Голубая Луна - Возвращение (ЛП) - Грин Саймон

Крашер сделал резкий, пренебрежительный жест. - Нет. Не называйте меня так. Я отказался от этого имени и всего, что оно собой олицетворяло, когда уходил. Я предпочитаю имя, которое дали мне придворные, чтобы оскорбить меня: Крашер. Я принимаю его, потому что оно соответствует. Он резко посмотрел на Стюарда. - Знаете ли вы, почему я был изгнан, покинул Двор моего отца и Полуночный Замок?

- Не думаю, что кто-то знает это наверняка, - осторожно ответил Стюард. - Ваш отец никогда не говорит об этом, а всем, кто мог бы знать, запрещено обсуждать это. Конечно, ходят слухи…

- Я был величайшим воином и полководцем, которого когда-либо знал Редхарт, - сказал Крашер. Голос его был совершенно спокоен, в нём не было даже намёка на хвастовство или гордыню. - Ни разу не потерпел поражения в битве. Победитель сотни пограничных стычек. Но я никогда не был… популярным. При всех своих победах я никогда не привлекал народ. Достаточно было встретить меня, чтобы понять, что что-то не так. Не так со мной. Они готовы были радоваться моим победам, моим сражениям, но только издалека. Видимо, мне не хватало… определённых человеческих качеств. И из-за этого я никогда не смогу стать Королём. Поэтому отец отослал меня подальше и выбрал Кристофа своим фактическим наследником, а все должны были делать вид, что меня никогда не существовало. Что у Короля Вильгельма было только двое детей. Он едва улыбнулся. - Не могу сказать, что я сильно скучаю по своей прежней жизни. Я был хорошим солдатом, это давалось мне легко, но я никогда не получал от этого особого удовольствия. Мне нравится быть отшельником. Наедине с книгами и своими мыслями.

- Вы… счастливы здесь? - спросил Стюард.

- Вы имеете в виду, не одиноко ли мне? Нет. Время от времени сюда приходят люди. Не потому, что они знают, кем я был, а потому, что в этих холмах существует традиция почитания отшельников. Видите ли, предполагается, что мы должны быть ближе к Богу, и поэтому можем что-то знать. Вот они и приходят сюда, тихо и скрытно, и оставляют у моей пещеры вещи. Еду, подарки. Просто потому, что считают это правильным. А иногда они оставляют небольшие послания, коряво написанные на клочках бумаги. Обычно они касаются philosophical или medical проблем. А я листаю свои книги и даю им доступные ответы. Никто из них никогда не пытается войти в мою пещеру. Думаю, они понимают, что это плохая идея.

- Король Вильгельм прислал меня с вопросом к вам, - сказал Стюард. - Он хочет знать, если начнётся война, вернётесь ли вы, встанете ли во главе его армии? Если он вызовет вас?

- Если он позовёт… тогда я приду, - устало сказал Крашер. - Но я не останусь. Я выполню свой долг, потому что часть меня всё ещё остаётся Принцем Кэмероном, старшим сыном Короля. Но он ничего не сможет сказать или сделать, чтобы заставить меня остаться. А теперь идите, Стюард. Пока я не убил вас за то, что вы нарушили моё драгоценное одиночество… заставили меня вспомнить то, что я так старательно пытался забыть.

Стюард повернулся и бросился бежать по тёмному туннелю, прочь из пещеры, обратно на свет. Дверь уже была рядом и ждала его. Дверь открылась, и Стюард вбежал в неё, словно за ним по пятам неслась стая волков; он бежал обратно в безопасное место, в Полуночный Замок, и к тому, что он понимал. Дверь тихо закрылась за ним и исчезла.

*

У Принца Кристофа, младшего ребёнка Короля Вильгельма, были свои личные комнаты, расположенные далеко от традиционных покоев Королевской семьи. Чем дальше он находился от отца, тем легче и комфортнее себя чувствовал, и он не сомневался, что его отец - Король чувствует себя точно так же.

У Кристофа была своя личная охрана, которая стояла у дверей его личных покоев, и никто никогда не попадал туда без заблаговременно отосланного письменного приглашения. Поэтому придворный Реджинальд Салазар подошёл к двери Кристофа с большей, чем обычно, тревогой. Он уже не раз бывал в личных покоях, в обществе Кристофа. Он ел, пил и веселился вместе с ним, а также с некоторыми его единомышленниками. Но впервые он пришёл к Кристофу без приглашения или хотя бы договорённости. Однако выбора у него не было. Он должен был поговорить с Кристофом.

