ГРАС. Компиляция. Книги 1-8 - Никита Велиханов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вокруг все звенело и кричало. Те, кто не крутился около костра, стояли рядом и громко пели:
— Подай, Господи!
Тебе, Господи,
Порадеть, послужить,
Во святом кругу кружить,
Духа с неба сманить
Да в себя заманить!
Пели они все быстрее и быстрее... Виталий дышал часто-часто и чувствовал, как легкие его распирает от воздуха, а перед глазами начинают мелькать какие-то разноцветные пятна. И вот ему уже кажется, что он не вращается на месте, а стоит рядом и смотрит на себя, вращающегося, со стороны. Это я или не я? — думает Виталий. Его тело обретает невесомость, ему кажется, что ноги его уже не касаются земли, а сам он парит где-то невысоко над землей.
— Ай, дух! Ай, дух! Накатило! — раздается около самого уха, и Виталий слышит, как кто-то падает рядом с ним, пытаясь ухватиться за него руками, и начинает судорожно рыдать.
Виталий ощущает, как голова начинает стремительно увеличиваться, становится огромной, больше, чем все тело. Потом он с удивлением обнаруживает, что у него больше нет рук, он хочет пошевелить пальцами и не может этого сделать.
«Сейчас сдохну на этом месте», — проносится у Ларькина в голове. Он хочет остановиться, но у него не получается. Какая-то невидимая сила продолжает раскручивать его тело....
Потом какой-то толчок, свет. Виталий видит себя маленьким. Он очень хочет, чтобы мама купила ему игрушечную машину, но мама делать этого не собирается: она крепко сжимает Виталику руку и уводит его из магазина. Горькие слезы текут по его щекам, ему кажется, что это самая большая обида в его жизни... Кино прокручивается перед глазами Ларькина так ярко, что он с трудом успевает понять нереальность картинки.
Опять толчок, яркий свет... Виталий стоит с огромным букетом белых цветов в руках. Перед ним Ирина Сергеевна.
— Не нужно больше ничего, — тихо говорит она. — Ты очень славный, и мне с тобой было очень хорошо, но, понимаешь, у меня есть муж, и я его очень люблю. Прости меня… Но мы не должны больше встречаться... У тебя всё ещё будет. Ты встретишь замечательную девушку...
Виталий чувствует, как холод начинает пронизывать всё его тело. Ему хочется кричать от боли и беспомощности... Он бросает белые цветы на пол и уходит, хлопнув дверью...
Эта картинка медленно отлипает от глаз и неподвижно зависает в воздухе. Виталий рассматривает её, как фотографию, потом дует на неё, и она растворяется в темноте.
Ему становится удивительно легко. Он перестает ощущать свое тело. Его нет. Виталий — это не груда мяса и костей, а только воздух, ветерок, который веет, где хочет.
Виталий уже не слышит того, что происходит вокруг него. Голоса замолкают, весь мир исчезает, вернее, не исчезает, а растворяется в Виталии, и он растворяется в нем. Он летит, летит куда-то сквозь темноту и видит впереди яркий свет...
***
Астрахань, 9 июня 1998 года.
Борисов постучал в знакомую дверь. В доме что-то грохнулось, и на пороге тотчас появился Кузнецов, как всегда, растрепанный и улыбающийся.
— Ну-с, как ваши поиски?'
— Спасибо. Вот, возвращаю книги. Вы и Ольга Святославовна очень мне помогли.
— Ну, что? Сейчас чайник закипит, и будем завтракать. Я яичницу приготовил.
— Это чувствуется, — с улыбкой отметил Борисов, вдыхая запах горелого белка.
Кузнецов, виновато всплеснув руками, стремглав бросился на кухню, там снова что-то загремело, и, похоже, разбилась тарелка.
Сидя за столом и с усилием соскребая со сковородки пригоревшую яичницу, Борисов, кашлянув, обратился к Кузнецову.
— Валентин Евгеньевич, я, собственно говоря, вот о чем хотел с вами поговорить...
— Слушаю вас, — Кузнецов перестал жевать и с вниманием посмотрел на Борисова.
— Дело в том, что в Митяево я поехать, наверное, уже не смогу.
— Я вас понял. Вы хотите, чтобы я поехал?
— Вы угадали. Сможете?
— Конечно. У меня сейчас отпуск. Когда ехать?
— Я думаю, завтра... У вас ведь в Митяево родственники? Так вот, остановитесь у них. Узнать, где квартируется Виталий, я думаю, не составит труда. Зайдете к нему и расскажете, что со мной случилось. А ещё лучше, я записку напишу. Передадите, и всё. Согласны? Дорожные расходы я, естественно, оплачу.
Кузнецов кивнул головой и пошел за чайником.
Борисов должен был прибыть в Митяево ещё вчера, и Ларькин теперь, не находя его, конечно, уже стал волноваться. У Юрия Николаевича была рация, но, во-первых, на таком большом расстоянии она все равно бы не действовала, а во-вторых, во время драки ей сильно досталось — пластмассовый корпус был разломан и из него во все стороны торчали разноцветные провода. Хлипкая техника. Нужно будет сказать Ахмерову, чтобы усовершенствовал, довел до прочности милицейской дубинки. Ларькин, конечно, и один там справится, потому как мужик он толковый, но сообщить ему о случившемся всё-таки не мешает.
— Николай Юрьевич, вы чем теперь заняться думаете? — спросил Кузнецов, разливая чай.
— Не знаю. Нечем мне особенно-то заниматься. Может, бумаги, которые вы мне дали, ещё раз перечитаю...
— Я вот о чем подумал. Оленька мне сразу после вашего отъезда кипу книг принесла — как знала, что вы ещё раз появитесь. Книжки об истории сектантства в России, методики каких-то психотехник... В общем, если вам интересно, вот эта минибиблиотека, и читайте на здоровье. Оленька уверяла, что эти книжки смогут вам помочь. — Кузнецов полез в книжный шкаф и вынул оттуда довольно приличную стопу.
Борисов книгам очень обрадовался — чем больше информации, тем лучше. Тем более что практической пользы от него сейчас никакой. Юрий Николаевич допил чай, помог Кузнецову убрать со стола и, предвкушая интересное чтение, завалился на диван с книжкой Станислава Гроффа в руках.
***
Митяево, июнь 1998 года.
Виталий попробовал закрыть глаза, потом снова открыл. Нет, сколько ни моргай, свет не исчезает. Свет везде: и вокруг Виталия, и в нем самом. Нет ни
