Последнее искушение Христа - Никос Казандзакис

— Значит, я спасен, — обрадовался сапожник и, схватив руки учителя, крепко сжал их. — Рабби, я понял! — закричал он. — Ты сказал, два пути ведут к Господу — путь разума и путь сердца. Я шел путем сердца и нашел тебя!

Иисус встал и подошел к двери. На улице поднялся сильный ветер, по озеру перекатывались пенистые валы. Небо было усеяно бесчисленными звездами. Иисус вспомнил пустыню и, вздрогнув, закрыл дверь.

— Ночь — великий дар Господа, — промолвил он. — Она, как мать, бесшумно и нежно опускается на человека. Она прикасается своей прохладной рукой к его лбу и снимает все дневные заботы с его души и тела. Пора отдаться объятиям ночи, братья.

Старая Саломея встала. Поднялась и Магдалина из своего угла, где, придвинувшись к огню, она умиленно внимала голосу возлюбленного. Женщины расстелили циновки и принесли покрывала. Иаков, выйдя во двор, принес охапку сливовых поленьев и подбросил их в огонь. Иисус вышел на середину комнаты и, обратив свое лицо к Иерусалиму, воздел руки и принялся читать вечернюю молитву:

— Открой врата свои нам, о Господи! День кончился, солнце заходит, солнце исчезает. Предвечный, мы подходим к твоим вратам и молим Тебя: прости нас, смилуйся над нами, спаси нас!

— И пошли нам хороших снов, Господи! — добавил Петр. — Мне, Господи, дай увидеть во сне мою старенькую лодку с новым красным парусом!

Он много выпил и был в веселом настроении.

Иисус лег посередине, окруженный своими учениками. Они заняли весь дом. Зеведей с женой, не найдя места под крышей своего дома, отправились на улицу в сарай. Вместе с ними вышла и Магдалина. Старик, лишенный привычного удобства, ворчал и, чтобы излить свое негодование, обрушился на Саломею так, чтобы слышала и Магдалина.

— Ну, что будет дальше? Выброшен из собственного дома! Посмотри, до чего мы докатились!

Но старая Саломея не стала ему отвечать и отвернулась к стене.

Всю эту ночь Матфей опять не спал. Сев на корточки под лампадой, он записывал в свой свиток, как Иисус вошел в Капернаум, как к ним присоединилась Магдалина, как учитель рассказал притчу… Закончив, он задул лампаду и тоже пошел спать, но улегся несколько в стороне, так как ученики еще не совсем привыкли к нему.

Петр заснул сразу, как только закрыл глаза. И тут же спустившийся с небес ангел мягко навеял ему сон. Петру снилось, что на берегу озера собрались толпы народа, среди них был и учитель, — и все они любовались новой зеленой лодкой с трепещущим на ветру красным парусом.

— Чья это такая прекрасная лодка? — спросил Иисус.

— Моя, — гордо ответил Петр.

— Иди; Петр, созови своих друзей и плыви на середину озера, чтобы все могли видеть твое мужество.

— С удовольствием, рабби! — ответил Петр и отвязал канат.

Приятели запрыгнули в лодку. Подул попутный ветер, парус наполнился, и в мгновение ока они оказались на середине озера.

И вдруг налетел смерч. Лодку завертело, она затрещала и вот-вот должна была расколоться. Ее все больше и больше заливало водой — она начала тонуть. Ученики, упав на колени, кричали и рыдали.

— Рабби, рабби! На помощь!

И вдруг во мраке показались белые одежды учителя, идущего к ним по воде.

— Призрак! Призрак! — закричали в ужасе ученики, увидев его.

— Не бойтесь! — промолвил Иисус. — Это я.

— Господи, если и впрямь это ты, — сказал Петр, — вели и мне идти по водам навстречу тебе.

— Иди! — повелел Иисус.

Петр выпрыгнул из лодки и пошел по волнам. Но когда он взглянул себе под ноги и увидел разъяренные воды, страх охватил его, и он начал тонуть.

— Господи, спаси меня! Я тону! — завопил он.

— Почему ты испугался, маловерный? — протянув руку, вытащил его Иисус. — Разве ты не веришь в меня? Смотри! — Он поднял руку. — Утихните!

И тут же ветер стих, и воды успокоились.

Петр разрыдался: снова душа его подверглась испытанию, и она снова не выдержала его.

Громко вскрикнув, он проснулся. Щеки его были мокры от слез. Сев, он прислонился к стене и глубоко вздохнул.

Еще не ложившийся Матфей услышал это.

— Что ты вздыхаешь, Петр?

Сначала Петр решил сделать вид, что не слышал, и не отвечать. Вот еще — разговаривать с мытарем! Но сон беспокоил его, он должен был с кем-нибудь поделиться, чтобы успокоиться. И потому он подполз к Матфею и начал ему рассказывать. И чем дольше он говорил, тем больше воодушевлялся, расцвечивая свой сон все новыми и новыми подробностями. Матфей жадно впитывал каждое слово, пытаясь запомнить все, что говорил ему Петр. Завтра на рассвете, если на то будет Божья воля, он запишет это в свой свиток.

