Черный феникс. Африканское сафари - Сергей Кулик

Сегодня эти «дома-замки» лежат в руинах. А стоящая на круглом красном холме «башня», гордо возвышающаяся над равниной, как выясняется при ближайшем рассмотрении, представляет собой не что иное, как поражающий своей лапидарной архитектурой храм: гладкие, сложенные из тесаного известняка стены, которые некогда венчал двойной ряд блоков, с простым геометрическим узором в виде зубцов. Последние и придают башнеобразный характер руинам знаменитого сабейского памятника Еха, сооруженного в V веке до н. э. Как и все южноаравийские постройки, храм поднят на высокий ступенчатый пьедестал-стилобат, что придает всему сооружению монументальность.

Именно под этим пьедесталом, сходным, по мнению многих исследователей, с подпорными стенами ирригационных плотин, что южноаравийцы повсюду строили у себя на родине, я и обнаружил Фрэна. Согнувшись в подземелье в три погибели, он мягкой кисточкой расчищал от песка какой-то керамический предмет, обещавший стать амфорой.

— Зачем было ехать в такую даль из Москвы для разговоров на древнеэфиопские темы, если там у вас есть возможность обсудить все с Юрием Кобищановым, — после обмена рукопожатиями с лукавой улыбкой проговорил Ф. Анфре. — Из-за его работ центр аксумологии скоро переместится отсюда далеко на север…

— Но, наверное, кое-что из того, что вам удалось здесь обнаружить, месье Юрий еще не знает?

— Последние сезоны не очень богаты находками, тем более сенсационными. Условия для археологических работ на плато Тигре сейчас не самые лучшие. Но если сложить воедино все то, что мне, Гезау Хайле-Марьяму, Гебре-Селассие-Кедану и другим коллегам удалось найти в Хаулти-Мелазо, Матаре, да и здесь, в Ехе, то, подытоживая все сделанное, я бы сказал: в аксумологии совершается подлинная революция. Прослеживается преемственность сабейской и аксумской цивилизаций. Когда-то мы спорили, насколько далеко зашла «африканизация» южноаравийского начала в Аксуме. В последнее время мне становятся все более очевидны самобытные кушитские корни культуры аксумитов.

— Здесь, в Ехе, это тоже прослеживается? — поинтересовался я.

— Раньше здесь были три церкви разных периодов, дававшие возможность наглядно видеть, как эволюционировала эфиопская архитектура. Одну из них, самую большую и, наверное, самую древнюю, разрушило время. От нее вон на том пригорке, видном отсюда, сохранились лишь остатки портика. Смотрите, вон за оливой — одна колонна, левее, подряд — еще три… Их создатели в качестве образца для подражания избрали не стволы деревьев, как это делали древнеегипетские и античные архитекторы. Они складывали свои колонны из плит, создавая каменные столбы, столь характерные для аравийской традиции.

Рядом, неподалеку от нее, стояла другая церковь, построенная уже в средние века, в классической аксумской традиции. Подобное соседство давало благодатную возможность сравнивать и сопоставлять… Однако в годы итальянской оккупации Эфиопии церковь была взорвана. Так что теперь мы можем судить о ней лишь по описаниям и зарисовкам, которые оставили нам классики аксумологии.

И вот, наконец, этот храм, где мы сейчас находимся, — продолжает Ф. Анфре. — Аксумитам была свойственна удивительная религиозная терпимость. В основе ее, как мне представляется, лежала преемственность между той религией, которую исповедовали создатели древнеэфиопской культуры, и христианством в том виде, каким его приняли аксумиты. Вам это может показаться неправдоподобным? Но я глубоко убежден, что христианами жители Аксума в значительной степени стали потому, что библейское учение мало в чем противоречило их традиционным культам. По этой причине, наверное, они никогда не рушили древние языческие храмы, а с помощью элементарных, минимальных переделок превращали их в христианские.

Именно это, как и повсюду на плато Тигре, и произошло с древним храмом в Ехе. Его стены сохранились практически такими, какими их выложили сабейцы. Аксумиты лишь пробили наверху, в восточной части храма, окно в виде креста. А под ним соорудили каменный алтарь, диаконник и бассейн для крещения.

— А теперь о религии, месье Анфре, — попросил я. — Вы затронули очень интересный вопрос о том, что преемственность сабейской и аксумской цивилизаций прослеживается даже в религии, что христианство аксумитов как бы вытекало из их ранних языческих культов.

— «Вытекало» — это очень удачный термин, — утвердительно кивая, заметил ученый. — Впервые на эту мысль меня натолкнули данные, полученные во время работы в Матаре. Это — один из шести известных нам аксумских городов. Он возник в III веке до н. э. и просуществовал целое тысячелетие. Городок небольшой, компактный, и поэтому его археологические слои читаются словно роман с многотомным продолжением. К первым годам возникновения Матары относится обнаруженный там архаический каменный обелиск с изображением астральных символов сабейцев: луны и солнца. Но надпись на обелиске — уже не южноаравийская, а древнеэфиопская. Затем был построен матарский храм — типично аксумской архитектуры. Но под плитами его залов похоронены то ли христианские священники, то ли языческие жрецы. Рядом с ними — черепки керамики, на многих из них уже есть кресты. Несколькими веками позже появляются и захоронения христианских монахов. Одновременно с ними были погребены какие-то светские лица, в могилах которых лежали черепки с языческими символами. И тут же — бронзовые бусы, осколки стеклянной вазы, редкостный для аксумских находок фрагмент скульптуры из слоновой кости. В общем — захоронение явно не рядового, а богатого человека. Но христианства он, если судить по черепкам, не принял.

О чем все это говорит, особенно если сопоставлять находки в Матаре с итогами работ археологов в других аксумских городах, с данными надписей на стелах, со свидетельствами античных и аравийских авторов? — как бы сам себе задает вопрос Ф. Анфре и тут же отвечает: — Да о том, что христианство в Аксум пришло не в одночасье, что народ крестили не в приказном порядке и что традиционные верования аксумитов долго и мирно сосуществовали с пришлой, лишь начинавшей набирать силу религией. Что это были за верования?

Узнать об этом мне, однако, в тот день не пришлось. К Ф. Анфре приехали представители местных властей — он давно ждал их, чтобы договориться о месте проведения новых раскопок. Поблагодарив ученого за интересный рассказ об Ехе и условившись о новой встрече, я вернулся в Аксум. Оставил машину неподалеку от Парка стел и пошел бродить по городу.

Если бы его улицы умели говорить, а каждый пожелавший того мог читать летопись древних камней, то прогулку по Аксуму можно было бы уподобить путешествию в мир исторической фантастики. Кто из современников, кроме нескольких десятков историков, знает, что полторы тысячи лет назад Аксумское царство считалось одной из четырех великих держав мира? Вряд ли многие ведают, что правители этой державы на равных разговаривали с Персией и Индией, а императоры Византии сами набивались им в союзники? Каждый ли поверит, что город Аксум своей роскошью и богатством поражал повидавших на своем веку путешественников, а аксумский порт Адулис, позже исчезнувший с лица земли, слыл крупнейшим торговым центром Востока? И кто не усомнится, прослышав, что некогда власть чернокожих ныгусэ этой африканской империи простиралась по обе стороны Красного моря, в том, что им была подвластна Южная Аравия?