Рассказы и повести (сборник) - Виктория Токарева

— А я? — спросила Чекрыгина.

— А ты девочка, — объяснила тетя. Села в машину и уехала.

На другой день после происшедших событий Севка сидел на кухне и ел рыбный суп, вылавливая светлые колечки разваренного лука, брезгливо развешивал их по краям тарелки.

Он ел и слушал, как мама разговаривала по телефону, сообщала всем знакомым и малознакомым о превратностях Севки ной судьбы. Она говорила одно и то же, меняя только имена людей, к которым обращалась, и отвечали ей тоже совершенно одинаково.

Видимо, сначала маме говорили «поздравляем», потому что она отвечала «спасибо». Потом желали «ни пуха ни пера», потому что мама отвечала «идите к черту». А потом, видимо, принимались завидовать, потому что мама успокаивала: «Ну, это еще не точно, это только кинопроба».

Обзвонив всех по первому кругу, мама пришла на кухню, села против Севки и стала смотреть, как он ест.

Севка ел, опустив лицо в тарелку. На голове у него было две макушки, — значит, две жены. Мама смотрела на эти две макушки, два водоворотика, вокруг которых вихрились золотистые Севкины волосы. Потом сказала:

— А я всегда знала, что в тебе что-то есть…

— Да? — Севка поднял голову.

— Я очень рада, что ты мой сын.

— И я тоже очень рад, что ты моя мама, — ответил Севка, и они посмотрели друг на друга, глаза в глаза, честно и преданно, как два товарища.

В дверях зашуршал ключ. Это из магазина вернулась Севкина бабушка, мамина мама.

— А нашего Севку в кино зовут, — сказала мама. — На главную роль.

Севка ожидал, что бабушка ответит то же, что и все: поздравляю, ни пуха ни пера, а потом начнет завидовать — почему именно Севке, а не ей выпал такой случай в жизни.

Но бабушка произнесла совершенно другую, очень странную фразу:

— Ломаете ребенку жизнь собственными руками.

— Почему? — удивилась мама.

— Потому что дети должны жить кал дети, а не играть в игры взрослых.

— Ты ничего не понимаешь! — сказал ей Севка.

— Почему это бабушка ничего не понимает? — строго одернула мама, хотя считала абсолютно так же, как Севка.

— Потому что она родилась в одна тысяча девятьсот тринадцатом году. У нее дореволюционное самосознание, — объяснил Севка.

Через два часа с работы вернулся Севкин папа. Он долго раздевался, потом долго мыл руки в ванной, потом сел в кресло и взял газету.

— Спроси: есть ли у нас новости? — предложила мама.

— Есть ли у вас новости? — спросил папа.

— Есть! — сказала мама и поежилась от счастливого нетерпения.

Папа открыл газету и стал читать статью с подзаголовком «конфликтная ситуация».

— Теперь спроси: «А какая же это новость, хотел бы я знать».

— А какая же это новость, хотел бы я знать? — повторил папа.

— Севку пригласили на кинопробу. На главную роль!

— А… — сказал папа. — Тогда дай поесть.

— Ты не рад? — удивилась мама.

— А чему радоваться? Думаешь, они одного Севку пригласили? У них таких, как он, — тысяча. Или две.

Мама посмотрела на папу долгим, каким-то дальним взором и сказала:

— Какой же ты, Павел, зануда. Даже обрадоваться не умеешь.

— Утвердят, тогда и будем радоваться. А то сейчас радоваться, потом огорчаться. Нашла себе работу…

— Вот и хорошо, — сказала мама. — Буду радоваться, потом огорчаться. Это и есть жизнь.

Севка не стал слушать разговор до конца, взял велосипед и отправился на улицу.

Шел проливной дождь. Дети, как куры, нахохлившись, стояли в подъезде.

Когда появился Севка с велосипедом, все на него поглядели, и Севка почувствовал неловкость. Эта неловкость помешала ему остаться в подъезде, и он вышел прямо на тротуар, будто тяжелый дождь не имел к нему никакого отношения.

Велосипед был большой, не по росту, доставшийся в наследство от выросшего родственника.

Севка перекинул правую ногу и, сообщив ей всю тяжесть тела, налег на педаль. Потом привстал и перенес тяжесть на левую ногу.

Дети стояли и смотрели, как Севка поехал, виляя приподнятым тощим задом. И всем вдруг показалось: именно так и следует проводить свое свободное время — кататься на неудобном велосипеде под проливным дождем.

Сначала им навстречу попался живой артист Тихонов, а следом за ним шел Пушкин — курчавый и тщедушный.

Севка снова дернул маму за руку, ждал, когда она сделает ему замечание, но мама была занята. Она все время заглядывала в бумажку, останавливалась и спрашивала: как пройти в производственный корпус.

