Рыбья Кровь и княжна - Евгений Таганов

Мирная долгая беседа, да еще в присутствии единородца-булгарина и дикейских жен вдали совсем смягчила суровых стариков.

— Пускай круг решает, — решил главный переговорщик, и болгары удалились назад за скалы, а Дарник с Калчу и знаменосцем вернулись к своему спешенному отряду.

Через полчаса прискакал молодой болгарин и сообщил, что круг разрешил ста словенам пойти в их селище. Рыбья Кровь отдал приказ двигаться всему войску. Когда появился новый болгарский воевода и закричал, что разрешено проходить только ста воинам, было поздно — все войско находилось уже в седловине между холмами, а сотни болгарских воинов оказались разрезанными на две половины. Больше всего опасности подвергались кони, не укрытые доспехами, они для лучников являлись совершенно беззащитными мишенями.

— Мы договорились со старейшинами о ночевке для всего войска, — уверенно заявил Рыбья Кровь воеводе. — Отведи нас туда, где мы можем стать на ночь.

Поколебавшись, воевода все же вынужден был уступить. В сопровождении вышагивающих с двух сторон лучников липовцы проследовали в сторону от главной дороги и вскоре оказались на широком чуть наклонном выгоне, окруженном с трех сторон дубовым лесом. С четвертой стороны был крутой горный подъем, по которому петляла узкая дорожка, заканчивающаяся каменными домиками, уступами лепящимися друг над другом. Никакой особой ограды у селища не имелось, да она и не нужна была. Достигнуть его можно было лишь по узкой дорожке. А на ее крутых извивах десять воинов спокойно могли отбиваться от тысячного войска. Приглядевшись, Дарник увидел еще несколько домишек много выше по склону горы — значит, где-то в горах имелся и другой выход из деревни.

Стан разбивали по ромейскому образцу из копий с повешенными на них щитами. На всякий случай князь добавил к ним десяток «гнезд»: камнеметов на треногах, обложенных мешками с землей. Палатки имелись только у хорунжих и сотских, рядовые воины постилали свои плащи прямо на землю, подложив под голову седла.

Рано утром войско разбудило блеяние и мычание — большое стадо овец и коров прошло прямо по их стану, вызвав всеобщую веселую кутерьму.

— Ваши овцы смелее ваших мужчин, — подначивали пастухов липовцы. Те делали вид, что не понимают чужеземцев.

Следом за пастухами сквозь стан прошли якобы за водой два десятка старух, зорко оглядывая «женихов». Князь послал к ним Сеченя, чтобы тот объяснил, как все будет происходить. Вскоре от ручья послышался веселый смех — старушкам предложенное «сватовство» явно понравилось.

Остальное шло уже по накатанной колее: боевые игры полураздетых словен, подношение кубков с ромейским вином прибывающим гостям, разговор со старейшинами о приданом. Зато огромная неувязка вышла с самими «невестами». Если в словенских зимних селищах никому даже в голову не приходило выдавать замуж одноглазых или хромых невест, то тут пожалуйста — добрая половина молодух состояла именно из таких страшилищ. Во второй половине мелькали тридцати- и даже сорокалетние вдовы, за чьи подолы держались двое-трое малышей.

— Что будем делать? — К Дарнику подошел расстроенный Сечень. — Может, это у них какая уловка? Откажемся, так нормальных девок приведут.

— Да нормальные давно замужем, — князь был озадачен не меньше хорунжего. — Видно, давно крепко не воевали, раз много своих мужчин. Объясни парням, что хоть десяток жен мы должны отсюда взять. Пусть лучше берут вдов с детьми, я потом им за детей сам доплату дам.

Как сказал, так и было сделано. Не десять, а все пятнадцать невест выбрали липовцы в качестве спотыкающихся и падающих бегуний. Горькое блюдо подсластили телеги-двуколки, выданные в качестве приданого, и то, что старейшины согласились дать своих провожатых, которые в дальнейшем послужили лучшими переговорщиками при передвижении во всей болгарской земле. Впредь липовцы действовали осмотрительнее, придумав специально такие игрища для «невест», которые могла выдержать только здоровая и ловкая молодуха.

Всего на пятисотверстный марш ушло почти два месяца. Под конец, когда весть о необычном войске широко распространилась, к ним посмотреть на веселую беготню стали приезжать болгары из дальних мест, некоторые даже привозили с собой вполне пригожих сестер и дочерей. В итоге походная колонна обогатилось сотней жен и повозок, вернее, сотней повозок и жен, так как повозки, особенно двухосные являлись подчас гораздо большей ценностью.

