Чертовски знаменита - Джоан Коллинз

Пока Жан-Клод принимал душ, он на мгновение вспомнил о Элеонор Норман. Вот эта женщина разделяла его фантазии. Она ради сексуального удовлетворения пойдет на все. Можно переходить любые границы, высказывать свои самые дикие желания. Элеонор призналась, что ее заставляли заниматься сексом со старым кинопродюсером, когда ей было всего семь лет. На Жан-Клода эти рассказы действовали необыкновенно возбуждающе, более дразняще, чем сам секс. Ему нравилось лежать рядом с Элеонор голым после акта любви и слушать, что грязный старикашка заставлял делать маленькую прелестную девочку, одновременно поглаживая огромную силиконовую грудь, пока Элеонор не начинала стонать, снова требуя секса. Он заставлял ее просить, и она просила, умоляла. Еще как умоляла. Она сделала бы все, стоило ему лишь пожелать. Да, Элеонор Норман в этих делах ему ровня.

Он провел много ранних утренних и дневных часов, трахая ее в ее постели, на полу, в бассейне, пока Китти работала. Удовольствие Элеонор от ее интрижки с мужем своей соперницы могло сравниться лишь с боязнью того, что может сделать Жан-Клод, если она когда-нибудь раскроет этот секрет. Потому что Элеонор знала ему настоящую цену. Она сумела проникнуть в самые темные уголки его сексуальности, но, как и всякая другая женщина, она желала его, потому что во власти Жан-Клода над женщинами было что-то сверхъестественное.

Не успел Жан-Клод вернуться из поездки, как заявил, что он отсылает Томми назад, в Лос-Анджелес. Катерин уделяет ему слишком много времени.

– Лучше бы текст учила да отдыхала побольше, а то выглядишь ужасно.

Катерин посмотрела на него ледяным взглядом. Это заявление оказалось почти последней каплей в чаше ее терпения.

– Надеюсь, ты шутишь, – заметила она.

– Тебе нужен отдых, – заявил он, спокойно рассматривая свое отражение в зеркале. – Ты на черта похожа.

– Благодарю покорно, – с горечью произнесла Катерин. – Но я никуда не отошлю Томми. Он поедет со мной в Антиб и Венецию, так что прекрати мною манипулировать, Жан-Клод. Я больше в эти игры не играю.

Она только что играла в скрэббл с Томми, и сейчас ей хотелось одного – улечься в постель одной.

– Ты сидишь с этим испорченным мальчишкой допоздна, неудивительно, что на канале говорят, будто ты выглядишь усталой и вымотанной на экране. – Жан-Клод взял ее за подбородок и принялся разглядывать. Она оттолкнула его руку.

Катерин видела текущий материал. Благодаря умелому освещению Ласло, она выглядела сияющей, ничуть не старше тридцати, но она слишком устала, чтобы спорить. Слишком устала, и к тому же, надо признать, слишком напугана. Поведение Жан-Клода в последнее время было настолько непредсказуемым, что она не знала, как он может поступить в подобных обстоятельствах. Она уже сказала ему, что им надо разойтись.

– Если ты со мной разведешься, я поведаю историю нашего брака газетам. Я им расскажу, что ты – сексуально ненасытная потаскуха и что ты обращаешься со своей прислугой и с моими товарищами-актерами, как с последним дерьмом. Что ты на самом деле сука.

– Ты так не поступишь, ты не можешь.

– Еще как могу. Ты только пойди против меня, Катерин Беннет, ты откроешь такой ящик Пандоры, о существовании которого и не подозревала.

Катерин встала со сверкающими глазами, уперев руки в бока.

– Я по горло сыта твоими оскорблениями и угрозами. Если ты не изменишь своего поведения и не станешь сдерживаться, Жан-Клод, я добьюсь расторжения брака.

– И будешь выглядеть самой последней идиоткой в мире, – окрысился он. – Типичная актриса, испорченная мегазвезда – не может прожить с мужем больше трех месяцев. Публика решит, что на тебе пробы ставить некуда, cherie.

– Плевала я с высокого дерева и откуда повыше на то, что думает публика. Это моя жизнь. Никакая не репетиция. У меня каждый вечер премьера. Если мне с тобой будет так же погано, как было последние недели, я хочу все это кончить.

– Попробуй, и тебе твой бывший муж покажется котенком. Я отниму у тебя половину всего, что ты заработала. Ты имела большие бабки благодаря мне, Катерин, так что не серди меня. Предупреждаю, я принял меры. Я тебя опередил. И нечего спорить. Даже не пытайся избавиться от меня, потому что у тебя ничего не выйдет, и если ты не отправишь этого испорченного поганца домой, пусть не попадается мне на дороге.

– Да пошел ты ко всем чертям, Жан-Клод. Мой сын останется со мной, здесь его место.

Катерин обернулась и увидела стоящую в дверях Бренду.

– Ах ты толстая сука. Какого черта ты за нами шпионишь? – вызверился Жан-Клод.

– Прекрати, прекрати! – взвизгнула Катерин.

– Пошла прочь, толстуха. И не смей больше никогда встревать между моей женой и мною, поняла?

– Бренда, лучше уйди. – Катерин увидела обиду в глазах Бренды, но ничего не могла поделать. Жан-Клод уже так разошелся, что лицо стало темно-красным. Кто знает, что он может сделать в следующий момент.

– Пожалуйста, Бренда, пожалуйста, оставь нас.

– Ладно, я уйду, – сказала Бренда. – И чтоб мне больше никогда тебя не видеть, Жан-Клод.

Жан-Клод вытолкнул Бренду за дверь, захлопнул ее и торжествующе повернулся к Катерин.

– Теперь ты поняла, кто здесь хозяин, моя Дива? Плевать я хотел на твоего сына, хотя если тебя послушать, так на нем свет клином сошелся. Предупреждаю, не гони волну.

Он вышел, и Катерин услышала, как щелкнули замки в его офисе рядом.

«Пойди, подергай дверь». Катерин знала, что надо бы, но боялась. И чувствовала она себя неважно. Она никому не говорила, но съемки давались ей все тяжелее и тяжелее. Иногда у нее едва хватало сил, чтобы встать с кровати утром, и у нее так кружилась голова, что приходилось долго сидеть, зажав ее руками. Она все больше времени тратила на душ и сборы, главным образом потому, что ее постоянно подташнивало, иногда даже рвало. Она стала носить с собой маленькую бутылочку с нюхательными солями даже на съемочную площадку, чтобы случайно не грохнуться в обморок. Хотя вероятность была ничтожна, она стала опасаться, что забеременела.

Она не рискнула ни с кем поделиться, начнут настаивать, чтобы позвали доктора, который бы наблюдал за ней на съемочной площадке. Ей невыносима была мысль, что вокруг нее начнут постоянно суетиться. Они и так достаточно вокруг нее суетятся. Ей казалось, что жизнь ее движется замедленным темпом; понимала, что единственное, что ей надо делать, чтобы дотянуть последние недели съемок, – не обращать ни на что внимания: потворствовать Жан-Клоду, что бы он ни делал.

Катерин уже боялась его. Она чувствовала, что он может ее уничтожить, а у нее не было времени подумать, отдохнуть; ее постоянно дергали. Постоянно надо было идти работать.