Снобы - Феллоуз Джулиан

– Ты счастлива? – медленно произнес он, зная, что эти слова будут для нее разрешением вернуться к нему, снова войти в его жизнь.

И, услышав их, Эдит поняла: ее помиловали. Несмотря на все трудности с Саймоном, со свекровью, с газетами, с луной и звездами, она может теперь снова стать женой Чарльза, если захочет. И нет ничего удивительного, если учесть все обстоятельства, что она этого хотела. На секунду Эдит чуть не стало плохо от облегчения, но так как ей не хотелось показаться слишком нетерпеливой, она выждала минуту и потом заговорила, намеренно подчеркивая момент многозначительной паузой. Убедившись, что они оба с нетерпением ждут ее ответа, она осторожно подняла заплаканные глаза и сказала:

– Нет.

Эпилог

Smorzando

Насколько я помню, когда месяцев через семь после примирения с мужем Эдит родила дочь, особых разговоров не последовало. Конечно, многие, особенно ее мать, вдоволь порассуждали о том, как их застало врасплох, что Эдит разрешилась от бремени так ужасно рано. Честно говоря, миссис Лавери несколько переиграла, настаивая, что просидит в больнице всю ночь из-за опасности преждевременных родов, что, естественно, послужило материалом для двух-трех анекдотов, рассказанных за ужином, но никто ничего не имел против. Вот такие старые песенки на новый лад до сих пор поются в Обществе в таких случаях, и меня это порядком умиляет. Это скорее традиция, чем ложь, и вреда от нее никакого. Важно, что родилась девочка, и потому никаких недоразумений в будущем не предвиделось.

Даже леди Акфилд, обычно такая осторожная, не сдержалась и выдала свои чувства, что бывает с ней крайне редко.

– Мальчик или девочка? – спросил я, когда она взяла трубку.

– Девочка, – ответила она. – Какое облегчение! – И тут же добавила, но все-таки недостаточно быстро: – Они обе чувствуют себя очень хорошо.

– Да, это облегчение, – поддержал я, включаясь в игру.

Не имело смысла винить ее за то, что она осталась верна предрассудкам ее класса. Раз младенец не мог унаследовать великолепный и несравненный Бротон благодаря тайным законам высшего сословия, которые даже мистер Блэр, сколько бы ни трубил о правах женщин, не счел нужным менять, он уже не представлял опасности и мог жить спокойно. Так как все трое родителей были светловолосые и голубоглазые, у девочки не было шансов оказаться «не той масти», и до сих пор она ни в чем как будто особо на Саймона не походит, пусть он и продолжает, естественно, считать, что это его ребенок, хотя в таких вещах никогда невозможно быть уверенным полностью. По крайней мере не прибегая к анализу ДНК, на что ни один из тех, что значатся в «Дебретте», не пойдет ни в коем случае – из страха перед тем, какие открытия это может сулить. Однажды некий гостивший в Бротоне иностранец, не знакомый с великолепной максимой времен короля Эдуарда – о том, что не стоит «обсуждать, на кого похож чужой ребенок», – спросил меня, не думаю ли я, что она пошла в Чарльза. Может, мне и показалось, но в комнате на мгновение как будто стало тише. Я кивнул:

– Верно. Она совсем не похожа на Эдит.

Чем заработал особенно теплый взгляд своей хозяйки. Самое забавное, что когда я получше присмотрелся к малышке, которая как раз училась ходить, то заметил: она и в правду в чем-то с ним схожа. Хотя, возможно, это были не черты, а скорее выражение. Может показаться странным, но с годами Чарльз настолько полюбил эту девочку, что младшие дети жаловались, будто он во всем ей потакает. И еще меньше логики в том, что постепенно она стала любимой внучкой леди Акфилд. Это только подтверждает старинную поговорку о том, что чужая душа – потемки. В любом случае, спустя всего чуть больше года леди Бротон родила второго ребенка, на этот раз мальчика. В честь нового виконта Нютле жгли костры и устраивали чаепития в Норфолке и Суссексе, и, по чести сказать, всех уже совершенно перестало волновать, кто именно был отцом маленькой леди Энн.

