1937. Трагедия Красной Армии - Олег Сувениров

Награжденный ранее орденами Ленина и Красной Звезды начальник Центрального аэрогидродинамического института (ЦАГИ) бригинженер Н.М. Харламов был арестован 9 ноября 1937 г. На заседании Военной коллегии Верховного суда СССР 29 июля 1938 г. его признали виновным в том, что он, якобы являясь активным участником антисоветской право-троцкистской террористической организации, с 1932 г. по день ареста занимался вредительством в области конструирования в том самом ЦАГИ, начальником которого он был, а также организовывал диверсионные акты, направленные к уничтожению самолетов. Дело дошло до того, что его признали виновным в организации катастрофы самолета «Максим Горький» и в участии в срыве перелета С.А. Леваневского через Северный полюс в 1935 и 1937 годах. В ходе предварительного следствия бригинженер Харламов был доведен до такого состояния, что не только «признался» во всех этих диких, состряпанных следователями НКВД обвинениях (и подтвердил свои показания в суде), но и оговорил многих своих сослуживцев (в том числе А.А. Архангельского, В.М. Петлякова, П. О. Сухого, А.Н. Туполева и других). Осужден к ВМН и в тот же день расстрелян. Реабилитирован посмертно 23 апреля 1955 г.121.

Упоминавшиеся выше комкор Ингаунис оговорил командарма 2-го ранга Алксниса, а также Берзина, Бокиса, Зонберга, Эйдемана122, а дивинтендант Петерсон «назвал» 16 человек, которых он якобы завербовал в антисоветскую организацию.

Иногда с подачи следователей оговаривали друг друга как бы в отместку. К делу командарма 2-го ранга М.Д. Великанова приобщена выписка из протокола допроса комкора И.С. Кутякова, в которой содержатся показания о Великанове. А Великанов, в свою очередь, оговорил Кутякова, а затем и командарма 1-го ранга И.П. Белова, армейского комиссара 2-го ранга А.И. Мезиса, комкоров И.К. Грязнова, Н.В. Куйбышева, В.Н. Левичева, комдивов С.И. Венцова, К.К. Рокоссовского123. Более 20 человек назвал участниками «фашистской шпионско-террористической, латышской организации» в своих вынужденных показаниях командарм 2-го ранга И.И. Вацетис124.

Вступивший в ряды РСДРП (б) сразу после Февральской революции Г.Д. Хаханьян находился в рядах РККА с момента ее создания и занима ряд ответственных командных и политических постов. Он побывал комиссаром стрелковой дивизии, командиром стрелкового корпуса, начальником политуправления Украинского военного округа, начальником военной группы Комиссии Советского контроля при СНК СССР, членом Военного совета. ОКДВА, занимал видное место в партийных и советских органах. И вот 1 февраля 1938 г. комкор Хаханьян арестован. Начинаются допросы. Комкор пытается удержаться от оговоров и самооговоров. Осенью 1938 г. его «на беседу» вызывает Л.П. Берия. О чем именно шла эта беседа, неизвестно даже руководящим функционерам НКВД, так как она велась на грузинском языке. И свои показания от 29 октября 1938 г. Хаханьян начинает со ссылки на указания Берии, лично предложившего ему дать подробные показания о неарестованном еще секретаре Комитета обороны при СНК СССР комкоре Г.Д. Базилевиче. По свидетельству расследовавшего дело Хаханьяна майора госбезопасности В.И. Бударева, до беседы с Берией Хаханьян о принадлежности Базилевича к заговору не показывал, а теперь вместе с ним оговорил и многих других. По делу Хаханьяна 9 февраля 1939 г. было вынесено специальное постановление о выделении материалов на 31 человека, «изобличенных» им как участников военного заговора и вредительства»125.

В различных документах НКВД СССР зафиксировано, что Маршал Советского Союза А.И. Егоров в показаниях в процессе предварительного следствия заявил: «в заговоре участвуют поголовно все командующие округов, кроме Блюхера…», а в собственноручных показаниях от 31 марта 1938 г. перечислил 60 известных ему участников заговора126. Армейский комиссар 2-го ранга М.П. Амелин на предварительном следствии признал себя «виновным» и назвал как участников заговора 63 человека127. В протоколах допросов командармов 2-го ранга А.И. Седякина и И.А. Халепского записано, что они назвали более чем по 100 лиц командного состава, якобы являвшихся участниками военного заговора128. Бывший заместитель начальника Управления по начсоставу РККА комдив И.Я. Хорошилов в судебном заседании Военной коллегии Верховного суда СССР 26 августа 1938 г. отказался от данных им ранее на предварительном следствии «признательных» показаний, заявив, что в процессе следствия он оговорил 120 человек, проходивших по его показаниям, когда в действительности он о существовании заговора не знал и сам в нем не состоял129.

