Следы апостолов - Эндрю Олвик

— Так это он тебя попросил? — перебила ее Серафима Ивановна.

— Нет, — мотнула головой Алька. — Он меня ни о чем не просил. Я сама взяла.

— Верни немедленно, а потом мы с тобой поговорим. Думаю, тебе пора узнать кое-что очень важное.

49

Утром в 6-00 Генрих включил радиоприемник, пробежался по шкале настройки и, остановив планку на городе Дели, записал на листик бумаги несколько колонок надиктованных для него цифр. Расшифровав и уничтожив послание с инструкциями, Генрих оделся и вышел во двор. Там он ополоснул лицо в бочке из-под дождевой воды, проделал несколько разминочных упражнений, после которых подошел к калитке, из-за которой доносились женские голоса и плач.

Из разговора болтающих у калитки старух стало известно, что час назад немцы взяли в заложники пятьдесят жителей города, из которых завтра на рассвете выборочно расстреляют каждого пятого.

Поводом для ареста послужила очередная партизанская диверсия, и отныне до тех пор, пока партизанские вылазки будут продолжаться, немецким ответом будут подобные расстрельные акции. О репрессиях свидетельствовали расклеенные по городу немецкие листовки.

Генрих вздохнул и вернулся во двор, где, расположившись на крыльце, принялся играть куском льняной веревки с тремя котятами — четырехнедельным выводком черной хозяйской кошки по имени Магда. Мамаша с тревогой взирала со скамейки на своих детей, опасаясь, чтобы этот коротающий время малознакомый человек не причинил им беды. Из-за кустов смородины в дальнем углу двора раздался тихий свист, вслед за которым показалась обритая наголо голова с полубезумными глазами. Через миг высунулся сам незнакомец и жестом руки подозвал Генриха к себе.

— Ты кто будешь, мил человек? — спросил Генрих, подходя и разглядывая похожего на психа гостя.

— Адам. Ковальчик. Считай, помощник твой по подрывному делу, — ответил визитер.

— Видел я недавно одного Ковальчика. На фото, — констатировал Генрих.

— Вот за снимок тот тебе и поклон в ножки, пан Штраубе. Если бы не ты, то, быть может, вместо того Ковальчика я бы сейчас с ангелами разговаривал, — поблагодарил Адам. — Но это сейчас не так важно. Тут другая беда, человека нашего сегодня немцы забрали. Связистку Стефанию, внучку Язэпа.

— Кого? — переспросил Генрих. Его сердце бешено заколотилось, — Стефанию?

— Ее, — подтвердил гость, мотнув ярко выделяющейся на фоне загорелого лица и шеи белой лысиной. Адам поднял на Генриха глаза, в которых уже не было ни грамма безумия, и читалась лишь сильно маскируемая мольба, — ты это, — произнес он, — вроде как с немцами ладишь. Со Штольбергом… и с этим… СС-овским гауптманом мордастым. Вытащи Стефу из казематов, век тебя не забуду.

— Попробую. Вернее, сделаю что смогу, — пообещал Генрих. Ему стало понятно, что парень радеет не только за партизанское дело, но и преследует собственные интересы, пытаясь, во что бы то ни стало выручить свою любимую из застенков СД. — Да и не только твою, черт ты лысый, похоже, и мою любимую тоже, подумал Генрих.

— Вот тебе ствол, который ты заказывал, — Адам протянул Генриху револьвер, и кисет от табака, заполненный патронами. — И давай не тяни со Стефой. Каждая минута дорога. А я тут обоснуюсь. В сарае. На чердаке. Меня ни одна собака днем не найдет, а ночью и тем паче. Быть может, потом к Язэпу в дом переберусь. В общем, буду действовать по обстоятельствам.

— Где и как ее арестовали? И где она сейчас?

— На рассвете, на въезде в город. Я на опушке спрыгнул, чтобы дальше самому пробираться, а она дальше поехала. Там всегда два полицая на шлагбауме, а тут и немцы, откуда ни возьмись! Помочь — никак! А заперли их всех, вроде, в сарае неподалеку от комендатуры, или где-то рядом, точно не знаю. Так, во всяком случае, бабки говорят.

— Ладно, что-нибудь придумаем. Ты зачем башку обрил, Котовский? — поинтересовался Генрих, пред тем как Адам полез на чердак.

— Так, на всякий случай, — ответил тот, — я хоть и не совсем из этих мест, но вероятность нарваться здесь на нежелательных знакомых достаточно велика. А в таком виде меня вряд ли узнают. Особенно если я сделаю вот такие глаза, и пущу слюни по подбородку, — Адам на секунду изобразил из себя пациента психиатрической больницы и скрылся на чердаке.

— Смотри не переборщи, — посоветовал Генрих, — немцы психов не особо жалуют.