Кэролайн действительно развелась с Чейзом. Все было сделано тихо, безо всякой желчности и, должен признать, с большей элегантностью, чем я мог ожидать от Эрика. Он недолго оставался один. Через полтора года он уже женился на дочери невероятно богатого промышленника из Чешира, некоей Кристине. Они значительно лучше подходили друг другу, чем с Кэролайн. Во-первых, она разделяла честолюбие Эрика и преследовала его цели не менее страстно, чем если бы они были ее собственными. И очень скоро, конечно же, переняла их полностью. Мне как-то случилось встретить их обоих в Аскоте вскоре после свадьбы, и, должен сказать, она мне понравилась. Кристина была полна энергии, и во многих смыслах с ней было значительно проще поладить, чем с Кэролайн, хотя она уже и заразилась от Эрика его нелепыми взглядами. Помню, она сказала что-то про «наших людей», имея в виду, как я понимаю, некое эксклюзивное сообщество, к которому они принадлежали. Для Эрика это была, наверное, просто манна небесная, ведь все время его первого брака ему ежедневно напоминали, что существует круг избранных, к которому ему никогда не суждено принадлежать.

Он раздраженно рыкнул на меня в знак приветствия, но я не обиделся. К тому времени я уже простил Эрика за былые оскорбления, да и вообще, взрослея, приобретаешь некоторую свободу и уже не обязан не любить людей только за то, что они не любят тебя. В конце концов, у него было на то некоторое право: леди Акфилд не делала секрета из того, насколько ей неприятна его компания, и довольно умышленно, полагаю, использовала меня, чтобы это продемонстрировать.

– Ты с ними со всеми, наверное, еще видишься? – спросил он, когда его жена закончила обсуждать их новую кухню от «Поггенполь».

Я кивнул:

– У нас теперь ребенок, так что немного реже, чем раньше. Но да, я с ними вижусь.

– И как, нашей дорогой Эдит нравится ее работа? – Было несложно понять, почему он с таким раздражением говорил о той, что еще держалась в седле, из которого он давно вылетел.

– По-моему, да.

– Держу пари. А как поживает дорогая Гуджи? – Он прошипел это имя сквозь зубы, и я вспомнил, с какой неприязнью произносила это же самое имя Эдит незадолго до того, как вернулась в семью. Но для нее-то это имя теперь снова стало не более чем именем. – Хотел бы я знать, что моя дорогая экс-теща думает о последних событиях.

– О, я бы сказал, она вполне довольна, так или иначе, – ответил я так, будто действительно думал, что его это может волновать, мы кивнули друг другу и разошлись.

Пока я шел к Аделе, чтобы вместе с Луизой отправиться пить чай на королевскую трибуну, я еще раз прокрутил в памяти свои слова и пришел к заключению, что не сказал ничего, кроме правды. Конечно, появление детей все изменило. Если у вас двое детей до четырех лет, то вы будете уставать до изнеможения, но скучать вам точно не придется, особенно учитывая, что Эдит, ошеломив свекровь, не стала нанимать правильную, норлендскую няню, и за детьми присматривали по очереди несколько разных нянь из Австралии и Португалии. Очаровательные девушки, все до единой (или почти все), но ни одна из них не обладала той силой характера, что позволила бы ей объявить детскую своими владениями и устанавливать там свои порядки. Я счел это мудрым решением и с удовольствием отметил, что Чарльз тоже так думал.

Но вот что обо всем этом думала леди Акфилд… Нужно слишком пристально следить за чужой жизнью, чтобы узнавать ответы на такие вопросы, уж точно значительно пристальнее, чем я. Как я и предвидел, после возвращения Эдит мы уже не были такими друзьями, как раньше. Хотя я и не оставил надежду когда-нибудь вернуть себе положение придворного фаворита. Бедная женщина, она позволила себе помечтать в отсутствие невестки, и воображаемая жизнь, где она представляла будущей хозяйкой своего дома Клариссу или кого-то из ее товарок, подарила ей прекрасные надежды, которым не суждено было сбыться. По иронии судьбы, ее мечты не были так уж далеки от фантазий презираемой ею миссис Лавери. Леди Акфилд тоже видела себя дорогим другом семьи своей невестки. И две бабушки могли бы ужинать вместе, а потом, например, посетить какую-нибудь выставку… Ей нелегко было смириться с возвращением Эдит, и не в последнюю очередь потому, что, пока та пропадала неизвестно где, маркиза позволила себе редчайшую поблажку – признаться самой себе, что она чувствует. Хуже того, она доверила эту тайну не только себе и мужу, что и так было бы уже слишком, но и мне, не имеющему к семье никакого отношения, и тем самым дала мне в руки оружие. Леди Акфилд это понимала. Отныне каждый раз, произнося «наша дорогая Эдит», она рисковала, что я могу взглянуть ей в глаза и выдать ее самой себе. Я не собирался делать ничего подобного, но сама подобная угроза значительно охладила наши отношения. Я сожалел об этом, да и сейчас сожалею, но делать с этим было нечего. Между тем мы с Аделой гостили в Бротон-Холле довольно регулярно.