Их было семеро… - Андрей Таманцев

— Я рассказываю с деталями, потому что не знаю сути, — объяснил Голубков. — Тебе эти подробности что-нибудь говорят?

Я подтвердил:

— Да. Продолжайте.

После этого второй «бык» куда-то увел молодого, а через час вернулся еще с двумя «быками». Они дождались, когда Артист и Муха, так и не сторговав «вишенку», вышли с территории рынка. Один из «быков», главный из них — «козырный фраер», подошел к ребятам и показал им на белый фиатовский фургончик с металлическим кузовом. Жест истолковывался однозначно: вы интересовались «вишенкой», может, эта тачка вам подойдет?

Артист и Муха обошли микроавтобус, придирчиво его осматривая. «Козырный фраер» открыл дверь, приглашая испробовать тачку на ходу. Артист и Муха влезли внутрь, «фраер» за ними. Дверь закрылась, и фургон уехал.

— Вот и все, — закончил Голубков.

— Но почему вы решили, что их взяли? — спросил Док.

— Метров через двадцать этот «фиат» начал вдруг выписывать по дороге довольно затейливые кренделя, пару раз даже чуть не врезался в бетонный забор.

Так он двигался метров сто. Потом поехал нормально. Это одно. Второе: Муха и Артист в отель не вернулись.

— Вам не удалось проследить, куда их увезли? — спросил я — так, на всякий случай, ни на что не надеясь.

— Как? Такси там нет, а этого автомобиля у меня еще не было. К сожалению, — добавил Голубков. — Тебе что-нибудь ясно?

Я кивнул:

— Практически все.

— А теперь объясни и мне.

И я объяснил.

Почти все.

А сам подумал: какое все-таки счастье, что мы отказались от мысли бросить наш «ситроен» где-нибудь на полпути.

Теперь только на него была вся надежда.

И на святого Георгия-победоносца, покровителя воинов.

И на молитвы отца Андрея…

Глава седьмая. Объект угрозы

I

Когда-то, при царе Горохе — в брежневские и горбачевские времена, — Нови Двор был типичным захолустным польским местечком с населением тысяч в пять — семь жителей, работавших на картофельных и ржаных полях и на мелких производствах вроде лесопилок и молокозавода. Некоторое оживление в местечковые будни вносил присоседившийся сбоку военный городок, где — по Варшавскому договору — базировалась советская танковая дивизия. Здешние панночки постреливали глазами на молодых офицеров, мечтая выйти замуж хоть и за русского и уехать с ним нехай хоть у тую Сибирь, лишь бы подальше от опостылевшего ридного Нови Двора.

Народ пожилой с большим интересом поглядывал на прапоров и старшин, отпущенных в краткосрочное увольнение или самоходом сваливших из расположения воинской части в надежде раздобыть местной сливовицы или можжевеловой самогонки.

Что им неизменно и удавалось, потому что самогонку в Нови Дворе не варил только самый ледащий, а рынок сбыта был постоянным и на редкость устойчивым, не подверженным никаким валютным кризисам. В уплату шли и рубли, и злотые, а когда их запасы в военном городке истощались, деньги с успехом заменяли бензин, солярка, комбинезоны, шапки, сапоги, домкраты и прочий полезный в хозяйстве инструмент, не говоря уж про олифу и краску. Добрая половина домов и заборов в Нови Дворе и окрестных хуторах была прекрасного цвета хаки, что для любого начинающего шпиона из блока НАТО могло быть достоверным свидетельством того, какая именно секретная боевая техника сосредоточена за высоким, с колючкой и вышками по углам, забором таинственного военного объекта.

Но шпионов в Нови Дворе сроду не видывали, а патрули, утюжившие по вечерам местечковые улочки, занимались исключительно тем, что собирали выпавший в осадок сержантский состав и господ офицеров и отправляли на «губу» в специально приспособленном для этой цели «газоне».

В тот день, когда ворота военного городка вдруг распахнулись и из него в направлении ближайшего железнодорожного узла вышли танковые колонны и грузовики с мат частью, жители Нови Двора с энтузиазмом приветствовали освобождение от клятых оккупантов и распевали не поощряемый прежними властями национальный гимн:

«Аще Польска не згинела». Однако довольно скоро ощутили явное отощание своих портмоне. Сливовица и можжевеловка пылились в четвертях, не имея сбыта, бензин и солярка, оказывается, немалых грошей стоили на частных заправках, пся крев.

Немного отвлеклись, растаскивая из брошенного без охраны военного городка все, что могло сгодиться в хозяйстве. Когда же на полигоне, в боксах и в двухэтажных казармах не осталось ни одной двери, ни одной оконной рамы, ни одного радиатора и даже метра трубы, вновь заскребли в затылках и бородах: с чего жить, Панове?