Наконец достигли Истра-Дуная, за которым лежала земля словен-уличей. В сто глоток рыдало и выло женское пополнение, прощаясь с сопровождающей его до пограничной реки родней. Высланные за Истр дозорные порадовали князя доброй вестью: заплати уличам нужную пошлину и свободно шагай в свой каганат. То же повторилось и на Днестре, и на Южном Буге, а вот на нижних берегах Днепра-Славутича сидела кочевая орда ирхонов, которая не изжила еще кровную месть и вовсю враждовала и между собой, и с теми, с кем им довелось долго соседствовать. В стан липовцев прибыли гонцы аж трех ирхонских улусов, утверждавшие, что именно им надо платить солиды за переправу, Пока они шумели и ссорились между собой, воины по приказу князя изготовили десяток плотов и спокойно начали переправляться на левый берег реки. Попытавшиеся было им помешать лодки ирхонов обстреляли из камнеметов. Средство оказалось весьма убедительным — просители золотых монет позабыли прийти за своей платой.

Оставалось каких-то сто пятьдесят — двести верст по жаркой августовской степи, и вот она, столица каганата Айдэр, а там уже рукой подать и до Липова.

Чем ближе к дому, тем чаще задумывался Рыбья Кровь. Как-то встретит его собственное княжество после полутора лет отсутствия? Как ни берег он воинов, а больше трех сотен их уже нет в живых. Неизвестна судьба еще тех двухсот липовцев, которых он раньше направил домой, но вряд ли все они могли в пути погибнуть. Зато никогда еще его войско не возвращалось со столь богатой добычей, а если еще учесть сундучок, закопанный возле Корчева, то вообще можно долго ни о чем не беспокоиться. Да, пожалуй, и самих бойников не скоро выгонишь еще в такой же поход. Основное достижение все же не в солидах. Знания, почерпнутые за эти полтора года, подороже будут стоить. Теперь он многое переделает в своем княжестве.

А что делать с Адаш? Как оправдаться перед Всеславой за стратигиссу Лидию, о которой непременно похвастают в Липове его болтливые гриди? Кого родила Всеслава? Если мальчика, то может статься, что княжна исхитрится лишить жизни его сыновей от Черны и Зорьки. Почему он думал о своей жене именно так, Дарник и сам не понимал, ведь никаких особых намеков на это не было. Ну отселила Зорьку с сыном подальше от Липова, но не убила же? И все же навязчивое нехорошее предчувствие не покидало князя.

Похожие мысли, видимо, приходили и хазарке.

— Ты не будешь заставлять меня прислуживать твоей княжне, как ты заставлял прислуживать Лидии? — спрашивала она.

— Кому скажу, тому и будешь прислуживать, — сердито отвечал он.

Адаш прятала довольную улыбку, его сердитость говорила ей больше, чем произнесенные слова.

Войско двигалось совсем расслабленно. Чем ближе к дому, тем воины больше превращались в простых смердов, тайком ощупывали золотые монеты в нашейных кошелях, в беспорядке содержали оружие, отлынивали, как могли, от ночных дозоров.

— Ты совсем перестал их наказывать, — упрекал Корней.

— Возьми плеть и накажи их сам, — предлагал ему Молодой Хозяин.

— Ну да, чтобы они мне по шее накостыляли? Ты же не заступишься!

— Тогда молчи и не суйся.

«С этой расхлябанностью надо действительно что-то делать», — подумал как-то вечером Дарник, сонно прильнув к прохладной спине Адаш.

— Слышишь? — пробудил его, кажется, почти сразу шепот хазарки.

Сначала это был глухой топот множества копыт, за которым вдруг последовал душераздирающий человеческий крик. Нападение, понял князь. Дернулся, чтобы выскочить из шатра, но Адаш с необычной силой вдруг пригнула его голову к себе. Его волос словно коснулась пролетевшая птица — это в шатер влетело легкое копье с необычным волосяным украшением.

Криками оглашалось уже все вокруг. Адаш отпустила его так же резко, как и пригнула. Схватив чужое копье, Рыбья Кровь выбрался в туманную предрассветную хмарь. По всему стану скакали и крутились, топча липовцев, чужие всадники в коричневых кожаных доспехах и шлемах с устрашающе разрисованными масками. Те, кто вскакивал, получали рубящий удар секирой или мечом. Всадники в масках были везде, насколько хватало глаз.

По заведенному порядку, пятая часть гридей ночевала в доспехах, чтобы быть готовыми вот к таким вот ночным стычках. Но сейчас в доспехах была вряд ли и десятая их часть. Надежные щиты, и те были развешены вдали по периметру стана. Впрочем, приобретенная выучка сказывалась: то там, то здесь завязывались рукопашные схватки. Все это Дарник замечал краем сознания, собирая не столько словами, сколько своим видом вокруг себя воинов. Один из арсов протянул ему нагрудник и шлем. Но с большей готовностью князь ухватился за лепестковое копье другого телохранителя. Как только вокруг собралась пара дюжин бойцов, Рыбья Кровь повел их вперед, стараясь добраться до ближайшего «гнезда» с камнеметом. Его воины, придя в себя, уже сами рубят и колют противника, однако всадников в масках все прибывает и прибывает. Кое-где появились сотские знамена, к которым стали пробиваться сражающиеся липовцы. Под руку попался чей-то трубач.