Падение титана, или Октябрьский конь - Колин Маккалоу

— Он уедет из Рима? — спросил Котила.

— Он? Уедет? Да никогда! Успокойся, Котила. Легионы принадлежат теперь мне, и через два дня старик будет мертв. Солдаты разорвут его на куски. В Риме наступит хаос, и я, как заместитель диктатора, займу диктаторский пост. — Он остановился, пораженный. — Не могу понять, почему мы не провернули все это раньше?

— Как мы могли, когда его не было? — сказал Попликола и нахмурился. — Одно меня теперь беспокоит…

— Что? — испугался Котила.

— У него больше жизней, чем у кошки.

Настроение у Антония улучшилось. Чем дольше он думал о разговоре с Цезарем, тем больше убеждался, что все сделал правильно.

— Даже кошки когда-нибудь умирают, — самодовольно заявил он. — Ему пятьдесят три. Пора как-никак.

— Мне доставит огромное удовольствие объявить вне закона этого жирного слизняка Филиппа! — вскричал Попликола.

Антоний разыграл возмущение.

— Луций, он же твой сводный брат!

— Он вычеркнул нашу мать из нашей жизни! За это мало и казни.

Сенаторов в храме Юпитера Статора собралось очень мало. «Вот что еще надо сделать, — подумал Цезарь. — Пополнить сенат». Двадцать четыре ликтора застыли у стен. Он поискал глазами великого говоруна Цицерона. Тщетно. Хотя тот был в Риме и его тоже оповестили о срочном собрании. Нет, как же можно войти в сенат Цезаря?! Это капитуляция. Этому не бывать.

Курульное кресло из слоновой кости, подобающее диктатору, стояло между курульными креслами консулов на временном возвышении. Поскольку народ сжег курию Гостилия, устроив Клодию погребальный костер, олигархический орган правления Рима вынужден был искать пристанища то здесь, то там. А такими пристанищами для заседаний могли служить только действующие храмы, в большинстве своем не способные вместить много народу. Но храм Юпитера Статора легко вобрал в себя около шестидесяти почтенных отцов.

Марк Антоний пришел в тоге с пурпурной каймой. Худшей нельзя и представить: помятая, в пятнах. «Неужели Антоний не способен управиться даже с прислугой?» — раздраженно спрашивал себя Цезарь.

Как только он вошел, Антоний поспешил к нему.

— Где должен сидеть заместитель диктатора?

— Ты похож на Помпея Магна в его первое консульство, — ледяным тоном осадил его Цезарь. — Пусть кто-нибудь напишет для тебя памятку. Ты уже шесть лет сенатор.

— Да, но фактически очень редко бываю на заседаниях. Приходил регулярно, только когда был плебейским трибуном, да и то лишь три рыночных интервала.

— Поставь свой стул в первый ряд, Антоний, чтобы я мог видеть тебя, а ты — меня.

— Зачем тебе консулы?

— Скоро узнаешь.

Молитвы сказаны, знаки прочитаны. Цезарь выждал, когда все усядутся.

— Два дня назад вступили в должность консулы Квинт Фуфий Кален и Публий Ватиний, — начал он. — Это очень хорошо, что теперь Рим находится под опекой старших магистратов — двух консулов и восьми преторов. Суды смогут функционировать, равно как и собрания. — Тон его изменился, стал спокойнее, прозаичнее. — Я собрал вас, почтенные отцы, чтобы сообщить, что два мятежных легиона, десятый и двенадцатый, в данный момент приближаются к Риму и — по свидетельству моего заместителя — они настроены убивать.

Никто не шевельнулся, никто не промолвил ни слова, хотя от напряжения, казалось, завибрировал воздух.

— Настроены убивать. И очевидно, начнут с меня. В свете этого я хочу уменьшить мое значение в римской жизни. Если диктатора убьют его собственные солдаты, наша страна может впасть в хаос. Наш любимый Рим снова наполнят бывшие гладиаторы и другие уличные хулиганы. Деловые операции сократятся. Общественные работы, так необходимые для всеобщей занятости и подрядного строительства, приостановятся, особенно те, за которые я плачу из своего кошелька. Не будет ни игр, ни фестивалей. Юпитер Наилучший Величайший продемонстрирует свое неудовольствие, громом разрушив свой храм. А Вулкан устроит землетрясение. Юнона Спасительница изольет свой гнев на наших еще не рожденных детей. Казна в один миг опустеет. Отец Тибр выйдет из берегов и зальет нечистотами улицы Рима. Ибо убийство диктатора — это катастрофическое событие. Ка-та-стро-фи-че-ское. Это надо понять.

Все сидели с открытыми ртами.

— Но, — продолжал Цезарь тихо, — убийство частного лица — это не катастрофа. Поэтому, почтенные члены старейшего и священного органа римской власти, я слагаю с себя imperium maius и оставляю диктаторский пост. У Рима теперь есть два законно избранных консула, с которых была взята традиционная клятва, и ни один авгур, ни один жрец не нашли в этой акции никаких упущений. Я с радостью передаю им бразды правления.

