блестит и звенит при каждом движении.

Пройдя в гостиную, где пахло хорошими духами и раскалённым утюгом, обнаружил, что Альбина за те несколько месяцев, пока я у неё не появлялся, сделала добротный ремонт. В результате куда-то подевался старинный книжный шкаф, зато появились несколько белых металлических торшеров и новый ковер абрикосового цвета. Выглядел ковёр богато, наверное, денег ведьма моя дорогая за него отвалила прилично. А вот кресла и диван она менять не стала, правда обтянула их под цвет новых обоев светло-коричневым репсом в полоску. Смотрелись они теперь непривычно, по-новому, но всё равно я обрадовался им, как старым знакомым, и, кинув пиджак на одно из кресел, с удовольствием повалился на диван. Закинул руки за голову, вытянулся в струнку и прикрыл от блаженства глаза. Пролежи я так минут пять, наверняка бы уснул, но хозяйка вкатила в комнату десертный столик уже через четыре. Пришлось подниматься.

Разлив чай по чашкам, Альбина присела рядом и жестом показала на разрезанный торт. Дескать, давай приступай, раз притащил. Потом посмотрела на меня внимательней, что такое в выражении моего лица намётанным глазом углядела и спросила:

– Что за похоронный вид? Плохо себя чувствуешь, Егор?

– Угу, неважнецки, – сознался я, перекладывая аппетитно выглядящий кусок с вишенкой на свою тарелку. – Устал как шахтёр. Но это ещё ладно, а вот кошки на душе… Скоро дырку проскребут.

– А что стряслось-то?

– Не знаю даже, как сказать…

– Скажи, как есть.

– Скажу, конечно. Скажу, что ерунда вышла. По моей вине, Альбина, появилась в городе новая ведьма. Вот такой вот абзац.

Ведьма на секунду окаменела. Потом ожидаемо ахнула и пошла вставлять мне по первое число:

– Завалил всё-таки, мерзавец, девчонку? Не утерпел, негодяй? Позарился, злыдень? Позарился? Да? Позарился на сладенькое? Ух, ненавижу.