Спенсервиль - Нельсон Демилль

В прошлом Киту не раз приходилось бывать в западном крыле Белого дома, но тогда он обычно попадал сюда по подземному тоннелю, о котором мало кто знает: тоннель этот проходит под 17-й улицей и ведет из старого здания исполнительного аппарата президента прямо в подвальный этаж Белого дома, в ту часть особняка, где расположены ситуационная комната и некоторые служебные помещения Совета безопасности. Довелось Киту несколько раз побывать и на первом этаже: это случалось, когда его вызывали к помощнику президента по национальной безопасности в предшествующей администрации.

Чарли тоже расписался в книге посетителей, после чего сидевший за столом распорядитель сказал им:

– Джентльмены, подождите, пожалуйста, внизу, в гостиной. Спуститься можно вон тем лифтом. Вас пригласят.

На маленьком лифте они спустились в подвальный этаж, где еще один охранник встретил их и проводил дальше.

Гостиная – эвфемизм, которым обозначается расположенная внизу комната для ожидающих приема посетителей, – представляла собой довольно приятное помещение, обставленное в стиле гостиной частного клуба. Работал телевизор, настроенный на канал новостей Си-эн-эн; вдоль стены размещался длинный стол с чаем, кофе, бутербродами, даже с фруктами и йогуртом для тех, кто озабочен своей диетой; здесь было что угодно, от минеральной воды до сдобных булочек, за исключением разве только спиртного и цианистого калия.

В комнате уже дожидались человек десять-двенадцать, как мужчин, так и женщин, однако никого из знакомых Кит среди них не увидел; всякий раз, когда в гостиную входил новый посетитель, все присутствующие окидывали его мимолетными, но испытующими взглядами, стараясь определить, какое место занимает вошедший в сегодняшнем пантеоне вашингтонских богов и богинь.

Чарли и Кит заметили два свободных места за отдельно стоящим чайным столиком и сели.

– Хочешь кофе или еще чего-нибудь? – спросил Чарли.

– Нет, босс, спасибо.

Чарли чуть улыбнулся, давая понять, что здесь их положение по отношению друг к другу действительно изменилось.

– Послушай, – сказал он, – если ты примешь это предложение, то твоим непосредственным начальником буду не я, а помощник президента по национальной безопасности.

– Я полагал, что меня-то и хотят сделать помощником по нацбезопасности…

– Нет; но ты будешь работать непосредственно под ним.

– А когда же я смогу стать президентом?

– Кит, ты не мог бы перестать трепаться? Не знаю, как ты, а я все-таки волнуюсь перед предстоящей встречей.

– Разумеется; извини. Подыми немного. Мне помогает.

– Я бы с удовольствием, но здесь нельзя курить. До чего тут уже дошли, а?

Кит оглядел комнату. Несмотря на добротную отделку и обстановку, она все равно так и оставалась подвальным помещением, и атмосфера в ней стояла точно такая же, что царит во всех «предбанниках» и приемных в любом уголке мира. В гостиной висел ровный и негромкий механический гул: это откуда-то из недр здания вентиляторы нагнетали охлажденный или подогретый – в зависимости от времени года – воздух. Кит, успевший за последние два месяца уже отвыкнуть от кондиционируемых зданий большого города, сразу же обратил внимание на этот звук, показавшийся ему очень неприятным.

Но еще неприятнее показалось ему рождавшееся в этой гостиной ощущение нереальности, почти сюрреалистичности происходящего, возникавшее здесь чувство какой-то надвигающейся, неумолимой обреченности, словно каждый из присутствующих ожидал тут своей участи, – похожие мысли и эмоции, должно быть, появляются у человека в менее приятных подвальных помещениях тех стран, где в таких подвалах людей, чьи имена оказались на сегодня в списке, принято расстреливать.

Киту довелось побывать в подвалах внутренней тюрьмы на Лубянке в Москве, в здании бывшего КГБ; теперь, когда Советского Союза не стало, их превратили в своего рода туристическую достопримечательность и показывали некоторым избранным противникам покойного государства – таким, как он сам. Камер там больше не было, на их месте сделали обычные служебные кабинеты, но Киту нетрудно было представить себе, как должны были выглядеть эти камеры, как звучали в них вопли пытаемых и истязаемых людей, как выкликали чье-то имя, и человек шел по коридору, в конце которого он – как объяснил Киту сопровождавший – получал пулю в затылок.

