Русские сумерки. Клятва трикстера - Олег Кулагин

Ага.

Вот и легкая вибрация подсказывает – моя цель близко!

А потом я улавливаю едва различимый аромат. Тот самый!

Пару лет назад встретил в Зоне сталкера, работавшего на одну крупную фирму – одет он был в точно такой бронекостюм. И точно так же пахла жидкость из системы охлаждения!

Там, у шеи, чуть ниже массивного шлема, есть небольшой раструб – оттуда воняет сильнее всего. Помню, мы много шутили по этому поводу. Мол, специальная система для отпугивания мутантов…

Делаю ещё шаг.

Едва не наступаю на упакованное в бронекостюм тело – оно слабо шевелится. Я ощупываю массивный нагрудник. И нахожу раструб!

Придвигаю к нему вплотную ствол лазерной винтовки, давлю спусковую гашетку…

Слабенькая вспышка озаряет тьму. Но тело окамовца отчаянно дёргается. И сразу затихает.

Вентиляционное отверстие – самое «хилое» место в американских бронекостюмах. Это мне ещё тот знакомый сталкер объяснил.

По запаху я нахожу и второго клиента…

Третьего…

Они малость очухались от контузии. Поднимаются и начинают вслепую палить из крупнокалиберных автоматов. Я чувствую это по вибрации, улавливаю во тьме едва различимые искорки выстрелов.

Пару раз пули задевают меня по касательной, обжигают кожу, вырывают клочья куртки.

Но я продолжаю своё дело.

Одного за другим ликвидирую «Неуязвимый» спецназ…

Говорят, есть такое китайское блюдо – улитки, запечённые в ракушках… Словно те улитки, враги жарятся в бронекостюмах, задыхаются, варятся живьём в кипящей системе охлаждения.

Наверное, я должен что-то испытывать?

Ведь там, под нанобронёй – скорее всего, не мутанты. Обычные люди…

Только я не ощущаю ничего – даже ненависть отгорела, обернулась чёрным пеплом. Я просто делаю опасную и трудную работу.

Чтоб жили мои товарищи и сестрёнка…

Чтоб моя девушка опять открыла глаза…

Чтоб сдохли опасные твари, возомнившие себя хозяевами Зоны, – сдохли все до единой! И плевать, что у них с набором хромосом! Плевать, какими они родились на свет.

Упыри – это не генетика. Это состояние души!

«Минус пять…»

Как там говорил Миха – не думать о несбыточном? Правильно, пусть поэты грезят. А я буду считать.

«Минус шесть…»

Счёт у меня большой. За отца, за всех погубленных трикстеров, за Вальку Кузнецова, за стариков Митрича, разорванных упырями!

И я буду вести эту бухгалтерию, пока хватит сил и фарта…

«Минус семь…»

Всё труднее отыскивать их в темноте.

Я выжидаю.

Есть! Слабый огонёк мелькнул, лицо обдало теплом – очередь прошла рядом!

Вот он где прячется…

Я крадусь, и в темноте касаюсь неровных бугров экзоскелета. Осязание – вот моё преимущество. Он-то ни хрена не чувствует в своём костюме – даже когда я нащупываю тот самый раструб вентиляции…

Поднимаю «лазерку». Наверное, всё-таки устал – потому что оружие неловко вздрагивает в моей руке. И я задеваю шлем спецназовца…

Мощный удар отбрасывает меня в сторону.

Отлетаю, ударившись головой. Вероятно, отключаюсь на минуту или больше.

Когда открываю глаза – четко различаю нависающий над собой силуэт фигуры в бронекостюме.

Я опять вижу! У меня кончается эффект затмения. А значит, скоро и окамовец сможет всё различать…

Или уже видит? Голова в шлеме с матовым щитком слегка поворачивается. Он делает шаг в мою сторону.

Я скашиваю взгляд. Где «лазерка»? Кажется, там что-то выглядывает из травы – метра за четыре от меня…

Я осторожно отползаю.

А он делает ещё шаг. Стрелять не собирается. Зачем? Я знаю, мускульное усиление работает. Одним движением он запросто может сломать мне хребет…

Я прыгаю к винтовке.

И не успеваю до неё дотянуться. Он хватает меня за куртку, легко, как пушинку, поднимает в воздух, хватает за шею и лицом разворачивает к себе.

Целых три секунды я, полузадушенный, болтаюсь, не доставая ногами до земли. А он внимательно изучает мою физиономию. Я помню, двоих им приказано взять живьём… Наверное, он ещё не очень хорошо видит после затмения…

Когда рассмотрит – просто чуть сильнее сожмёт пальцы!

Гулкий выстрел пронзает воздух.

Окамовец разжимает руку. Я падаю на траву.

Фигура в бронекостюме разворачивается. Посылает автоматную очередь в сторону дома.