Ей объясняли и показывали пальцем. Мама внимательно слушала и следила за направлением пальца, который вычерчивал в воздухе сложные геометрические фигуры. Потом кивала головой, и они с Севкой снова шли в никуда, и, казалось, этому кружению не будет конца.

Наконец им повстречалась очень хорошенькая девушка в расклешенных брюках и кружевной кофточке. Она взяла у мамы бумажку и отвела их с Севкой прямо по указанному в ней адресу. Потом улыбнулась и пожелала всего хорошего.

— Какой милый молодой человек! — похвалила мама.

Севка с удивлением посмотрел вслед и увидел, что это действительно был длинноволосый парень.

Севка и мама толкнули дверь и вошли в комнату.

Стены в комнате были завешаны картинками. Возле окна стоял стол с телефоном, а за столом сидела вчерашняя тетя. Севка думал, что она узнает его, вскочит и обрадуется. Но тетя посмотрела безо всякого выражения и сказала:

— Посидите немножко. Режиссер занят. У него совещание.

Мама села на стул. Севка вздохнул и, заробев, прижался к маминым коленям. Мама тихо дышала ему в ухо. Он слышал холодок от ее дыхания, и от этого ему становилось спокойнее и защищенное.

Когда Севка оказывался с мамой далеко от дома, он любил ее особенно сильно и чувствовал за нее ответственность.

Белая дверь распахнулась, оттуда выскочил человек с красным лицом.

— Пойдем!

Вчерашняя тетя подошла к Севке, отобрала его у мамы и повела за белую дверь.

Там тоже оказалась комната с картинками. Посреди стоял стол к креслами по бокам, а в кресле сидел режиссер и смотрел на Севку. Глаза у режиссера были синие, набиты огнями, как у веселого удачливого пирата.

Севке вдруг захотелось иметь такого родственника, чтобы видеться с ним часто, а еще лучше и вовсе от него не отходить.

— Ну, здорово! — режиссер протянул Севке руку.

Севка протянул свою, и они поздоровались крепко и коротко, как два мужика.

Севка сразу забыл и дом свой, и двор. Ему захотелось все бросить и отправиться с режиссером в пиратское плаванье.

— Присаживайся! — пригласил режиссер. — Тебя как зовут?

— Сева.

— А по отчеству?

— Всеволод Павлович.

— Ты хорошо учишься?

— Нормально.

Режиссер разговаривал с Севкой по мелочам о том о сем, не сводил с него обрадованных глаз. Севка расселся в кресле, и ему совершенно не хотелось уходить.

— А ты можешь плюнуть сквозь зубы? — неожиданно спросил режиссер.

Севка не заставил себя уговаривать. Он подвигал щеками и шикарно цыкнул в угол комнаты.

— Отлично! — похвалил режиссер. — Будем пробовать!

Севка снисходительно выслушал комплимент. Он был в классе на втором месте по плевкам и мог с любого этажа попасть в центр движущейся мишени.

— Ты когда-нибудь видел звероящера?

Перед Севкой, поставив локти на дощатый стол, сидела девчонка с остреньким личиком, похожая на белочку или на крыску. Ведь у белок и крыс одинаковые рожи, только хвосты разные.

— Конечно, — проговорил Севка. — Он живет у нас на даче.

— Чушь какая! Звероящеры давно вымерли.

Севка не нравился девчонке. Он это видел.

— Все вымерли, а наш остался, — сказал он.

— А у нас на даче болотистая местность.

— А чем вы его кормите?

— Папоротниками.

Севка говорил так искренне и делал такие честные глаза, каких, он знал, никогда не бывает у людей, когда они говорят правду.

— А почему его не берут в зоопарк? — резонно спросил режиссер.

— А мы его не отдаем. И он сам не хочет. Он у нас дом сторожит, как собака.

Режиссер верил и не верил.

— А ты не врешь? — усомнился он.

— Зуб даю! — поклялся Севка и вдохновенно плюнул в сторону.

— Отлично! — режиссер встал. — Мотор.

Перед Севкиным носом щелкнули доской о доску, пробормотали какие-то иностранные слова: «кадр», «дубль». Опять возникла крыска и ехидно спросила:

— Ты когда-нибудь видел звероящера?

Но Севке было уже безразлично — нравится он девчонке или не нравится, жарко в павильоне или холодно, видит его мама или не видит. Он только врал и выкручивался и под конец сам уже поверил в то, что у него на даче на веревке сидит звероящер.

Пузо у него огромное, хребет как забор, а голова маленькая. Мозгов мало.

Севка сидит перед ним на корточках и скармливает папоротники. Звероящер меланхолично жует, перетирая папоротники травоядными челюстями, грустно смотрит на Севку и медленно мигает тяжелыми веками. Ему обидно, что все его знакомые вымерли еще до нашей эры, дружить ему не с кем и никто его не понимает, потому что у звероящера доисторическое самосознание.