Настенька (СИ) - Элина Лунева

Данила бился, пытаясь вырваться и что-то крича. Даша что-то говорила ему в ответ и то и дело пыталась утянуть меня прочь. Кто-то из толпы что-то выкрикивал, кто-то плевался, кто-то издавал ехидные смешки. Звуки и голоса смешались вокруг меня в отвратительную какофонию. Народу становилось всё больше и больше, все с интересом наблюдали за происходящим. Подоспели и родственники пресловутой Любаши, с неприязнью смотревшие на меня. Я же стояла, привалившись к чужому забору, и беззвучно плакала.

И тут вдруг из толпы выскочила всклокоченная и разъяренная Матрёна.

— Это что же, люди добрые, такое делается? — заголосила женщина.

Все сразу притихли и посмотрели на неё.

— Где ж это видано, так над девкой издеваться? — закричала на родных Данилы подруга, указывая на меня рукой, — Ведь она одна одинешенька, сирота сиротинушка! Нет у неё никого, кто за неё заступится.

Подруга, потрясая в воздухе руками, с ненавистью посмотрела на Хворостовых.

— Живой душе могилу вырыли, ироды, — горестно провыла она, — Христа на вас нету, безбожники.

Вперёд выступил отец Данилы:

— Ты, Матрёна, иди куда шла, — примирительно проговорил он, — Это дело наше, семейное.

Женщина вспыхнула яростно:

— А ты мне не указывай! — снова взъярилась она, — Это дело общее, ежели сироту обижают. Да были б живы её отец с братьями, они бы с вас, иродов, ответ стребовали честь по чести. Но ничего, всё вам на судном дне припомнится, всё!

В толпе послышался одобрительный гул. Видимо многие были недовольны, и приняли правоту слов Матрёны.

Она обвела толпу зевак яростным взглядом и остановилась на побледневшей Любаше.

— А ты, шкыдра бесстыжая! — принялась распекать её женщина, — Нет у тебя ни стыда, ни совести! С чужим женихом легла. Видно мать твоя не научила тебя уму, разуму. Гляньте-ка, стоит тут скромная, глаза свои прячет бесстыжие. Что? Хороши ночки лунные?

Люба от обидных слов вспыхнула и побагровела.

— Ты за языком своим следи, — вступилась за Любашу женщина в цветастом платке, судя по схожести внешности, это была её мать.

— А ты меня не затыкай, — тут же ответила ей Матрёна, — Да пол деревни её бесстыдство своими глазами видело. Все её прелести рассмотреть успели. Тьфу!

— Угомонись, Матрена! — окрикнул её старший Хворостов.

— Я теперь ваш двор стороной обходить буду, семь верст в обход дам, — смерила она того презрительным взглядом, — И ты, Степанида, дорогу в мой дом забудь.

Женщина горестно вздохнула, с упреком посмотрев на свою дочь.

— Настя! Настенька! — снова послышался крик Данилы.

И это стало для меня последней каплей.

Что было потом, уже не помнила. Только рассеянно отмечала, как мелькают вокруг чужие лица и дома, затем деревья и кустарники. А ещё боль в груди. Давящая. Мучительная. Нестерпимая.

И вдруг… тишина. Нет никого. Только лес, далёкий щебет птиц, высокий песчаный утес и… озеро. Холодное, глубокое, манящее.

Глава 34

— Ох, дурная! Что удумала!? — громкий яростный крик заставила меня раскрыть глаза.

Надо мной нависал злющий блондин и усиленно тряс меня за плечи. Я лежала на песчаной косе возле озера, вся мокрая.

— Дурная! Какая же ты дурная! — снова закричал на меня он, а затем с силой прижал меня к своей груди и крепко обнял.

Мои веки снова закрылись, и я расслабилась в его сильных руках.

— Поцелуй меня, ветер, — попросила я его робко.

Он напрягся, помедлив немного, но затем наклонился и прижался своими твёрдыми губами к моим. Поцелуй длился не долго, и был странно-горьким.

— Что? — грустно усмехнулся блондин, глядя на меня усталыми глазами, — Не то?

Я промолчала, закусив губу, а потом решилась:

— Возьми меня, я буду твоей, — сказала я и тут же растерялась.

Очевидно, этого он никак от меня не ожидал, что даже на несколько длинных секунд завис, ошарашено моргая. Затем его лицо нахмурилось, брови сошлись над переносицей.

— В отместку себя предлагаешь? — рассердился дух ветра, — Отомстить ему хочешь? Ты за кого меня держишь?

Он уже хотел оттолкнуть меня от себя, но я не позволила, уцепившись за его руку и уткнувшись ему в плечо.

— Прости, — прошептала я, проглатывая слёзы, — И спасибо.

Он снова прижал меня к своей груди и тихо спросил:

— Зачем ты это сделала?

Мысли как-то рассеянно крутились в моей голове. О чём он? Что сделала? Он про озеро?

— Я не знаю, — честно призналась я, — Я вообще не помню, как тут оказалась. Меня словно привела сюда какая-то неведомая сила.

— Сила, говоришь? — раздражённо протянул ветер, и я почувствовала, как он весь напрягся.

— Только не говори, что это…

— Да.

— Водяной?

— Да.

— Но как? Я же была в селе, — недоумевала я.

— Он сделал это не один, — сказал он хмуро.

После этих слов парень поспешно поднял меня на руки, и направился в сторону деревни.

***

Прошло несколько дней, в течение которых я просидела дома под усиленным присмотром своей домовой нечисти и подруги Матрёны. В качестве добровольных сиделок при моей персоне периодически выступали сёстры Морозовы. Видимо девушки всерьёз беспокоились за моё психическое состояние, опасаясь суицидальных мыслей и намерений. Я не спорила и не сопротивлялась, видя их искреннюю заботу и доброе отношение.

Говорят, время лечит. Нужно только подождать, и со временем чувства притупятся. Не знаю, не уверена. Сейчас же мне было так же невыносимо больно, как и в тот злополучный вечер, когда я застала их вместе.

В прошлой жизни с подобной ситуацией мне помогла справиться работа. Я с головой ударилась в карьерный рост, компенсируя отсутствие счастливой личной жизни полученными материальными благами. Неужели я вновь повторила свою судьбу? Меня снова предал любимый человек, и я вновь, как и тогда, вынуждена склеивать себя по кусочкам, собирать части своего разбитого сердца и медленно сшивать раны.

Я продолжала мучиться, изводя себя мыслями и до последнего пытаясь понять, а возможно и оправдать поступок Данилы. Мне до сих пор не верилось, что всё это произошло на самом деле. Ведь он так хотел, чтобы у нас с ним всё было правильно, благопристойно, как положено. И это теперь не давало мне покоя, терзая и без того израненную душу. Меня он до свадьбы не трогал. А её? Почему её?

Меня не оставляла мысль, что Данила не был похож на падкого до чужих женских прелестей мужчину. Не мог он поддаться внезапному порыву и сиюминутному плотскому желанию. В голове такое не укладывалось, отчего становилось ещё хуже. Сомнения одолевали с новой силой. Но на смену им приходили воспоминания