Я ползу к винтовке, поднимаю её невыносимо тяжелый цилиндр… Всё расплывается перед глазами.

И шанс есть, только пока спецназовец ко мне спиной!

Но он не оборачивается.

Шагает к развалинам. А оттуда опять стреляют – короткими очередями по два патрона. Пули звякают о наноброню.

Окамовец двигает рукой. Длинная автоматная очередь взрезает стену, как нож…

Я вывожу куда надо пляшущую точку целеуказателя и давлю спуск.

Попал?!

Фигура спецназовца застывает, будто изваяние. Ещё несколько гулких выстрелов со стороны дома опрокидывают его на землю.

Я встаю и, пошатываясь, как пьяный, ковыляю к упакованному в броню телу.

Сажусь, шарю спереди под его шлемом – где там должна быть застёжка? Надо содрать с него эту «скорлупу» – содрать и убедиться, что я действительно его угробил!

Кто-то выпрыгивает из дома.

Я оглядываюсь.

Ага, вот и стрелок! Кид со своим мощным «носорогом» – даже сквозь дымку перед глазами я узнаю его высокую фигуру. Правое плечо перевязано, но, кажется, он – в порядке.

Опускается рядом. Совместными усилиями мы пытаемся снять шлем с окамовца.

– Стоп! – бормочу я.

Озираюсь, как в бреду. Восемь выстрелов. Восемь тел лежит на расколотом, поросшем травой асфальте…

А было девять! Мы – идиоты!

Поганое предчувствие сжимает сердце. Я вскакиваю:

– Назад, во двор!

Мы пролетаем дом насквозь.

И находим девятого.

«Неуязвимый» уже возле развалин трансформаторной – там, где прячутся наши: девочка, гражданский профессор и двое раненых.

Я устанавливаю тяжеленную «лазерку» на подоконник.

А уродливая фигура с буграми экзоскелета уже поднимает руку. Его автомат брызгает огнём, и короткая очередь вышибает осколки из стены трансформаторной.

Я нажимаю спуск.

Ослепительная вспышка отражается в росистой траве.

Он падает.

Я прыгаю через подоконник.

Тихо.

Опять тихо, словно затмение до сих пор действует.

И дождя нет…

Я хрипло спрашиваю:

– Все целы?

– Целы, – отзывается Часовщик.

– А ты… не ранен? – пугается Белка, рассматривая мою изодранную, запачканную кровью одежду.

– Пустяки…

Я подхожу к Насте.

У неё в ногах валяется скрюченное, высохшее, будто мумия, тело. Сейчас Миха не похож на пятнадцатилетнего, скорее – на древнего злого старика.

Пока мы воевали с «Неуязвимыми», всё кончилось…

Ботинком я отталкиваю его в сторону.

Осторожно касаюсь руки Насти. Она не реагирует. Хотя лицо не такое бледное.

Я тревожно над ней склоняюсь:

– Милая, просыпайся… Пожалуйста!

Её ресницы чуть колышутся. Она вздыхает и открывает глаза, смотрит на меня недоумевающе – будто правда спала.

– Идти сможешь? – уточняю я.

– Смогу, – шепчет тихонько.

И я помогаю ей подняться.

– Глеб, мне приснился странный кошмар…

– Это был не кошмар.

Она поворачивает голову и видит тело Михи.

Всё!

Мы собрали пожитки, упаковали научную аппаратуру. Через минуту отчалили.

Я и Часовщик несли перевязанного Ромку на носилках, сделанных из двух курток и раздвижных ножек от штативов аппаратуры. После «нанококтейля» ему стало лучше – даже разок пытался что-то сказать.

Я шепнул:

– Лежи спокойно, дружище. Выберемся и отвезём тебя в больницу…

По крайней мере, всё для этого сделаем!

Надо торопиться. Небо над центром города опять начало темнеть. Иногда оттуда долетал выматывающий душу гул.

Скоро опять начнётся выброс!

Есть и вторая причина волноваться… Подозреваю, ОКАМ отправил к Порталу не единственный отряд. В такой ситуации они должны были перестраховаться – выслать хотя бы ещё одну группу другим маршрутом…

Дождь то прекращался, то опять, вместе с ветром, налетал холодными влажными волнами.

У перекрёстка мы притормозили, обходя сверкающую нарядными искорками мясорубку.

– Идём на север? – уточнил Кид.

– Угу, – кивнул я.

Попытаемся пройти периметр тем маршрутом, что и они с Часовщиком. Миха о нём не знал. То есть и ОКАМ не знает.

Вышли на «чистую» улицу и ускорили шаг, насколько можно. Только все равно двигались слишком медленно. У Насти кружилась голова. Несколько раз останавливались – её тошнило. Она мучительно кашляла, выплёвывая коричневые сгустки запёкшейся крови.