Он повернулся к своим ликторам, стоявшим у закрытых дверей, и поклонился.

— Фабий, Корнелий и все остальные, я благодарю вас от всего сердца за заботу о диктаторе Рима и уверяю, что, если меня когда-нибудь вновь изберут на государственный пост, я вновь прибегну к вашим услугам.

Он прошел между стульями и передал Фабию веско позвякивающий кошель.

— Небольшая премия, Фабий. Разделите между собой в обычных пропорциях. А теперь возвращайтесь в коллегию ликторов.

Фабий кивнул с невозмутимым лицом и открыл двери. Двадцать четыре ликтора один за другим покинули храм.

Тишина стояла такая, что, когда вдруг на балке завозилась какая-то птица, все подскочили.

— По пути сюда, — сказал Цезарь, — я получил lex curiata на освобождение себя от диктаторских полномочий.

Антоний слушал, не веря ушам, не понимая, что делает Цезарь, а главное — почему. На мгновение ему показалось, что тот просто шутит.

— Что ты имеешь в виду, говоря, что оставляешь диктаторский пост? — спросил он хрипло. — Ты не можешь этого сделать, ведь два мятежных легиона идут на Рим! Ты нужен Риму!

— Нет, Марк Антоний, не нужен. У Рима есть консулы и преторы. Теперь за все отвечают они.

— Ерунда! Сейчас критическое положение!

Ни Кален, ни Ватиний не произнесли ни слова. Они переглянулись и решили молчать. Происходило что-то большее, чем простой отказ от власти. Оба очень хорошо знали Цезаря как друга, как политика и как командира. Спектакль явно связан с Марком Антонием. Никто ведь не глух и не слеп. Все знают, что это он разложил легионы. Поэтому пусть Цезарь сам и доводит свою игру до конца. К такому же решению пришли Луций Цезарь, Филипп и Луций Пизон.

— Конечно, — сказал Цезарь, обращаясь к палате, а не к Антонию, — я не допущу, чтобы консулы подбирали за мной мою грязь. Я встречусь с двумя мятежными легионами на Марсовом поле и узнаю, почему они готовы уничтожить не только меня, но и себя со мной тоже. Но встречусь я с ними как частное лицо. Не важнее, чем они. — Он заговорил громче: — Давайте посмотрим, что из этого выйдет.

— Ты не можешь уйти в отставку! — задыхаясь, произнес Антоний.

— А я уже в отставке, по lex curiata и в связи со всем прочим.

Антоний обмяк, ему стало трудно дышать. Он кинулся к Цезарю.

— Ты сошел с ума! — выпалил он. — Несешь какой-то бред! В этом случае ответ ясен. Диктатор свихнулся, и, как заместитель диктатора, я принимаю его полномочия на себя!

— Ты ничего не можешь принять на себя, Марк Антоний, — с места сказал Луций Цезарь. — Диктатор ушел в отставку. В тот же момент должность его заместителя перестала существовать. Ты тоже теперь частное лицо, и не больше.

— Нет! Нет, нет, нет! — заорал Антоний, сжав кулаки. — Как заместитель сбрендившего диктатора, я его преемник!

— Сядь, Антоний, — сказал Фуфий Кален. — Ты уволен. Ты не заместитель диктатора, ты — частное лицо.

Что произошло? Куда все девалось? Собрав последние остатки самообладания, Антоний посмотрел в глаза Цезаря. И нашел в них презрение, насмешку и… удовольствие.

— Уйди, Антоний, — прошептал Цезарь, взял его за правую руку и повел к открытым дверям под невнятный шум шестидесяти голосов.

Выйдя на улицу, он отбросил руку Антония как что-то ненужное и неприятное.

— Ты думал обвести меня вокруг пальца, кузен? — спросил он. — У тебя для этого не хватает ума. Зато я теперь знаю, что доверять тебе совершенно нельзя, что ты и впрямь дикарь, как всегда называл тебя Луций. Наши политические и профессиональные отношения кончены, а наше родство вызывает у меня один стыд. Прочь с моих глаз, Антоний, и не смей показываться мне в дальнейшем! Ты теперь частное лицо и останешься им до конца своих дней.

Антоний повернулся на пятках, засмеялся, стараясь показать, что опять владеет собой.

— Однажды я понадоблюсь тебе, кузен Гай!

— Тогда я использую тебя, как мне нужно. Но всегда буду помнить, что ты способен предать. Так что не слишком-то надувайся. Ты просто задница без зачатка мозгов.

Единственный ликтор, одетый в простую белую тогу и без топорика в фасциях, обвел десятый и двенадцатый легионы вокруг городских стен. Они подошли к городу с юга, а Марсово поле находилось за северным его пределом.