Удача к Нови Двору пришла с совершенно неожиданной стороны. Помаявшись со стихийно возникающими автомобильными барахолками, загораживавшими и без того узкие трассы, поразгоняв их всеми силами дорожной и муниципальной полиции и поняв, наконец, всю тщетность своих попыток приостановить или хотя бы пустить в русло поток автомобильного хлама, хлынувший на восток со всех концов Европы, власти Белостокского воеводства вспомнили про разоренный военный городок возле Нови Двора и махнули рукой: вот там хай и торгуют, с глаз подальше. И в считанные дни после этого судьбоносного для Нови Двора решения поселок захлестнули тысячи машин и людей. Здесь встретились безлошадный Восток и осатаневший от автомобильного изобилия Запад. Даже в будние дни с трудом можно было втиснуться в плотные ряды машин, занявших десять с лишним гектаров бывшего военного городка, а по выходным базар занимал все окрестности, превратив в пыльные укатанные площади прилегающие поля.

Но в Нови Дворе не жаловались. Экономика местечка получила мощный импульс.

По пять—десять баксов с носа в сутки брали за простой с белорусов, украинцев и москалей, приехавших за машинами, пооткрывали харчевен с почти ресторанными ценами, понаставили на рынке и вокруг него палаток, завозя туда из Варшавы местный и западный ширпотреб, засновали между поселком и вокзалом в Сокулке на своих легковушках и даже автобусах, перевозя на новоявленный автомобильный Клондайк пассажиров, сошедших с поезда Гродно — Белосток. Новидворские панночки частью встали за прилавки палаток, а другие втиснулись в мини-юбки и зачастили к ночным барам и казино, где оттягивались после нервного торгового дня и покупатели, и продавцы, и белостокская братва, наложившая лапу на новидворский рынок.

Правда, сивушную можжевеловку и сливовицу сбывать было по-прежнему некому.

Так то не беда, не пропадет добро. Прошем, Панове! Не згинела Польска? Не згинела, Панове, не згинела. Прозит!

Поляк — это не национальность.

Поляк — это профессия.

А русский? Национальность? Тоже навряд ли.

Русский — это образ жизни.

В один из будних дней, утром двадцать четвертого июля, к въезду в бывший военный городок в Нови Дворе в веренице «БМВ», «фиатов», «фольксвагенов», старых «мерседесов» и почти новых «хонд» и «тойот» подкатил большегрузный «ситроен» с серебристым тентом, разукрашенным призывами на английском и русском языках открыть для себя Кипр в пансионате «Три оливы» с божественными условиями по божеским ценам. Кабина и высокие борта машины были покрыты слоем пыли и грязи, что говорило о том, что «строен» прошел не одну сотню километров по Центральной Европе, обильно политой дождями, принесенными из Атлантики обширным циклоном.

За рулем сидел плотный молодой мужик добродушного вида, с крепкими, обтянутыми коричневой кожаной курточкой плечами, с ранними залысинами на крупном лице, с сильными руками, спокойно лежащими на руле. Рядом с ним на просторном сиденье небрежно развалился, нога на ногу, второй — постарше, лет тридцати пяти, в приличном темном костюме и рубашке с галстуком, со спокойным интеллигентным лицом. В руках у него был свернутый в трубку английский журнал с неброской глянцевой обложкой, он время от времени раскрывал его и тут же закрывал, словно досадуя, что дорожные обстоятельства мешают ему углубиться в чтение.

Лысоватый водитель терпеливо дождался очереди на въезд через ворота, стальные щиты которых давно уже были сняты и увезены каким-то предприимчивым жителем Нови Двора, без спора заплатил десять баксов местному бригадиру и аккуратно провел махину грузовика в конец полигона, где стояли выставленные на продажу самосвалы, автобусы и даже два трактора «Беларусь». После чего спрыгнул с высокой подножки и начал протирать хромированные части «строена», а его товарищ остался в кабине и занялся, наконец, журналом.

Завсегдатаев новидворской автомобильной барахолки трудно было чем-нибудь удивить, но мощный, крепенький, подбористых форм супергрузовик привлек внимание даже тех, у кого денег хватило бы разве что на десятилетний «форд-гранада».

Водитель охотно отвечал на расспросы, но его напарнику оживление возле машины почему-то не понравилось. Он вырвал из своего английского журнала более-менее чистую страницу, жирным черным фломастером вывел на ней: «СИТРОЕН, год выпуска — 1994, пробег 112 000 км. Цена 30000 долларов. Торг неуместен». И прикрепил этот листок щеткой на лобовом стекле. После этого число праздно любопытствующих сразу же сократилось. Народ подходил, уважительно рассматривал машину, при виде цены еще более уважительно покачивал головами и шел дальше по насущным делам.