Просто будь рядом - Нора Робертс

Она подошла к двери дома напарницы и вынула универсальный ключ.

В помещении поработали «чистильщики», это было видно. На всех вещах лежал тонкий слой дактилоскопического порошка.

— В этот раз изолирующий состав не понадобится, — сказала она Рорку.

— И на том спасибо.

— Приличная мебель, немного аляповатая, — начала комментировать Ева, двигаясь по гостиной. — Не слишком много и без «пылесборников». Для нее это не дом.

Она пристально посмотрела на обивку диванов, где буйно цвели пурпурные и розовые бутоны.

— Это только у меня так или от них и впрямь глаза режет?

Она намеренно держалась непринужденно, чтобы и он тоже мог расслабиться.

— Я как раз хотел полезть за солнцезащитными очками.

— Если совсем скучно становилось, могла сидеть тут, смотреть телик, можно было просто жалюзи опустить. Незачем соседям свой нос к ней совать. Одиноко, наверное, ей было жить тут одной, ждать, когда он выберется на свободу, но мужиков к себе она не водила. Может, конечно, и сама к ним ходила, отрывалась на стороне. Скорей всего, в одном из своих амплуа.

Она прошла в ванную на первом этаже. «Полотенце только одно», — тут же подметила Ева.

— Явно не для гостей, — сказала она. — Просто для себя, если в туалет захочется. В мусорной корзине или на полочках если что и было, «чистильщики» это уже забрали. Здесь ловить нечего.

Она вернулась в гостиную, зашла в угол, где должен был бы стоять обеденный столик, ничего, затем в кухню.

— Ела прямо за кухонным столом, — сказала Ева, открыла холодильник. — А может, пила, — уточнила она, найдя в нем лишь четыре бутылки пива и одну, откупоренную, с вином.

В шкафу обнаружились бокалы, пара обычных тарелок и стопка одноразовых.

— Домохозяйка из нее так себе. — Ева указала подбородком на кучу грязной посуды и упаковок из-под продуктов в раковине и на столе.

— И робота, чтоб за ней убираться, в доме нет, — добавил Рорк.

— Хорошая встроенная техника, столешница мраморная, шкафчики, а ей наплевать. Это не ее. Она не этого хочет. Она хочет куда больше такого вот мещанского кукольного домика с садиком, заборчиком и двумя не в меру любопытными сволочными соседками. Она хочет жить с Айзеком на широкую ногу, как он ей и обещал. Здесь тоже ничего, — повторила она и прошла обратно в прихожую, чтобы подняться на второй этаж.

Наверху она первым делом проверила основную ванную комнату.

«Слишком много душится», — было ее первой мыслью.

Запах был слишком сильным, слишком интенсивным, слишком удушающим. Воспоминание пришло неожиданно и ошеломляюще, как удар в лицо. Она зашаталась.

— Ева! — Рорк схватил ее за руку.

— Слишком сильно. Чувствуешь? Приторный запах — с гнильцой, как цветы, застоявшиеся в вазе. Прямо тошнит от него, — проговорила она, но когда Рорк потянул ее из комнаты, Ева уперлась: — Нет. Я вспомнила. Я вспомнила. Спальня, их комната. В ней всегда именно так пахло. Слишком сильно. Слишком много духов. И секса. Потные тела и духи. Целая куча флаконов, бутылочек. Помады, дезодоранты, пудры. Нельзя трогать — иначе побьет. Она все равно побьет, потому что я тупая как жопа, уродливая и всегда лезу под ноги.

— Нет. Нет, детка.

— Да я в норме, в норме, просто воздуху не хватает, — выдохнула она. — Открой окно, а? Господи, да открой же ты это окно!

Рорк рывком поднял жалюзи и распахнул окно в ванной. Ева высунулась, жадно глотая ртом воздух, словно утопающий.

— Я в порядке. Просто накатило. Она хотела от меня избавиться. Я как сейчас их слышу. Обсуждают, спорят. Нет, ты прикинь: она хотела от меня избавиться! Я бестолковая, вечно голодная, вечно копаюсь в ее вещах. «Нужно скорей ее продать, хоть что-то получить за гребаную сучку», — говорит. А он ей отвечает: «Нет, потом за нее больше дадут, будем сдавать ее за деньги. За шестилетку по высшему разряду не заплатят. Зато будет ей лет десять, может, пораньше, начнем сдавать за деньги — лет пять-шесть только так грести будем, а потом скинем кому-нибудь по дешевке».

Рорк почувствовал, что просто раздавлен, уничтожен. Он прижался щекой к ее спине, и они оба застыли, вдыхая горячий свежий воздух.

— Позволь, я тебя отсюда увезу.

Ева нащупала его руку.

— Не могу я уехать, пока не пройду через это.

— Я знаю, — Рорк прижался губами к ее шее. — Я знаю.

— Я не понимала тогда, о чем они говорят, толком не понимала. Пока не понимала. Но мне было страшно. И они дрались. Я слышала, как они друг друга колотят, а потом трахаются. По-моему, после этого она и сбежала — или вскоре после. Он уже тогда начал меня лапать, делать со мной разные вещи, но после того, как она сбежала — с вещами и деньгами, — он, не знаю, озверел просто. Помню, как он тогда разозлился, надрался и впервые меня изнасиловал.

Ева сделала напоследок еще один глубокий вдох и вернулась в ванную.

— Ты это хотела найти?

— Нет, — Ева размазала по щекам выскользнувшие от досады слезы. — Нет. Я не думала, что что-то вспомню, что это место мне что-то напомнит. Все из-за этого запаха. Сейчас уже легче, сейчас уже выветрилось.

— Ева, когда мы вошли, запах здесь едва чувствовался.

— Ну, не знаю. Все равно, — она с силой вытерла насухо лицо.

Она пришла сюда делать дело, а не упиваться жалостью к себе.

— Надо все перевернуть в спальне, проверить, нет ли у нее там нычек. Мне кажется, куда бы мы ни въезжали, она всегда устраивала себе тайник. Еще одна заначка, чтобы отец не нашел. Если был хоть один шанс, что Макквин к ней приедет, в спальню он наверняка должен был бы заходить. Если она что-нибудь от него прятала, то однозначно там, куда бы он не заглянул. Наркотики, деньги на дорогу, может, еще что-нибудь.

— Например?

— Она считала, что любит его. У тебя что в кармане?

Рорк улыбнулся и вынул из кармана серую пуговицу, оторвавшуюся от ее до невозможности уродливого костюма в их первую встречу.

— Вот видишь? — сказала Ева, сама не понимая, почему эта дурацкая пуговица так ее растрогала. — Влюбленные хранят всякие вещи. Романтические напоминания.

— А что хранишь ты?

Ева вытянула из-за ворота цепочку с бриллиантом в форме слезы.

— Кроме как для тебя, я б такое ни за что не стала носить. И… Это уже совсем неудобно…

— О, есть еще что-то?

— Черт. Я устала. Болтливой от этого становлюсь. У меня лежит одна из твоих рубашек.

— Моих рубашек? — Лицо Рорка выразило полнейшее недоумение.

— Да, в комоде лежит, под всякой другой одеждой. Ты мне ее одолжил тогда утром после нашей первой ночи. Вроде как она до сих пор тобой пахнет…

На секунду все заботы, отпечатавшиеся на его лице, как рукой сняло.