Райская птичка - Оксана Сергеева

Мне бы ваши проблемы, сразу подумалось. Приключений видно девка себе на попу ищет, а Данте её всё воспитывает. Воспитывает и поучает. Бесполезно. Перед глазами есть уже один наглядный пример. Один в один – Кэтлин. Дурочкой прикидывалась, а потом нож в спину. И прекрасно себя ощущает после этого. И не мучается и совесть её не грызёт. Не знает она, что это такое, а понятия «предательство» нет в её словаре. Беден он, примитивными словами напичкан.

Так и стоял он глядя на неё. Напряжённый, собранный, готовый к следующему броску. И будет бросаться. Защищать своё, пока не решит все проблемы. А она даже не задумалась, ел ли он сегодня. Если только утром, когда уходил на пару часов. Потом некогда было, целый день народ к нему туда и обратно. Драго раза три приходил и уходил, юристы, курьеры, партнёры… Этот брюнет тоже юрист, как она поняла. Несколько папок с документами с собой забрал и ушёл. Наверное, у них особенные отношения, раз Данте ему так доверяет.

И сама не обедала. Даже не хотелось. Кофе попила, шоколадкой закусила, бутербродом перемаялась. Как и он сам вместе с Драго. Разве это еда для здорового мужчины? А ей и есть не хотелось, голод её был другого характера. Рядом с ним про всё можно забыть. И она забыла. Всё её мировосприятие ограничилось им. Ни о чём больше не думала. Не заметила, как рядом с ним успокоилась. Ушла с головой в работу, на него только и отвлекаясь.

Так остро она ощутила сейчас его усталость, спрятанную глубоко внутри. Поняла вдруг, что никогда не покажет он, как ему на самом деле трудно. А она и сама такая, не приемлет жалости, только адекватное отношение. И он тоже. Рассмеётся, съязвит что-нибудь, так что и не рада будешь, что влезла.

Но именно в этот момент захотелось поддержать его. Ведь он-то сделал это. Был рядом, когда было так невозможно и горько. Оказался около неё, хотя и неожиданно. И пусть не хотела она озвучить настоящую причину своих переживаний, да и не сказала ни слова. Неважно. Рядом был он, а не кто-то другой. И не давил, и не выворачивал её наизнанку. Просто рядом был. А она всё думала. Мыслила. И отказывалась признавать то, что давно чувствовала. Поняла, что рядом она не для секса. Не только для секса. Это она говорила, что между ними только физическое влечение. Убеждала его и себя. Он этого ни разу не сказал. Это она убегала каждый раз, боясь задержаться. Потому что тогда её теория их отношений пойдёт прахом. Ведь он просто позволяет ей так думать. Но слов её ни разу не подтвердил. Он просто позволяет ей. И глупо думать, что он пустит всё на самотёк. Никогда не пустит и своё потребует. Скоро он это потребует.

- Умница, Птичка, - как-то глухо сказал он. Она непроизвольно подняла бровь. Совсем не поняла, зачем он это сказал, да ещё с такой глубокой интонацией. – Знаешь, где промолчать надо, - ответил он на немой вопрос и зашёл в кабинет. Но дверь не закрыл.

А она была уверена, что к ней подойдёт. Или так хотела этого. В глазах его читалось. Целый день друг с другом рядом, держа какой-то грёбаный нейтралитет. Ею установленный.

Не отдавая себе отчёта, она положила на стол карандаш, что крутила в руке, отодвинула всё от себя и встала. Немного постояла в нерешительности, глядя на открытую дверь, подумала и направилась к нему. И внутри всё странно подрагивало, хотя ничего нового не должно было случиться.

Если он хочет чего-то большего – то надо этому соответствовать. Надо Ему соответствовать. Вот как раз это и вызывало у неё большие сомнения.

Сможет ли она? И примет ли он это?

- Я слышала, вы ругались. – Она не собиралась мямлить и сказала это как можно увереннее. Он сидел, сцепив руки в замок, уперев локти в стол. На лице отрешённое и угрюмое выражение. Её этим уже не испугать. При её словах он разомкнул ладони и выпрямился. Сейчас скажет, чтобы она не лезла в это. – Знаешь, эти сёстры, они такие бестолковые! – Не дала ему возразить и заткнуть себе рот. Больше ничего не собиралась говорить. Предложение закончено и точка поставлена. Это не вопрос. На него можно не отвечать.

Он почти улыбнулся:

- Та же проблема?

- Нет. Намного хуже. – Придала голосу легкомысленность.

И так же легкомысленно подошла к нему слишком близко. А он не собирался упускать случай вцепиться в неё покрепче. Весь день ждал этого. Как ошалелый подросток, страдающий от переизбытка гормонов.

Схватив, он резко притянул её. И даже не за руку. За юбку. Просто подцепил её за юбку. Бесцеремонно, так что швы затрещали. И опрокинул на себя словно она кукла безвольная.

Она задохнулась от неожиданности, от этого яркого собственнического всплеска. От такого примитивного поведения. От злости, которым было пронизано это движение. От резкости этого властного жеста.

Как тут не задохнуться: опоры под ногами нет, равновесие потеряно, голова вмиг кругом. И сама в тесном плену понимая, что этот паритет, свобода и воля, с которой якобы контролировала ситуацию – ложные. Всё это иллюзия, чтобы потешить женское самолюбие. Ничего она не контролировала – ни тогда, ни теперь. Оказалась здесь и сейчас только потому, что он этого хотел.

Интуитивно Энджи выставила руки вперёд и упёрлась ему в грудь, пытаясь как-то совладать с собой, что было совершенно бесполезно и ненужно. Он так тесно прижал её к себе, что пошевелиться было невозможно.

Неудобно было нависать над ним вот так. Неудобно дышать, стиснутой в железных тисках.

Он расставил силки, а она попалась.

Птичка.

Не сейчас он их расставил. Давно уже. В самую первую встречу после их ночи.

Именно так она себя и чувствовала. Птичкой. Маленькой. Трепещущей. И сердце заколотилось как бешеное. И душа начала рваться. Метаться – оттолкнуть или принять, уйти или остаться. То, как он схватил её – резко и властно, - напугало, всколыхнуло всё внутри, слегка замутило.

- Птичка… - Всегда её так называл. И сейчас назвал. Прошептал. Прохрипел. Всегда, когда хотел подчеркнуть, что она ничего не решает.

Всё же, она дёрнулась, отталкиваясь, пытаясь восстановить равновесие. А он ещё безжалостнее стиснул.

Обнял, но это трудно назвать объятьями. Поцеловал. Но и это поцелуем не назовёшь. Накинулся на неё без всякой нежности - яростно и жадно. Без ласки. Без игривости. Не было в этом никакой сексуальности и эротизма. Примитивно – на уровне насилия.

Её протестующий возглас застыл где-то на уровне гортани. Она не могла ни возмутиться, оттолкнув, ни ответить, принимая. Не было возможности. Сейчас он не давал ей такого выбора. Не оставлял места для манёвра. Единственное, что она могла сделать – это подчиниться, чтобы пережить его сумасшедший натиск. Подождать, когда он ослабит напор.