Приближаясь к вооружённым и закованным в броню охранникам, он изо всех сил старался выглядеть спокойным и уверенным, как будто имел право находиться здесь, но это давалось ему нелегко.

Реджинальд был любовником, а не бойцом. Он умел интриговать и даже плести интриги, но всегда держался на расстоянии. Он остановился перед стражниками, задрал нос и обратился к ним самым аристократическим тоном.

- Вы знаете, кто я. Вы знаете, что Принц знает меня. Ему нужно увидеть меня сейчас. У меня есть срочная информация, которую он должен услышать. Если он узнает, что вы скрыли от него эту новость, он будет недоволен.

Более опытный из двух охранников посмотрел на него с сочувствием. - Да, я знаю вас, Салазар. Но вы знаете Принца. Вы знаете, что он скажет, что сделает, если мы его потревожим и он решит, что то, что вы хотите сказать, не важно или не срочно. Вы действительно хотите рискнуть?

Реджинальд кивнул, на мгновение остолбенев. Он знал, что Кристоф делал в прошлом. Но он не хотел, не мог отступить. Охранники отошли от двери, и Реджинальд шагнул вперёд. Он тяжело сглотнул и очень громко произнёс своё имя. Наступила пауза, а затем дверь сама собой распахнулась. Реджинальд вошёл внутрь и не оглянулся, когда дверь захлопнулась и закрылась за ним.

Реджинальд остался на месте, невольно нервно переминаясь с ноги на ногу. Он чувствовал, как холодный пот выступил у него на лице. Кристоф был его другом, больше чем другом, но его нельзя было беспокоить. Если вы не хотели проблем. Реджинальд до сих пор помнил, как его хороший друг Принц Кристоф воткнул ему нож в рёбра, достаточно глубоко, чтобы пустить кровь, только за то, что он сказал правильные слова в неподходящий момент.

А затем голос из глубины смежных комнат спокойно произнёс. - Очень хорошо, Реджи. Заходи. Но лучше, чтобы это того стоило.

Реджинальд быстро двинулся вперёд, прошёл через прихожую и попал в главную комнату Принца. В больших и открытых комнатах Кристофер держал экзотические растения и цветы, сотни эффектных сортов, которые были высажены на всех четырёх стенах и потолке. Пол представлял собой одну большую лужайку, искусно подстриженную и ухоженную. Первоначально эта комната и прилегающие к ней покои принадлежали старому Принцу Льюису, брату доброго Короля Виктора. (Льюис не был достоин и даже не был близок к тому, чтобы стать Королём).

Но Кристоф прочитал истории о том, как Льюис содержал свои комнаты, полные великолепных растений и необыкновенных цветов… и решил, что эта идея ему по душе. Поэтому он просто выгнал прежних жильцов и переехал сюда, потому что вы можете сделать что-то подобное, когда вы Принц, и начал превращать свои новые комнаты в один большой живой сад, новый зелёный мир, для себя.

Король мог отменить его решение. Он мог бы приказать Кристофу вернуть комнаты. Но поскольку комнаты находились очень далеко, а их обитатели не были кем-то важным, и пока Принц был занят своими новыми интересами, и не докучал Королю… Ничего не было сказано, и ничего не было сделано.

Комната напоминала джунгли, воздух был пропитан ароматами огромных, мясистых, отвратительной окраски цветов, которые, казалось, медленно наклоняли свои огромные головки вслед Реджинальду, когда он проходил мимо. В тени огромных лиан и разросшейся растительности, покрывавшей стены, что-то колыхалось. Реджинальд продолжал идти вперёд и обнаружил Кристофа в самой дальней из комнат, задумчиво стоящего перед мольбертом. Принц Кристоф был одет в традиционный рабочий халат художника поверх своей модной одежды, занятый работой над своей последней картиной. Ему нравились пейзажи. Но поскольку он никогда никуда не ходил, он писал сцены из своего воображения.

Эти большие и детально проработанные пейзажи всегда были очень красочными, дикими и величественными, обязательно наполненными людьми и событиями - но они никогда не были тем местом, куда хотелось бы попасть. У Кристофа было буйное, даже брутальное воображение, и сцены, которые он писал, всегда были наполнены чем-то, чему не было места в реальном мире. Кристоф услышал приближение Реджинальда и обратился к нему, не оборачиваясь, добавляя последний штрих к своему новому шедевру.