Песня чудовищ - Анастасия Александровна Андрианова

В другое время Ружан бы усмехнулся – конечно, непременно усмехнулся бы! Посмотрел бы на неё колко своими льдистыми глазами и сказал бы что-то такое, отчего разум Михле обожгло бы стыдом, а сердце, напротив, согрели бы золотистые смешинки. Но в этот раз он отвечал коротко, через силу, будто каждое слово застревало в горле сухим царапающим комком.

Михле сделала шаг вперёд и замерла. Силуэт царевича шевельнулся, будто Ружан хотел встать, но двигался как-то странно: качнулся в сторону и остановился, опустив голову. В темноте было трудно различить, но Михле показалось, будто одной рукой Ружан держится за грудь.

Отбросив сомнения, она преодолела оставшееся расстояние несколькими торопливыми шагами. И вовремя: Ружан медленно осел на пол, едва не упав прямо в руки Михле. Она ахнула, подхватывая его за плечи.

Наконец-то лицо Ружана развернулось к свету, и Михле едва сдержала возглас. Порез на щеке до сих пор сочился кровью, от раны тянулись уродливые тёмные разводы, кое-где щерясь мелкими выбоинками язв. Остальная кожа была покрыта пятнами, словно полотенце, на котором давили чернику. Под расстёгнутой рубахой виднелись умело наложенные повязки, которыми заменили платок Михле. Кожа царевича была горячей на ощупь.

– Я тут бессильна, – всхлипнула Михле, усаживая тяжёлого, неповоротливого Ружана на скамью. – Зовите лекарей со всей Аларии. Может, даже из Стрейвина. Я вас предупреждала, не стоило заигрываться с чароплодами. Что же вы меня не послушали!

Ружан кашлянул и вытер рот. Его губы кривились, но не в улыбке – в болезненной гримасе.

– Если бы не яблоко, я был бы уже мёртв, не так ли? Стрелы пронзили бы меня насквозь. Как вы думаете, Михле, лучше быть живым или мёртвым?

– Но вам стало только хуже от яблока! Да, оно защитило от стрел, но… вы посмотрите на себя!

– Теперь я слишком уродлив для вас?

– Ружан!

Она вскрикнула и едва не зажала себе рот – дерзнула обратиться к будущему царю просто по имени.

– Никому не говорите о том, что вы увидели, – хрипло зашептал он. – Обещайте, Михле. Никому. Если часть войска уже предала меня, разделив вероломный план Военега, то, узнав о моей слабости, остальные тоже могут переметнуться. Для всех я просто ранен, но скоро пойду на поправку. Рагдай отвечает, что стреляли издалека и не слишком метко, потому стрелы не нанесли мне серьёзного вреда. Но мы-то с вами знаем, в чём тут дело. Яблоко. Раз вы тут, то останьтесь рядом. Я не стану пускать к себе слуг. Только вас и Рагдая. Слуги слишком болтливы, как сороки. И падки на золото. Вам же… я заплачу всё, что должен. На тот случай, если мне всё же осталось недолго.

– Ружан Радимович… Не говорите так.

– Обещайте, Михле.

– Я обещаю. Но вы должны беречь себя. Скоро ваша коронация. Отчего не позвать лекарей?

Ружан хохотнул, и из тёмного угла послышался скулёж. Михле вздрогнула, но тут же облегчённо выдохнула: там оказалась всего лишь борзая Тучка.

– Знали бы вы, сколько их прошло через покои отца. Когда я был ребёнком, новый лекарь приходил каждые несколько дней. Мать ещё была жива… Она беспокоилась за отца. Тогда он был почти здоров, лишь изредка жаловался на слабость и следы по всему телу. Они быстро проходили сами, иногда – с помощью нехитрых снадобий. Но чем старше я становился, тем больше лекарей крутилось во дворце. Они предлагали свои чудеса: порошки из голубиных сердец, сушёные кроличьи лапы, жабьи глаза в соли. Выдумывали небывалые зелья и кичились своими нелепыми методами. Знали бы вы, Михле, как они меня злили… Год от года всё сильнее. Они не спасли мою мать, когда она умирала, родив Ивлада. Что они могли сделать против царской болезни? Отцу ничего не помогало. Его болезнь пусть медленно, но убивала его. Страдал и разум: иногда он не узнавал меня или братьев с сестрой. Знаете, Михле, как это тяжело? Моя мать умерла, когда мне было пять, а отец скоро начал провалиться в беспамятство. Я плакал, Михле. Сперва от обиды и грусти, потом от злости.

Михле протянула руку, чтобы дотронуться до Ружана, но вовремя спохватилась. Он никогда не касался её напрямую: то через ткань, то через рукавицу. И она не касалась его кожи, лишь расчёсывала волосы. Он боялся дотронуться до стрейвинской колдуньи, конечно же. Михле неловко вынула пробку из банки и набрала пахучую мазь ложкой.

– Позвольте мне хотя бы обработать ваши вчерашние раны.

– Вы протягивали руку, – напомнил Ружан. – Не ложку. Дайте же мне её.

– Не стоит, Ружан Радимович.

Но старший царевич уже схватил пальцы Михле пылающей от жара рукой и прижал к своей груди. От неожиданности Михле выронила и ложку, и мазь. Комната наполнилась резким хвойным ароматом.

– Но как же…

– Предание? Оно уже сбылось. Посудите сами. Моя болезнь началась после сражения с колдунами. Уже тогда колдовство подточило моё тело. Я боялся, что умру так же, как отец, поэтому съел то яблоко. Но сделал только хуже. Так что прикосновение к вам уже точно ничего не изменит. Вероятно, даже скрасит мои последние дни.

– Как вам не стыдно! – Михле выдернула руку. – Для чего вы так говорите? Чтобы я жалела вас? Вам нужны лекари и хороший уход! Вы хотите запереться в тёмных покоях и провести всю жизнь вот так, боясь нового предательства? Вы готовитесь стать царём Аларии, так встречайте же угрозы, смотря им в лицо!

– Успею ли принять царство? – Ружан сглотнул, в полумраке влажно блестели глаза: не разобрать, серые или чёрные. – Наверное, не стоило убивать братьев… Как вы думаете? Кто сядет на трон после меня? Не пора ли заставить армию присягнуть Рагдаю?

Михле не переставала качать головой.

– Не говорите так. Конечно, братьев можно было бы и пощадить. Но вы рассказывали, что один из них ранил девоптицу. Что он плохой человек. Может, это и повлекло за собой ваши беды?

Ружан ответил не сразу.

– Я скрыл от вас половину правды. Он не плохой. Он глупый юнец. Восторженный и наивный. И быть может… Ох, я не знаю, Михле.

От прислонился спиной к стене. Тучка вышла из угла и положила голову на колени хозяину. Ружан ласково потрепал её за уши. Вдруг свеча окончательно догорела и погасла, погрузив покои в полный мрак.

– Я схожу за свечами, – сказала Михле.

Ружан промолчал.

Глава 18. Откуп

Видеть отца в темнице было больно. Ещё хуже, чем отправлять туда Ивлада с Нежатой.

Рагдай вошёл в