Дело доходило до того, что иногда арестованные оговаривали даже своих родных, самых близких на свете людей. Бывали случаи, достойные пера Шекспира. 19 июня 1937 г. арестован командир 50-го артполка майор В.А. Самсыгин, а на второй день и его жена Т.В. Самсыгина-Вишнякова. Что там особисты делали с майором, установить пока я не мог. Но, судя по архивно-следственному делу, он, член партии большевиков с 1917 г., и на предварительном следствии, и в судебном заседании виновным в заговорщичестве себя признал и показал, что в военно-фашистский заговор он был вовлечен в декабре 1936 г. своей женой. Такое признание – прямо бальзам для следователей и судей. И уже 2 сентября 1937 г. приговорен к расстрелу майор Самсыгин, а 8 марта 1938 г. и его жена (специально (?!) подгадали под Международный женский день). Через два с лишним десятилетия оба полностью реабилитированы за отсутствием состава преступления129а.

Невольно возникает мучительный вопрос: как такое могло случиться? Ведь сегодня мы доподлинно знаем, что никакого военно-фашистского заговора в РККА тогда не было. Так почему же в большинстве своем безусловно люди неробкого десятка, не дрогнувшие в кровавых испытаниях Гражданской войны, искренне исповедовавшие законы боевой дружбы, вступили не только на путь самооговора, но и оговора других? Конечно же, из современного далека мы не сможем достаточно полно и исчерпывающе судить о всех причинах этого весьма печального явления. У каждого были свои обстоятельства. Когда-то Ганс Фаллада свой знаменитый роман назвал: «Каждый умирает в одиночку». Так и попавшие в застенки НКВД воины РККА решали судьбоносный для себя вопрос: «давать требуемые показания или держаться», «оговаривать себя или сопротивляться до последнего», «оговаривать своих боевых товарищей или жертвовать своей жизнью»? Каждый решал в одиночку.

Необходимо со всей силой подчеркнуть, что между самооговором и оговором других дистанция огромного размера. Если самооговор в несовершенных действиях – это преступление перед самим собой, перед семьей, то ложный оговор других, твоих вчерашних боевых товарищей, это уже преступление перед другими людьми, твоими фронтовыми побратимами, перед всем обществом. Но чтобы выработать более-менее обоснованное суждение по этому вопросу, нам необходимо внимательнейшим образом изучить все сопутствовавшие этим оговорам обстоятельства.

При господствовавшей тогда беспредельной власти органов НКВД требовалось незаурядное мужество и просто отчаянная смелость, чтобы открыто выступить с обвинением в адрес следователей особых отделов. И тем не менее такие смельчаки находились. И их было относительно немало. Один из героев Гражданской войны бывший командир 3-го кавалерийского корпуса комдив Д.Ф. Сердич на суде виновным себя не признал и заявил, что признавал себя виновным на предварительном следствии ввиду «тяжелых методов следствия»130.

Признавший себя «виновным» и назвавший большое число лиц, как участников заговора, бывший начальник политотдела 48 сд полковой комиссар П.Г. Тихомиров в собственноручном заявлении на имя наркома обороны СССР (дата не указана) писал: «…будучи арестован в июле 1937 года и зная об аресте ряда лиц нач. состава, ложно, панически, при больной психике, я оклеветал себя и других лиц начсостава и КОВАЛЕВА[37], дав под давлением следствия ложные и клеветнические показания о существовании троцкистской контрреволюционной организации в 48 сд – не будучи ее участником и не зная о ее существовании…»131

Таким образом, в архивно-следственных делах действительно содержатся «признательные» показания значительного большинства арестованных по делу «военно-фашистского заговора в РККА», в том числе и собственноручные. Причины такого довольно уникального явления в мировой истории весьма сложны и многообразны. Главное – многочисленные документы неоспоримо свидетельствуют, что все эти признания получены под непрерывным всеохватывающим давлением следствия, создававшим невиданно мрачную, по сути, безнадежную обстановку, когда чувствующие свою полную обреченность люди нередко переставали быть нормальными людьми.

Но и это еще не все. И, может быть, даже не главное. Огромное количество имеющих юридическую силу документов заставляют любого объективного исследователя прийти к выводу о том, что многое в этих показаниях не только недостоверно, но является фальшивкой в чистом виде, т. е. совершенно сознательно сфальсифицировано следователями НКВД.