Петр закончил, но сердце у него в груди все еще прыгало и металось, как металась лодка в его сне.

— А вдруг учитель действительно приходил ночью и вывел меня в открытые воды, чтобы испытать? Никогда в жизни я не видел такого реального сна. А может, это был вовсе и не сон? Ты как думаешь, Матфей?

— Наверняка не сон. Определенно, это чудо произошло на самом деле, — ответил Матфей и начал размышлять, как бы ему завтра все это запечатлеть на папирусе. Это была непростая задача, так как он сам не понял, сном это было или явью. Это было и тем и другим. Чудо произошло, но произошло оно не на этой земле и не на этих водах. Но где же?..

Он, размышляя, закрыл глаза, но сон мало-помалу победил его и увлек в свои владения.

На следующий день лил дождь, дул ветер, и рыбаки не вышли к озеру. Закрыв двери своих домов, они чинили сети и обсуждали необычных гостей, остановившихся в доме старого Зеведея. Их учитель казался воскресшим Иоанном Крестителем. Ходили слухи, что, только палач отрубил ему голову, Креститель нагнулся, поднял ее и был таков. Но чтобы Ирод снова не поймал его и снова не обезглавил, он соединился с плотником из Назарета, и они превратились в одного человека. А теперь и решай — один он, или их двое! Поразительно! Посмотришь на него прямо — вроде простой человек улыбается тебе. А отойдешь в сторону — и один глаз у него вспыхивал, словно смотрел на тебя с угрозой, а другой ласкал и подманивал. А стоило к нему подойти, как голова начинала кружиться, и сам не понимая, что ты делаешь, ты бросал семью, дом, детей и шел за ним!

— Вот что бывает с неженатыми, — качали головами старики. — Во что бы то ни стало им надо спасти мир. Семя бьет им в голову, и разум мутится. Ради Господа, женитесь вы все, расходуйте свои силы на женщин, рожайте детей, чтобы успокоиться!

Старый Иона услыхал новости еще накануне вечером и теперь сидел в ожидании в своей хижине. «Не может такого быть, чтобы мои дети не пришли ко мне, — думал он, — должны же они хоть узнать, жив я или помер». Он ждал всю ночь, то надеясь, то отчаиваясь, а поутру влез в свои лучшие башмаки, сделанные еще к его свадьбе, которые он обувал лишь по большим праздникам, завернулся в драный плащ и направился под дождем к дому своего дружка Зеведея. Дверь была открыта, и он вошел.

Очаг горел, и перед огнем, скрестив ноги, сидели около десятка мужчин и две женщины. Одну из них он узнал — это была старая Саломея. Вторая была молодая. Где-то он ее уже видел, но не мог вспомнить где. В доме царил полумрак. Он увидел и своих сыновей, Петра и Андрея, когда они обернулись на мгновение и огонь осветил их лица. Никто не слышал, как Иона вошел, — все внимательно слушали человека, сидевшего перед ними. Что он говорил? Старый Иона замер и прислушался. То и дело до него долетали слова: «справедливость», «Бог», «Царствие Небесное». Одно и то же из года в год! Как ему все это надоело. Вместо того чтобы рассказать, как ловить рыбу, чинить парус, смолить лодку, или научить, как справляться с холодом, сыростью, голодом, они сидели здесь и опять болтали о Царствии Небесном! Черт побери, неужели у них нет дел на земле и на воде? Старый Иона рассердился и, чтобы привлечь к себе внимание, начал кашлять. Но никто не обернулся. Он поднял свою огромную ногу и с грохотом топнул по полу башмаком — все впустую. Они не сводили глаз с бледного проповедника.

Лишь старая Саломея обернулась, но и та не обратила на него никакого внимания. Тогда Иона подошел ближе и уселся перед огнем за спинами своих сыновей. Протянув свою лапу, он схватил Петра за плечо и потряс его. Петр повернул голову, увидел отца и прижал палец к губам в знак молчания, словно это был и не Иона, не его родной отец, которого он не видел уже много месяцев. Горе охватило Иону, но потом оно уступило место гневу, и он принялся стаскивать с ноги башмак (который, кстати, начал уже жать ему), чтобы запустить им в лицо проповедника, заставить того замолчать и наконец поговорить с собственными детьми. Иона уже снял второй и лишь ждал подходящего момента, когда сзади вдруг на его плечо опустилась чья-то рука. Обернувшись, он увидел старого Зеведея.

— Вставай, Иона, — прошептал тот ему на ухо. — Идем, мне надо тебе кое-что сказать.

Старый рыбак взял обувь под мышку и последовал за Зеведеем. Они вошли во внутреннюю комнату и уселись на сундук Саломеи.