Римская империя. Рассказы о повседневной жизни - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Один из приказчиков управляющего стал громко читать по списку, какие упущения и ослушания числились за крестьянами. Последние столпились, с недоумением слушали про свои провинности. Они молчали, печально опустив головы, чувствуя свою беззащитность. А прокуратор и Аллий Максим все что-то шептались и злобно подсмеивались.
– Ну вот, презренные бродяги, – завопил прокуратор, багровея и размахивая кулаками, – видите вы, какие вы плохие работники божественного Цезаря и нас, его помощников. Вы ленивее и негоднее простых рабов. И я знаю, чем вас донять! Завтра же на заре вы придете сюда все и целых пять дней вы будете здесь делать то, что вам укажет наш милостивый и великодушный Аллий Максим!
В толпе крестьян произошло движение. Послышались робкие возгласы:
– Мы не рабы, а свободные люди… мы римские граждане… это оскорбление римского имени и величия. Мы пришли работать к великому императору, и его воля для нас – священный закон…
– Что?.. Вы поднимаете бунт? – в исступлении закричал на них управляющий. – Аллий Максим, друг, будь ты свидетелем, что эти дрянные людишки хотят нам писать закон… Мы не потерпим этого святотатства!
– Мы отстаиваем только свое право, – спокойно сказал выступивший вперед седовласый староста крестьян.
– А… вы прав захотели, дохлые собаки? – хрипел управляющий. – Я вам покажу права! Говорите, несчастные, явитесь вы завтра сюда, как мы повелеваем от имени императора Августа?
– Мы обязаны трудиться шесть дней в году, смотри сам, вот устав божественного Гадриана, – начал было староста, но прокуратор не дал ему закончить.
– Эй, солдаты! – крикнул он. – Запереть ворота, а этих бунтовщиков схватить и бросить в подземные тюрьмы. Мы завтра подумаем, как с ними поступить!
Из толпы крестьян вышло вперед несколько человек, степенных и пожилых. Это были выборные старосты и головы.
– Опомнись, господин! – обратились было они к управляющему. – Ты сам потом будешь раскаиваться в том, что ты хочешь совершить. Мы римские граждане, а ты хочешь поступить с нами, как с последними рабами. Остерегись, господин, и отмени свой приказ!
– Что я приказал, то и закон! – отвечал управляющий, которому что-то шепнул Аллий Максим. – Здесь вы – не граждане, но люди императора, а я – поставленный им ваш повелитель. Я творю его волю. Вы упорствуете в вашем неповиновении, и вы увидите, что я все могу. – Солдаты! – вновь скомандовал он. – Возьмите этих главарей и бейте их плетьми!..
II
А через несколько дней после этой дикой расправы, на довольно просторной площади, помещавшейся посредине деревни, собрались крестьяне, чтобы обсудить постигшее их несчастие и решить, что же теперь делать. После того, что произошло на господском дворе, обычная жизнь так и не налаживалась: работы были брошены; люди ходили печальные и убитые, все ждали, когда староста созовет наконец мирскую сходку.
Все поголовно вышли на нее. Кричат, спорят, толкутся, а староста и его тоже выбранный миром товарищ – «ходатай» – стоят на возвышении около деревенского алтаря и тщетно призывают разбушевавшуюся толпу к порядку и правильному обсуждению дела: слишком много горечи и озлобления против управителей накопилось у крестьян, и все спешат их высказать. Но главным образом угрозы и проклятия в толпе слышались по адресу кондуктора Аллия Максима, которого крестьяне называли не иначе как своим злодеем и погубителем.
– Будем жаловаться на злодея управляющему, – предлагал один старик, судя по говору, из африканских туземцев, – откроем ему наконец глаза: не может же он не понять, что беззакония Аллия губят не только нас, но могут принести ущерб и всему имению и его великому господину!
Но со всех сторон послышались злобные и насмешливые возражения. Обращаться к управляющему бесполезно. Всем хорошо известно, что их с Аллием Максимом водой не разольешь. И последнее злое дело показало, что здесь управы крестьянам не найти.
– Тогда смерть насильникам! – закричало несколько голосов. – Убьем их, разнесем проклятые сады и бани!
– Это – безумие! – неслись новые голоса. – Вспомним лучше, что мы свободные люди, римские граждане. Поднимемся и уйдем все из этих проклятых мест!
– Уйдем! – с горькой усмешкой встретили в толпе и этот призыв. – Поздно уходить с этой земли, пропитанной потом и кровью наших отцов и дедов. Здесь мы родились, здесь и суждено нам умереть! И куда идти? Где лучше?..
– Уйдем! – злобно говорил еще кто-то. – А кто нас пустит уйти? Или вы забыли, что произошло?
Это напоминание, словно огромная, гнетущая тяжесть, придавило крестьян: все сжались, поникли и притихли. Староста стоял на своем возвышении, сумрачно склонив седеющую голову.
И потом беспомощно и жалобно, как дети, крестьяне окружили своего выборного и, протягивая к нему руки, просили его научить, что же делать. Долго не отзывался староста на эти мольбы, долго стоял неподвижно.
– Что же я вам скажу? – наконец произнес он глухим голосом. – Здесь мы справедливости и управы все равно не найдем. Покориться и сделаться из граждан рабами мы не можем. Остается один выход – тот же, который я уже указывал!
– Староста! Ты разумеешь жалобу в Рим, к нашему божественному хозяину и господину? – печально перебил его «ходатай» Мелибей.
– Но мы послушались тебя один раз, и ты знаешь, что из этого вышло. Управляющий перехватил нашу челобитную, рассвирепел и грозил распять нас, если это еще раз повторится.
– Да! Правильно судит старик Мелибей, – поддержали говорившего в толпе. – Лучше не накликать на себя новой беды. Наш управляющий ни перед чем не остановится. Перевешает нас, как свиней, и ни перед кем отвечать не будет. Сам губернатор не смеет ему слова сказать!
– А зачем попадать ему в лапы? – возражали другие, которым предложение старосты было по душе. – Надо только дело делать с умом. В прошлый раз мы влетели в беду по нашей же неосторожности: поручили составить наше прошение писцу из барской конторы. Думали, что он лучше все это напишет, а он взял да и выдал нас. А теперь