Комната ожидания в западном крыле Белого дома, с ее йогуртом и программой всемирных новостей по телевизору, конечно, сильно отличалась от подобных подвалов; но повисшая в ней атмосфера, рождавшиеся тут ощущения и предчувствия имели нечто общее с тем, что должны были чувствовать узники Лубянки: и там, и тут люди ждали, когда правительство выкликнет их имя. Неважно, для чего оно выкликалось, с какой целью; важно было лишь то, что человеку приходилось сидеть и ждать, когда его вызовут.

Едва оказавшись здесь, Кит сразу же без колебаний решил: он больше не хочет тратить свою жизнь на то, чтобы сидеть и дожидаться, пока какой-нибудь очередной правительственный чиновник выкликнет его имя. С него хватит. Его выкликали на протяжении целых двадцати пяти лет, и он всякий раз отзывался. Вчера его вызвали снова, и он опять откликнулся. Сейчас его тоже должны будут позвать, но сегодняшний день – особый: сегодня он явится по такому вызову в самый последний раз.

Дверь открылась, и вошедший распорядитель проговорил:

– Полковник Лондри, мистер Эйдер, вас приглашают.

Кит и Чарльз поднялись и направились вслед за молодым человеком к лифту. Оказавшись снова в вестибюле цокольного этажа, они двинулись вслед за сопровождающим к так называемому «залу кабинета» – расположенной в восточном крыле Белого дома просторной комнате, предназначенной для заседаний кабинета министров. Сопровождающий постучал в дверь, потом открыл ее и пропустил их внутрь. Навстречу им, протягивая на ходу руку, устремился человек, которого Кит сразу же узнал: это был Тед Стэнсфилд.

– Ты ведь помнишь Кита, Тед, – проговорил Чарли.

– Ну конечно! – Они обменялись рукопожатиями.

– Очень рад, что вы смогли выбраться, – произнес Стэнсфилд.

– А я очень рад, что получил это приглашение.

– Проходите, присаживайтесь. – Тед жестом указал на два стула за длинным столом из темного дерева, за которым обычно проходят заседания кабинета министров.

Киту было хорошо известно, что когда здесь не происходит очередная встреча правительства, то в зале заседаний кабинета устраиваются и всевозможные совещания, в том числе важные и крупные, и просто беседы, в которых могут участвовать всего несколько человек. Фактически это был расписанный по минутам конференц-зал, использовавшийся теми высокопоставленными чиновниками, которые желали произвести впечатление на своих собеседников или подавить их, а нередко и то и другое одновременно. Когда-то давно на полковника Лондри еще можно было произвести впечатление, но давить на себя он не позволял никогда. И потому сейчас чувствовал себя несколько тревожно и раздраженно.

Он глянул на Стэнсфилда, мужчину лет сорока, вылощенного, спокойного и вкрадчиво-приятного в общении, который, судя по его виду, был действительно искренне доволен, главным образом самим собой.

– Министр немного задерживается, – предупредил их Стэнсфилд и продолжал, обращаясь уже только к Киту: – Ваш прежний босс генерал Уоткинс тоже должен подойти; и еще полковник Чэндлер, он сейчас выполняет функции помощника при помощнике президента по национальной безопасности.

– А сам мистер Ядзински будет? – спросил Кит, назвав помощника президента по фамилии, хотя и знал, что в коридорах власти официального Вашингтона высших государственных чиновников принято называть по их должностям: «господин президент», «господин министр обороны» и так далее, как если бы эти люди уже успели перейти из простых смертных в ранг богов. «Господин бог войны немного задерживается». Правда, тех, кто занимает самые низшие ступени официальной служебной иерархии, тоже принято упоминать в разговорах только по должности – например, «господин уборщик», «господин привратник».

– Господин помощник по национальной безопасности подойдет, если сможет, – ответил Тед Стэнсфилд.

– Они что, все немного задерживаются?

– Насколько я понимаю, да. Могу я вам что-нибудь предложить?

– Нет, спасибо.

Они дожидались остальных, разговаривая, как это принято в подобных случаях, о пустяках и не касаясь ничего серьезного, чтобы не пришлось потом, когда подойдет кто-нибудь из руководства, вдаваться в неудобные объяснения: «Перед самым вашим приходом, сэр, мы с мистером Лондри обсуждали проблему… и он мне сказал…»

– Как вам ваше краткое пребывание на пенсии, понравилось? – спросил Стэнсфилд.