Загадка убийства Распутина. Записки князя Юсупова - Владимир Хрусталев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, уж ты, милый, не мудри: коли было сделано, так, значит, и надо, – правильно.
Распутин встал и начал ходить взад и вперед по комнате. Он был задумчив и что-то шепотом говорил про себя. Но вдруг он остановился, быстро подошел ко мне и резким движением схватил меня за руку. В его глазах засветилось странное выражение:
– Поедем со мной к цыганам. Поедешь – все тебе расскажу до капельки…
Я согласился, но в эту самую минуту зазвонил телефон. Оказалось, что Распутина вызывали в Царское. Я воспользовался тем, что наша поездка расстроилась, и предложил ему приехать ко мне в один из ближайших дней, чтобы вместе провести вечер.
Распутину давно хотелось познакомиться с моей женой, и, думая, что она в Петербурге, а родители мои в Крыму, он сказал, что с удовольствием приедет.
...Известно письмо князя Ф.Ф. Юсупова-младшего супруге княгине И.А. Юсуповой от 20 ноября 1916 г. из Петрограда в Крым, в котором сообщалось:
«Дорогая моя душка,
Благодарю очень за длинное письмо. Я так был рад получить его. Я ужасно занят разработкой плана об уничтожении Р[аспутина]. Это теперь прямо необходимо, а то все будет кончено. Для этого я часто вижусь с М[арией] Гол[овиной] и с ним. Они меня очень полюбили и во всем со мной откровенны. Он все меня зовет с ним ехать к цыганам. На днях поеду “Deguisata” (“Ряженным”, фр. – прим. В.Х.) . Ты должна тоже в том участвовать. Дмитрий Павлович обо всем знает и помогает. Все это произойдет в середине декабря. Дм[итрий] приезжает 6-го, а если кн[язь] выедет 12, то как раз будет вовремя. Как я ни хочу тебя поскорее видеть, но лучше если бы ты раньше не приезжала, т. к. комнаты будут готовы 15-го декабря, и то не все, а наверху все расстроено, т. ч. тебе негде будет остановиться. Ни слова никому о том, что я пишу, т. е. о наших занятиях. Видел Алека (вероятно, имеется в виду Александр Галл – В.Х.) . Он женится на <Гопнер?>. Кн[ягиня] Голицына разводится и выходит замуж за какого-то неизвестного князя. Алека видел только минутку. Он уехал в Москву. Свадьба в феврале, затем они едут в Тифлис. Посылаю тебе вещи Ламановой. Пальто прелестное, только она забыла сделать карманы. Надеюсь, тебе все понравится. Какая прелесть серое платье с мехом. Скажи моей матери, прочитай мое письмо.
Крепко целую тебя и Беби, храни Вас Господь.
Феликс ». (ОПИ ГИМ. Ф. 411. Д. 84; Река Времен. Кн. 2. М., 1995. С. 149)
Жены моей в Петербурге еще не было – она находилась в Крыму с моими родителями, но мне казалось, что Распутин охотнее согласится ко мне приехать, если он этого знать не будет. На этом мы с ним расстались.
Через несколько дней вернулись с фронта великий князь Дмитрий Павлович и Пуришкевич.
У нас было несколько совещаний, и на одном из них было решено пригласить Распутина в дом моих родителей на Мойке 16 декабря [266] .
Я позвонил ему по телефону и спросил, согласен ли он приехать ко мне в этот вечер. Он ответил утвердительно, но с тем условием, чтобы я сам за ним заехал и таким же порядком отвез обратно. При этом он просил меня пройти к нему в квартиру по черной лестнице, обещая предупредить дворника о том, что один из его знакомых заедет за ним в двенадцать часов ночи....В дневнике В.М. Пуришкевича от 24 ноября 1916 г. имеется запись: «Князь Юсупов показал нам (Пуришкевичу и доктору Лазоверту – В.Х.) полученный им от В. Маклакова цианистый калий, как в кристалликах, так и распущенном уже виде в небольшой склянке, которую он в течение всего пребывания своего в вагоне то и дело взбалтывал» . ( Пуришкевич В. Дневник «Как я убивал Распутина». М., 1990. С. 18)
В дневнике В.М. Пуришкевича имеется запись от 13 декабря, в которой значится:
«В десять часов я был у Юсупова, куда приехали с доктором Лазовертом. Дмитрий Павлович и поручик С. (Сухотин – В.Х.) были уже там.
Юсупов доложил, что Распутин согласился приехать к нему 16-го вечером и что все идет в этом отношении превосходно» . ( Пуришкевич В. Дневник «Как я убивал Распутина». М., 1990. С. 54)Таким образом, Распутин рассчитывал уехать из дома незамеченным.
