Оборванные нити. Том 3 - Александра Маринина

— Но почему ты молчала? — допытывался он. — Почему не сказала, что тебя что-то не устраивает в нашей семейной жизни, что тебе хочется чего-то другого?

— Я давала тебе понять. Только ты ничего не видел и не замечал. Ты вообще не обращал на меня внимания.

И вдруг он увидел. Увидел то, чего не замечал много лет. Увидел и понял, сколько прошло времени с тех пор, как Лена была для него маленькой девочкой, которую он приручил и которую не смог бросить на произвол судьбы. Он так и считал все эти годы ее маленькой девочкой, не приспособленной к столичной жизни и нуждающейся в опеке и поддержке. И вдруг он увидел, как она постарела. Она уже давно не девочка, и если Дашка действительно собирается замуж, то Лена вот-вот станет бабушкой. Морщинки, седина, дряблость кожи, испортившаяся фигура. Признаки начинающегося старения. Это зрелая самостоятельная женщина, которой он, Саблин, не нужен.

Может быть, это и к лучшему. Он, наконец, разведется и станет жить с Ольгой и ее приемным сынишкой. У него будет новая семья, новая работа. Одним словом, новая жизнь.

Так что все к лучшему. Он звонил Ольге, когда понял, что возвращается в Москву, и знал, что она до середины сентября будет находиться в Прибалтике вместе с родителями и ребенком. Вот и хорошо. Он не станет сейчас ей звонить, ничего не скажет, начнет работать в Московском городском Бюро на новой должности, а когда она вернется — они уже не расстанутся.

На следующий день Сергей переехал к матери. Юлия Анисимовна не скрывала своей радости. Мало того что сын, любимый и единственный, будет жить с ней, так и еще брак с Леной наконец распался окончательно.

— Тебе понадобилось двадцать лет, чтобы понять, что я права! — заявила она Сергею. — Не слишком ли долго для такого умненького мальчика, как ты?

— Мам, — устало проговорил Саблин, — я все давно понял. Просто не хотел с тобой обсуждать. И давай не будем поднимать эту тему ни сейчас, ни впредь. Как сложилось — так сложилось.

— А Оля знает? Ты ей звонил? Говорил, что ушел он Лены?

— Мама, не надо передергивать. Это Лена ушла от меня, а не я от нее. И Оле я пока не звонил, ты же знаешь: Бондари всем семейством отдыхают в Прибалтике. Вот вернется — и я все ей скажу.

Но Юлия Анисимовна не унималась.

— Ты женишься на ней? Пора бы уже, ведь вы столько лет прожили вместе. Или у нее есть кто-то другой? Не знаешь?

Эта мысль ему даже в голову не приходила. Какой еще другой? Ольга же сказала, что любит его, будет любить всегда и никакой другой мужчина ей не нужен.

Разговор о женитьбе на Ольге мать поднимала каждый день, и, в конце концов, ему стало казаться, что это вопрос решенный и обсуждать тут нечего. Тоска по Ольге в первые месяцы после ее отъезда была острой и болезненной, а потом, как и любая болезнь, перешла из острой фазы в хроническую. Саблин к ней привык. Тосковал, скучал, думал об Ольге, и все это ворочалось в его душе глухим ворчанием, которое он со временем научился не замечать. Оно есть — и есть. Разумеется, они с Ольгой поженятся, о чем тут еще можно говорить?

Он вышел на работу в отделение судебно-гистологической экспертизы и сразу столкнулся со сложностями. Прежняя заведующая отделением не сработалась с новым начальником Бюро и ушла на должность простого эксперта-гистолога, но поскольку проруководила она отделением много лет, то пользовалась огромным влиянием среди сотрудников. Она была завотделением еще тогда, когда Сергей Саблин работал здесь гистологом, поэтому отнеслась к нему как к мальчику в коротких штанишках, которого надо поучать и наставлять, пыталась даже называть Сереженькой, как когда-то, много лет назад, когда он только-только пришел в Бюро.

Начав разбираться в своем новом хозяйстве, Сергей очень быстро натолкнулся на хищения спирта. Его с первого же дня удивило, что немолодые дамы-лаборанты работали на давно устаревших аппаратах гистологической проводки и пользовались старыми саночными микротомами, в то время как лаборанты молодые пользовались новым автоматизированным оборудованием. Неужели в Бюро не хватает средств на то, чтобы оборудовать гистологию новыми аппаратами в потребном количестве? Это в Москве-то? Однако визит на склад его удивил: там стояли два новых аппарата, даже нераспакованных. Но получить от бывшей заведующей внятный ответ на вопрос, почему это происходит, Саблину не удалось.

