Картежник и бретер, игрок и дуэлянт - Борис Васильев

- Он погиб?

- Нет. Он исчез, когда русские заняли мой аул. Вы называете это зачисткой.

- Ты хотел украсть мальчишку Амирбека вместо своего сына?

- Вместо ничего не бывает. Я хотел получить за него тысячу рублей, чтобы выкупить своего Лечу. Верный человек сказал, что видел его у казаков в станице Червленой.

- Казаки крадут детей ради выкупа?

- Всякая война имеет две стороны. Кто-то делается богаче, кто-то - еще беднее.

Он сам предложил начало трудного разговора. Правда, случайно и бесхитростно, но я вцепился в него.

- Я дам тебе пять тысяч.

Беслан посмотрел на меня с укоризной. И расстроенно поцокал языком.

- У тебя - два желания, которые я должен выполнить. Два, - для убедительности он показал два пальца. - Ты дважды спас мою жизнь. Говори, что тебе надо, и не обижай понапрасну.

- У генерала украли жену, - решительно сказал я. - Почтенную женщину, мать двоих сыновей.

Беслан чуть пожал плечами:

- Какой-то мюрид очень хочет заслужить одобрение имама. Только женщина была не одна.

- Не одна?

- Две, - абрек опять показал два пальца. - Их увезли в Аджи-Юрт.

- Нам приказано освободить их. Проведи нас к Аджи-Юрту какой-либо незаметной дорогой.

Беслан отрицательно покачал головой и горестно вздохнул:

- Тогда мне не спасти своего сына.

- Почему?

- Потому что меня убьют, а кто же его выкупит?

Я молчал, лихорадочно размышляя, как мне убедить его. Он снова вздохнул. На сей раз виновато:

- Извини, я - твой должник. Но мальчик - последний мужчина в нашем роду. Извини.

Он уже тронул лошадь, но я придержал ее за повод.

- Ты сказал, что твой сын в станице Червленой? Я даю тебе слово, что найду его, если ты поможешь нам, Беслан.

Он помолчал.

- Я дал слово, Беслан.

- Это - твое слово или слово твоего генерала?

- Это - мое слово.

Он долго молчал, размышляя. Наконец решился:

- Сегодня после захода солнца - у переправы.

Чуть приподнял коня перед первым прыжком, отдал ему повод и понесся вниз по крутому обрыву.

Я не сомневался в его слове, о чем и доложил поручику.

- Но мои помощники не успеют вернуться, Олексин.

Они и впрямь не успели и - к своему счастью. Почти никто из того похода целым не вернулся, уж не говорю о погибших...

Моллер хмурился, но после обеда неожиданно подошло подкрепление: видимо, генерал все же помнил, что рота у нас далека от списочного состава. И своей властью снял из-под Пятигорска двадцать восемь стрелков, которых и привел к нам, во Внезапную, подпоручик Мздолевский.

Моллер очень обрадовался этому неожиданному везенью нашему. А я - даже вдвойне, потому что среди прибывших стрелков оказался мой давний знакомец по Москве. Пров Сколышев, заботливо обучавший меня солдатским наукам на гауптвахте.

- Рад тебя видеть, Пров. Как до Кавказа добрался?

- Широка Россия, Александр Ильич. Две пары сапог стоптал до самых до портянок.

Так у поручика оказался хотя и один помощник, да зато добрый малый. Этого было, конечно же, маловато для похода, и он негласно назначил вторым помощником меня, поручив командовать авангардом, а заодно и приглядывать за проводником. Если он, конечно, объявится на переправе.

Беслан появился, по брови замотанный черным башлыком. Я хотел представить его поручику, но он отказался:

- Я тебе служу, а не русским. Скажи, чтоб шли тихо и чтоб офицеры коней оставили там, где я оставлю своего.

Я передал это командиру роты. Солдаты обмотали тряпьем все, что только могло звякать или брякать, попрыгали для проверки перед Моллером, и мы наконец тронулись к аулу Аджи-Юрт.

Трудно было назвать тропинкой те ужиные изгибы вверх по крутому склону. Но Беслан вел уверенно, я шагал следом, за мною - десятка, отряженная поручиком в авангард, а уж потом - остальные. И этих остальных было семьдесят два человека. Восемьдесят три всего, если с нами вместе считать.

Перевалив через невысокий, но весьма крутой хребет, Беслан спешился.

- Дальше - пешком.

Он не стал привязывать своего коня. Просто что-то шепнул ему на ухо, и конь послушно отошел в тень. Но лошадей Моллера и Мздолевского привязать велел и сказал:

- За этой горой - сады. Там будете ждать. Я покажу, где прячут женщин, только Сашке, и уйду.

До границы садов мы добрались уже в густых сумерках: думаю, что абрек и вел нас сюда с этим расчетом. Шепотом предупредив поручика, чтобы не было никакого шума, кивнул мне, и мы беззвучно исчезли в безмолвном саду.

Беслан тенью скользил впереди, не задумываясь над тем, куда и как ставить ногу. На нем были мягкие кавказские сапоги, а на мне - грубые солдатские, и мне приходилось задумываться. Кроме того, стало совсем темно, и я скорее угадывал гибкий силуэт чеченца, чем видел его фигуру.

И неожиданно силуэт этот внезапно исчез. Я остановился, напряженно вглядываясь, ровнехонько ничего не заметил, но казематным, что ли, опытом определил, что сад кончился, потому что впереди было чуточку светлее. И понял, что Беслан прячется в кустах, чтобы не рисоваться на опушке. Осторожно прошел несколько шагов, заметил его и прилег рядом.

- Сначала смотри. Слушать будешь потом.

Я осторожно раздвинул кусты. Впереди тянулась узкая полоска баштана, за ним - невысокая ограда, сложенная из каменного сланца, за которой смутно виднелась глухая, без единого оконца стена дома.

- Я готов слушать тебя, Беслан.

- Вход один, с той стороны дома. На входе - часовой. Может быть, один, может быть - два. В доме - ваши женщины, но может быть и кто-то из чеченок. Тогда скверно, только решать - не мне. Я сделал свое дело?

- Да, Беслан. Спасибо.

- Теперь ты - мой должник, - мне показалось, что он улыбнулся. - Отходи тихо и всегда помни о кинжале за поясом.

Он исчез, бесшумно растворившись в темноте. А я помнил не столько о кинжале за поясом, сколько о чеченках, которые могли оказаться в доме, и не знал, как поступить. Они сразу же завопят, как только мы появимся на пороге...

Правда, для того, чтобы там появиться, необходимо убрать часовых. Однако они - наверняка мужчины, и нравственные затруднения наши начнутся не при входе...

Словом, я решил проверить, кто в доме и сколько их. В окно, конечно, не заглянешь, но можно услышать голоса, а по ним разобраться, что нас ожидает внутри. Пригнувшись, перебежал баштан и упал возле стены дома. Никто меня не окликнул, никто не заметил, но на этой стене тоже не оказалось ни одного окна. Я дополз до угла и осторожно заглянул за него.

Вдоль лицевой стороны дома тянулась узкая веранда. У двери, опершись спиной о косяк, сидела темная мужская фигура. Я долго всматривался и вслушивался, но никого более не обнаружил.

"Один, слава тебе, Господи. Но сколько может оказаться в доме?.. Даже одна чеченка - почти непреодолимое препятствие..."