Призраки стекла - Бренна Лоурен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Дарлинг, она…
Я поднял пистолет и выстрелил Горацию Леру прямо в лоб.
На его лице отразилось удивление, на мгновение перехватило дыхание, после чего он рухнул на колени и безжизненно свалился с лестницы.
— Черт возьми, Уильям, — пробурчал Соломон, поднявшись на ноги. — Черт, я не виню тебя.
Я застыл, глядя, как Соломон схватил Горация за плечи и потащил его обмякшее тело вниз по последним двум ступенькам и по полу зимнего сада. Я старался не смотреть на зияющую дыру в голове Горация. Но мой взгляд снова и снова возвращался к нему, и те секунды, которые потребовались Соломону, чтобы дотащить его до ближайшей кладовки с садовыми принадлежностями, показались мне вечностью.
«Дарлинг, разбита», — шептало стекло, его бесплотный голос торжественно и трепетно звучал в моем сознании. «Разбита». Люстры раскачивались взад-вперед, надо мной. Самая большая, мое самое прекрасное творение, задрожала, запустив в робкий безумный танец тысячи крошечных стеклянных бусинок и мерцающих кристаллов.
Ошеломленный, я поднял Джулию на руки.
Мы с Соломоном взбежали на два лестничных пролета и ворвались в холл. Звуки бального зала, находящегося в двадцати метрах от нас, отдавались в ушах гулким эхом.
— Она теряет ребенка, — сказал Соломон. — Доктор Соррел здесь. Я позову его. Незаметно. Отнеси Джулию в свою спальню. Если кто-нибудь увидит вас, она споткнулась и упала с лестницы.
Я кивнул, борясь с паникой, которая грозила выплеснуться на поверхность.
— Как только доктор придет, я пойду уберу кровь, найду висячий замок и запру кладовку. Уильям, что бы ни случилось, никто не должен туда входить.
— Соломон, — прошептал я, мой голос дрожал. — Соломон, пожалуйста, если ты меня любишь…
— Никто никогда не узнает. — Он сжал мое плечо, повернув меня в сторону нашей с Джулией спальни. — Я клянусь. А теперь очнись, Уильям. Время не терпит отлагательств.
Кивнув в знак благодарности, я повернулся и помчался по коридору, кровь Джулии багровыми струйками стекала по моему предплечью.
Наша дочь, Пенелопа Джулия Дарлинг, родилась на небесах в два часа тридцать минут ночи под раскаты грома. Ее милая головка была покрыта светлыми волосами, как у ее матери.
Я отрезал три локона, чтобы сохранить их навсегда.
Джулия очнулась вскоре после этого, и ее руки потянулись к ребенку.
Я не смог отказать.
Она прижимала к себе крошечного младенца и плакала. До тех пор, пока я не подумал, что она может умереть от рыданий. А потом она посмотрела на меня с болезненной любовью, и горем, и чем-то еще, что слишком сильно напоминало мне стыд.
— Принеси мне его бриллиант, — прошептала она.
— Что?
— Он ведь умер, не так ли? — ее глаза были пусты. — Ты убил его?
— Да, любовь моя. Я убил его.
Джулия кивнула.
— Принеси мне бриллиант. Он забрал то, что значило для нас больше всего на свете. Я заберу у него то же самое. И я переступлю через него, как будто это не более чем кусочек угля.
— Джулия.
— Принеси его сюда, Уильям. И нужно сфотографировать меня с Пенелопой, прежде чем мы…
Я бросился к ней, когда ее слова затихли, а дыхание прервалось от новых волн страдания.
— Я готов отдать все это. Все, что мы построили, чтобы вернуть ее тебе, — прошептал я. — Все это. Ради тебя. — Мышцы в моей груди болели, и быстрая дробь в висках совпадала с биением моего сердца. — Но сейчас не время для мести. Если кто-то узнает, что бриллиант у нас, это будет конец для нас.
— Когда же наступит время? — всхлип сорвался с ее губ, когда она прижалась щекой к мягкой, как перышко, головке Пенелопы.
Охваченный гневом, я вцепился руками в ткань рубашки, пока тонкий летний материал не разорвался, а зубы стиснул с такой силой, что в висках запульсировала боль.
— Мне так жаль, дорогой, — прохрипела она между рваными всхлипами. — Мне так жаль.
Я нежно обнял ее.
— Это не твоя вина, — успокаивал я. — Я во всем виноват. Это я должен нести этот груз. Ты не виновата. И никогда не будешь.
Она склонила голову. По ее щекам уже бежали свежие слезы.
— Где Соломон?
— Он пригнал лодку. — Лодку, направляющуюся на кладбище Бонавентура. — Нам нужно спрятать концы в воду, пока бушует шторм и никто не видит.
Она кивнула.
— А Гораций?
— В кладовке у подножия лестницы в зимний сад. Пока что.
— Его будут искать везде. Как только выяснится, что он пропал, полиция перероет этот остров и всю Саванну вдоль и поперек.
Она была права.
Но Гораций тоже когда-то был прав. Если я и был в чем-то талантлив, то только в том, чтобы следовать интуиции.
Наша драгоценная, навечно уснувшая Пенелопа. Ее похороны будут частными. Мы с матерью будем держать ее близко. Рядом с нерушимой любовью ее родителей и пристальным взглядом стекла, свидетельствующего о ее истории.
Я нежно поцеловал изящную золотистую головку Джулии.
— У нас с Соломоном есть план, моя дорогая. Можешь быть уверена: есть одно место, где никто не посмеет искать Горация Леру.
Глава 29
Уитни Дарлинг
Торжественные огни гасли позади меня, когда я удалялась от Дарлинг-Хауса. Сильный, холодный ветер завывал над болотом, свистел и ревел в бесконтрольном безумии, как банши, плывущий по бескрайней черноте.
Я провела ладонями по голым рукам, жалея, что не потратила лишние несколько минут на то, чтобы захватить куртку из прихожей. Но о погоде я почти не думала, когда вышла из бального зала и помчалась через лужайку, за цветник, туда, где ухоженное великолепие заканчивалось, а дикая земля уступала место болотной траве и воде.
Теперь впереди, в лунном свете, виднелась стекольная мастерская, а в окне мерцало тепло единственной свечи.
Я наполовину споткнулась, наполовину взбежала по деревянным ступеням, материал платья Джулии цеплялся и путался, обмотавшись вокруг моих лодыжек на ветру, как будто она сама пыталась замедлить мое продвижение.
Сердце заколотилось, когда я взялась за ручку двери, а в голове зазвучал текст Эфраима.
Нужно встретиться. В стекольной мастерской.
Это насчет бриллианта.
Неужели он нашел его?
Волнение подстегивало мои шаги.
Мимо окна пронеслась тень, мелькнули белые тусклые волосы.
Джулия. Она тоже была здесь.
Я широко распахнула дверь.
— Эфраим, почему…
Мои слова замерли, встреченные серой тишиной пустой комнаты.
Только мерцающее пламя свечи говорило о том, что здесь недавно был кто-то еще.
— Эфраим?
Тишина.
— Эй? — я шагнула