Золотая мафия - Василий Васильевич Моисеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гневную тираду Босс сопроводил манипуляцией с бутылкой, наполнив рюмки. Он снова разнервничался. Что ж, с предательством нелегко смириться, тем более с предательством людей проверенных и надежных. К тому же крысятничество тянуло на десять килограммов золота, и это как минимум. И это сегодня, это сейчас, а кто знает, как аукнется и где, в каком кабинете отзовется самодеятельность двух ублюдков. Вдруг те рокеры вовсе не рокеры? И не катаются вовсе, а наблюдают, выслеживают. Что будет с группировкой, если менты взяли хромолыгу на крючок? Или Настю, подстилку-вешалку? Страшно подумать. И никакая дружба с большими людьми не поможет.
Босс опрокинул стопку и в пылу гнева не почувствовал действия благородного напитка. Будто выпил не коньяк, а слабое вино. Он даже к любимым бутербродам с икрой потянулся без удовольствия, а по привычке, из необходимости пожевать что-нибудь после стопарика. Если бы не дела, бутылку можно было бы допить до конца, развеяться, забыться от дум тяжких. Но пить больше нельзя, у Босса голова должна быть холодной и рассудительной. Как у чекиста.
Чтобы отвлечься от тягостных мыслей, Босс перевел взгляд на собутыльника и совершенно искренне похвалил:
— Молодец, Монтана, грамотно сработал. Бля буду, молодец. Ценную информацию надыбал, хотя и неприятную. Еще будешь?
Пить больше Босса Монтана не рискнул и вспомнил про соседскую «десятку», оставленную за квартал от дома.
— Я за рулем.
Тактично получилось — и отказался, и заодно объяснил причину, чтобы ненароком не зацепить всесильного шефа. В таком состоянии любое неаккуратное слово воспринимается намного болезненней, чем обычно, и может надолго отложиться в памяти. Монтана понял, что встреча подошла к концу, и с замиранием ожидал перевоплощения словесной похвалы в хрустящие бумажки. Теплые слова хорошая штука, но с ними в магазин не пойдешь. Он старался сохранить на лице прежнее выражение, когда шеф встал и направился к сейфу, вмонтированному в стену. Монтана тешил себя самой радужной надеждой, варьируя суммой от пятисот долларов до тысячи, что за несколько часов непыльной работы выглядело очень даже неплохим вознаграждением, и несказанно удивился, когда шеф шмякнул на стол толстую пачку пятидесятидолларовых банкнот. В пачке было намного больше ожидаемой тысячи. Смущение соратника не осталось незамеченным и пришлось шефу по душе. Шефу всегда нравились практичные парни, знающие себе цену, но никогда не нравились рвачи.
— Здесь пять тысяч, — не без важности поведал Босс, глядя Монтане в глаза, — ты заслужил эти деньги.
Монтана не стал дожидаться повторного напоминания и положил пачку в боковой карман. От денег исходила приятная тяжесть, согревая душу посильнее коньяка, и от полного ликования сдерживала лишь озабоченность Босса. Сейчас слова прощания были бы в самый раз.
— К сожалению, конечно, — как-то странно и загадочно сказал Босс, пристукивая пальцами по столу, — честно скажу, лучше бы ты приехал налегке, без этой новости.
Монтана похолодел. Попал в свидетели, бляха-муха, чего всегда так опасался и чего в его работе избежать невозможно. Что Босс хочет сказать? Уж не собрался ли подвести под одну гребенку вместе с крысиной парочкой? Зачем тогда устраивал спектакль с теплыми словами, с коньяком, с деньгами?
Босс видел изменившееся состояние соратника и с пояснениями не задержался.
— Не пришлось бы принимать меры, вот почему лучше. Они ведь не только меня под удар подставили, они всю группировку подставили, все дело. Большое дело, Монтана.
Монтана шумно перевел дух. Выразил согласие, возмутился двуличностью парочки и одновременно вроде как объяснил свою задумчивость и растерянность. Действительно, что им не хватало?
Впрочем, не стоит забивать голову чужими проблемами, ими есть кому заняться и без Монтаны. Уже занимаются небось.
Глава 29
Появление в камере начальника УБОПа на пару с рязанским детективом стало для Ломтя настолько неожиданным явлением, что он не сразу поверил в ее реальность и несколько секунд изумленно таращился на «гостей». Ломоть даже провел ладонью по глазам, словно норовя смахнуть наваждение, а когда убедился в реальности происходящего, решил, что он сам внес немалую лепту в появление оперов, слишком часто вспоминая всесильного земляка. Особенно в последнее время. Вот и довспоминался. Вызвал ментовский дух в свою зарешеченную обитель.
Однако растерянность прошла так же быстро, как и появилась, и через мгновения в голове арестанта веером крутились мысли о причине визита высокопоставленных чинов. Значит, что-то случилось, если не стали вызывать в кабинет, как прежде, а сами нагрянули в камеру. Лично нарисовались, собственными персонами. Похоже, менты начали по-настоящему ценить незаурядную личность Ломтя, хотя радости от такой высокой оценки нет. В следственных материалах намного лучше предстать серенькой и неприметной мышкой, а не крутым авторитетом. Сейчас самым обнадеживающим обстоятельством было то, что неожиданное появление ментов диктовалось не крайней срочностью, а просто необходимостью пообщаться наедине, без адвоката. Без ушей, приставленных к Ломтю коварным и хитрым Боссом. Стало быть, серьезный ожидается разговор.
— Живой, Ломоть? — Черенков будто удивился, застав «крестника» живым и в добром здравии. — Как жизнь молодая?
Убоповец при этом оглядывался вокруг с таким любопытством, будто пришел не в камеру, где бывал тысячи раз, а в дом к Ломтю, и поражался скудной обстановке. По сути дела, полному отсутствию таковой. Одни стены. Ломтю показалось, что сейчас услышит упрек за невнимание к интерьеру своего «жилища». У ментов шутки свои, оригинальные.
— Как видишь, — вяло откликнулся арестант и, боясь «накаркать», уточнил: — Пока еще живой.
Такое наблюдение убоповца вроде даже обрадовало. По-крайней мере, не огорчило.
— Это хорошо, что живой, — совершенно искренне заметил Алексей и пояснил причину своей радости: — У нас возник к тебе кое-какой интерес.
Алексей повернулся к детективу, предоставляя ему право озвучить возникший интерес. Вадим не стал донимать наводящими вопросами, подходить к разговору исподволь, издалека, поскольку для этого не было ни минуты времени, а начал с главного. С того самого момента, приведшего в «гости». И первым делом уведомил об этом «собеседника».
— Как видишь, Ломоть, мы пришли одни, без адвоката. Учти, в твоих же интересах. Времени у нас мало, а разговор очень серьезный, так что не до раздумий. Если не хочешь говорить — нет проблем, мы поворачиваемся и уходим, и переносим разговор в кабинет Алексея Иваныча. В официальную обстановку, с адвокатом и с протоколом, но в этом случае речь пойдет не о твоем визите к Друмовым, не о