— Что привело вас ко мне в такую рань? — зевая, поинтересовался Штольберг.

— То, что движет всеми нами, дорогой друг, — ответил Генрих, — любовь.

— Вы в своем уме, господин Штраубе? — пятясь назад и с опаской поглядывая на гостя, произнес Эрих и подумал, что же он, черт возьми, такое городит? Неужели он и на самом деле педик, возомнивший, будто спасши мне жизнь, может рассчитывать на взаимность. Этой беды мне только не хватало.

— Любовь к женщине, — уточнил Генрих, — к одной местной даме, из-за которой я уже несколько ночей подряд не могу уснуть. Вы верите в любовь с первого взгляда?

— Безусловно, — звучно выдохнув, ответил успокоившийся Эрих, — но я здесь при чем?

— Сегодня ее арестовали вместе с другими заложниками и завтра утром с вероятностью один к пяти могут расстрелять.

— Гетлинг постарался. Кто она и как ее зовут? — поинтересовался Штольберг, натягивая китель.

— Внучка сапожника Язэпа — местного Леонардо, умельца на все руки, — пояснил гость, — он починил мне не только сапоги, но и дорогие сердцу часы «Павел Буре», подарок дядюшки, барона фон Штраубе. Я понимаю, Эрих, что вас, немецких офицеров, за связь с русскими по головке не погладят, но что делать мне, бастарду, в чьих жилах течет половина, хоть и дворянской, но все-таки русской крови? Я бы и сам никогда не поверил в то, что испытаю столь сильные чувства здесь, в этой глуши… К этой очаровательной простолюдинке… И теперь я очень рассчитываю на вашу помощь.

— Подвезите меня к комендатуре, что-нибудь придумаем, — попросил комендант, выходя на улицу.

— С удовольствием, — ответил Генрих, усаживаясь за руль и заводя двигатель. Он посмотрел на часы. До встречи с Вагнером оставалось двадцать минут, как раз столько, чтобы успеть подвести Эриха к месту службы и успеть в гостиницу.

— Скажите, господин Штраубе, — Штольберг внимательно посмотрел в глаза Генриху, — больше вы мне ничего не желаете сообщить? У вас нет секретов, в которые вы хотели бы меня посвятить?

Генрих снизил скорость, так же внимательно посмотрел на собеседника и ответил:

— Абсолютно никаких, гауптштурмфюрер. Но если вас интересует, чем конкретно мы занимаемся с доктором в подземельях замка, то я предпочту застрелиться, чем выдать важную тайну рейха. Прошу меня извинить, — Генрих нажал на педаль газа и через несколько минут остановил машину у комендатуры.

Эрих вышел. Несколько мгновений назад в кабине «Опеля» он отвел глаза, не в силах выдержать гипнотизирующий, развевающий все сомнения относительно его честности взгляд Генриха. Продлись эта зрительная дуэль еще хоть пару мгновений, Штольберг навсегда бы забыл о мучающих его сомнениях по поводу исчезнувшей фотографии, но выуженная из глубин подсознания любимая поговорка Гетлинга «Никому не верь и никто тебя не обманет» вернула его к действительности.

— Зайдите ко мне после полудня, — сказал Эрих, — я сделаю все, что в моих силах, господин Штраубе. Хайль!

— Хуяйль, — прошептал себе под нос Генрих и рванул с места. Чертов цейтнот, подумал он, еще бы минута и я бы окучил Штольберга не хуже, чем Бекетов профессора Кляйна. Черт с ним, с фото, выкручусь как-нибудь. Лишь бы со Стефанией все обошлось. А теперь главное — не опоздать к Вагнеру.

В назначенное время доктор вышел из гостиницы.

— У вас усталый вид, — сообщил он Генриху, присаживаясь рядом, — но ничего страшного, интуиция мне подсказывает, что нам сегодня не придется бегать по холодным подземельям.

— Отчего такие мысли?

— Интуиция, я же вам говорю, — ответил Вагнер, — сейчас мы в этом убедимся…

Во внутреннем дворе замка возле входа в подвал, ведущий к лаборатории, лежала дюжина накрытых белыми простынями трупов. Прогуливающиеся мимо раненые офицеры люфтваффе в больничных халатах и медицинский персонал с грустью созерцали печальную картину. Они ненадолго останавливались перед покойниками, перебирая в голове все возможные догадки по поводу происшествия, и неспешно следовали дальше по своим делам.

Генрих и Вагнер подошли к телам и остановились рядом, изобразив на лицах недоумение и глубокую скорбь. В ту же секунду из замка появился еле держащийся на ногах начальник лаборатории и сообщил доктору, что отныне и навсегда доступ в подземелье замка для него и его челяди закрыт.

— Отчего такие драконовские меры? — поинтересовался Вагнер, — или вы ничего не слышали о Черной Даме и ее проклятии?