Мне было странно и жутко думать о том, как легко он на все согласился, как будто сам помогал нам в нашей трудной задаче.
Назначенный день приближался.
Ввиду того что у меня было очень мало свободного времени, я просил великого князя Дмитрия Павловича выбрать место на Неве, куда можно будет сбросить труп Распутина после его уничтожения.
Вечером, в день нашего последнего совещания, ко мне приехал великий князь, очень уставший после нескольких часов, проведенных в поисках подходящего места на реке....Любопытно свидетельство по этому поводу князя императорской крови Гавриила Константиновича, который позднее делился воспоминаниями о великом князе Дмитрии Павловиче:
«Приблизительно за неделю до убийства Распутина Дмитрий обедал у А. Р. на Каменноостровском с состоявшим при мне полк. Хопановским и его прелестной женой Софией Николаевной, урожденной Философовой. Покойный отец С. Н. состоял при тете Оле в продолжение многих лет и потому жил в Афинах. Мой отец очень любил Философовых и бывал в Петрограде у Хопановских. Конечно, за обедом у А. Р. был и я.
После обеда Дмитрий, опершись о рояль, таинственно и очень увлекательно рассказывал, что он ездил на автомобиле в окрестности Петрограда по какому-то делу. Конечно, нам не могло прийти в голову, что, как впоследствии выяснилось, он ездил искать место, где можно было бы скрыть тело Распутина, которого князь Феликс Юсупов собирался убить. Мы об этом проекте ровно ничего не знали и ничего не подозревали». ( Великий князь Гавриил Константинович . В Мраморном дворце. Из хроники нашей семьи. СПб., 1993. С. 211)
Мы долго с ним сидели и разговаривали в этот вечер. Он рассказывал мне о своем последнем пребывании в Ставке. Государь произвел на него удручающее впечатление. По словам великого князя, Государь осунулся, постарел, впал в состояние апатии и совершенно инертно относится ко всем событиям.
Слушая великого князя, я невольно вспомнил и все слышанное мною от Распутина. Казалось, какая-то бездна открывалась и готовилась поглотить Россию.
И думая обо всем этом, мы не сомневались в правоте нашего решения уничтожить того, кто еще усугублял и без того великие бедствия нашей несчастной Родины.XI
Весь день 16 декабря я был занят подготовкой к экзамену в корпусе, назначенному на следующее утро.
Утром, в перерыве между занятиями, я заехал на Мойку в наш дом, чтобы отдать последние распоряжения.
Помещение, куда должен был вечером приехать Распутин, расположенное в подвальном этаже дома, только что вышло из ремонта.
Предстояло обставить его так, чтобы оно производило впечатление обычной жилой комнаты и не возбудило у Распутина никаких подозрений: ему могло показаться странным, если бы его провели в неуютный и холодный подвал.
Приехав домой, я застал там обойщиков, натягивавших ковры и вешающих занавеси.
Вновь отремонтированная комната была устроена в части винного подвала. Она была полутемная, мрачная, с гранитным полом, со стенами, облицованными серым камнем, и с низким сводчатым потолком. Два небольших узких окна, расположенных в уровень с землей, выходили на Мойку. Две невысокие арки делили помещение на две половины – одну более узкую, другую большую и широкую, предназначенную для столовой. Из узкой части комнаты входная дверь вела на лестницу, с первой площадки которой был выход во двор, а выше по ступенькам – ход в мой кабинет, находившийся в первом этаже дома.
Лестница, ведущая в кабинет, была не широкая, винтовая, из темного дерева.
Входивший в новое помещение попадал, таким образом, сначала в узкую его половину. Здесь уже стояли в неглубоких нишах две большие китайские вазы из красного фарфора, которые необычайно красиво выделялись на мрачной серой облицовке стен, оживляя ее двумя яркими пятнами.
Из кладовой принесли старинную мебель, и я занялся устройством столовой.
Как сейчас, я вижу перед собой до мелочей всю эту комнату.
Резные, обтянутые потемневшей кожей стулья, шкафчики черного дерева с массой тайников и ящиков, массивные дубовые кресла с высокими спинками и кое-где небольшие столики, покрытые цветными тканями, а на них кубки из слоновой кости и различные предметы художественной работы.
Особенно запомнился мне среди всех этих вещей один шкаф с инкрустациями, внутри которого был сделан целый лабиринт из зеркал и бронзовых колонок. На этом шкафу стояло старинное распятье из горного хрусталя и серебра итальянской работы XVII века.
В столовой был большой камин-очаг из красного гранита, на нем несколько золоченых кубков, тарелки старинной майолики и скульптурная группа из черного дерева. На полу лежал большой персидский ковер, а в углу, где стоял шкаф с лабиринтом и распятьем, шкура огромного белого медведя.