— Лаборантам так удобнее, — ответили ему. — Они привыкли к этому оборудованию, им на нем легче работать, да и качество микропрепаратов получается выше.

Объяснение показалось ему более чем сомнительным, и он потребовал предоставить ему для проверки журнал выдачи спирта для спиртовых батарей и приготовления реактивов. Сопоставив данные из журнала с отчетами о количестве проведенных исследований за прошлый год, получил весьма любопытный результат: для приготовления одного препарата здесь расходовалось 50 граммов спирта, в то время как по нормативам на один объект исследования полагалось всего 20 граммов. Перерасход в два с половиной раза! Ничего себе! Это сколько же литров спирта было украдено?!

— Сергей Михайлович, вы не понимаете, — сердито объясняла ему бывшая заведующая, к которой в отделении по-прежнему относились как к начальнику, — да, лаборанты воруют спирт, но это происходит повсеместно, и ничего особенного никто в этом не видит. У лаборантов маленькая зарплата, и удержать их на этой работе невозможно без дополнительных благ. Кроме того, спирт — универсальное платежное средство, и когда для отделения нужно что-то сделать, что-то выбить, что-то устроить, мы им расплачиваемся. И это тоже норма. Не понимаю, что вас не устраивает.

Его не устраивало все, и в том числе то обстоятельство, что проблемы, возникающие в отделении, решаются какими-то «левыми» способами при помощи ворованного спирта. Напряжение в отношениях с сотрудниками нарастало с каждым днем, бывшая заведующая не собиралась сдавать своих позиций, а Саблин велел принести со склада новые аппараты и приказал старые убрать с глаз долой.

— Мы не можем на них работать, мы не умеем, — роптали давно работающие дамы.

— Учитесь, — жестко отрезал Саблин. — Здесь не богадельня, поэтому не надо мне рассказывать, что у вас уже такой возраст, в котором учиться поздно. Если возраст позволяет вам работать, то будьте любезны осваивать новую технику.

В отделении зрело недовольство, но Сергею было все равно. Ему не надо, чтобы его любили. Ему надо, чтобы его слушались и выполняли его указания. И он дожмет этих интриганок, он заставит их подчиниться новому порядку, который он собирался насаждать в своем отделении.

Он приходил домой вымотанный и издерганный, но ничего матери не рассказывал. Ему вполне достаточно было того, что пришлось признать ее правоту насчет Лены и брака с ней. Не хватало только еще разговоров о том, что она была права, когда отговаривала его идти в судебную медицину, потому что работа там невыносимо тяжелая, а позитивных моментов, которыми так богата жизнь любого клинициста, нет вообще.

Наступил день рождения Анны Анисимовны, и Сергей вместе с матерью отправился на кладбище. Василий Анисимович, скончавшийся лет семь назад, был похоронен неподалеку, к нему тоже зашли, положили цветы.

— Мам, а что там произошло у Нюты с дядей Васей? — спросил Сергей, рассматривая портрет любимой тетки на памятнике. На портрете она была смеющейся и молодой. — Я у тебя спрашивал, а ты не отвечала никогда. Может, хоть теперь расскажешь? Все-таки столько лет прошло, и Нюта умерла, и дяди Васи уже нет.

Юлия Анисимовна подняла на сына глаза и улыбнулась.

— Ладно, расскажу. Вот прямо сейчас и расскажу.

Когда Нюта заявила отцу о намерении выйти замуж за поляка, тот страшно орал, матерно бранился и даже ударил дочь по лицу. Дед Анисим был человеком прямым, позицию свою не скрывал и дома, в отличие от службы, всегда говорил то, что думал. А вот Василий повел себя иначе, голос на сестру не повышал, даже от свадьбы не отговаривал, только вздыхал, смотрел грустно и повторял, что «нам с батей трудно будет, сама понимаешь». Но взгляд у него был все-таки нехорошим, только Нюта сразу внимания на это не обратила, а вспомнила лишь через неделю, когда ее суженого нашли мертвым в узкой улочке неподалеку от базара. У нее не было никаких доказательств того, что к смерти жениха причастен брат Василий. Но она сразу же, с первой минуты решила и впоследствии ни разу не усомнилась, что он приложил к этому руку.

— Вот такая история, сынок, — закончила мать, не сводя глаз с портрета сестры.

— Ну и характер, — покачал головой Сергей. — Действительно, несгибаемый. Упрямства и упорства на десятерых хватило бы. Наверное, поэтому она и осталась одна, и Володьку одна вырастила, и вообще всегда одна была. Никому с ней было не ужиться. Или она ни с кем ужиться не могла.