На первых ролях - Кейт Коскарелли

– Он чуть не вдвое моложе! – запротестовал Майк, все еще не в силах осмыслить ситуацию.

– Для того чтобы так выделываться, он и должен быть моложе! Господи, как я жду конца съемок!

– Какое отношение имеет к этому фильм?

– Спросите вашу ведущую актрису. Она стоит сзади.

Майк обернулся и увидел Банни, завернутую в шелковое кимоно. Прическа и грим актрисы были безукоризненными.

– Мама! – резко воскликнула Банни. – Я просила, кажется, никого не пускать! Ты же знаешь, по утрам я не желаю ни с кем разговаривать!

Майк, не колеблясь, решил взять вину на себя:

– Она пыталась остановить меня, это я не послушал. Банни, что происходит? Какое отношение имеют ваши с Фернандо дела к моему фильму? – негодующе начал режиссер, возмущенный, что подобные вещи могут иметь какую-то связь с создаваемым им высоким искусством.

Банни раздраженно взглянула на мать.

– Ну… Каждое утро Фернандо дает мне кое-что… для улучшения настроения и цвета лица. – Скромно опустив глаза, она добавила: – Я называю это ежедневной инъекцией любви. До сих пор они прекрасно помогали. Как вы считаете?

Майк, не в силах прийти в себя от изумления, попытался осознать сказанное.

– Боже, помоги мне, я все понял! – пробормотал он и поспешил отойти, бросив через плечо: – Жду вас на площадке через две минуты!

Банни побежала в гримерную и с помощью матери натянула костюм. Никто не сказал ни слова, пока не ушла актриса. Потом Фернандо, мывший кисти в раковине, поднял глаза:

– Чертовски надоело это дерьмо! Вы должны мне больше двух тысяч баксов, и я хочу получить свои денежки!

– Я вам ни цента не должна сверх того, что уже заплатила!

– До того как я прикоснулся к вашей доченьке-нимфоманке, вы обещали отстегивать сотню баксов за каждый раз, когда я ее трахну. Не пытайтесь меня надуть.

Леверн вытащила из сумочки стодолларовую банкноту и швырнула ее на столик.

– Вот ваш гонорар за сегодня! Когда мы заключали соглашение, мне и в голову не пришло, что вы собираетесь проделывать это утром, днем и ночью. Я говорила, что плачу за один раз, только за один раз в день, и это все. Не нравится – держите свои причиндалы в накрепко застегнутых штанах.

– Может, я так и сделаю. Посмотрим, что тогда запоет ваша дочь!

– За последний месяц она получила столько, что на всю жизнь хватит! Проваливай, Фернандо! – раздраженно рявкнула Леверн и вышла, чувствуя, как первые крохотные толчки боли распирают голову. Порывшись в сумке, она облегченно вздохнула, нашарив пластиковый цилиндр с болеутоляющим, но, открыв его, с ужасом обнаружила что осталась всего одна таблетка. Леверн так привыкла принимать по две, что меньшая доза просто не подействует!

Леверн поспешила к телефону и позвонила в аптеку, но там ей сказали, что рецепт не возобновляется. Она попыталась дозвониться до старого друга, доктора Джека Шеферда, и узнала, что тот уехал в Мехико. Дьявол! Смирившись с неудачей, Леверн, вздохнув, набрала номер Виктора Кейблшо, модного целителя всех кинозвезд. Он мог ее принять не раньше завтрашнего утра. Господи Боже, что за ужасный день ей предстоит! Но все оказалось гораздо хуже, чем предполагала Леверн. Приехав домой к концу дня, она обнаружила записку от Челси, в которой та писала, что уехала в Нью-Йорк по делу и позвонит позднее. Как посмела эта девчонка исчезнуть, ничего не объяснив, и откуда, спрашивается, добыла денег на поездку?

Пошатываясь от все усиливающейся боли, Леверн легла в постель и провела в полудреме-полузабытьи несколько часов.

Разбудила ее Банни, явившаяся необычно рано. Войдя в комнату матери, она немедленно заныла.

– Мама, ну проснись же!

Леверн испуганно подскочила, вызвав новый приступ боли, возвратившейся с прежней силой.

– Господи Боже, что тебе, Банни? – невнятно пробормотала она.

– Ты разрушаешь мою жизнь!

– О чем это ты? – промямлила Леверн, так и не придя в себя. Где она? Сколько проспала? Сейчас утро или вечер?

– Фернандо сказал, что ты велела ему носа сюда не показывать! Чего ты хочешь добиться? Ты ведь знаешь, как много он значит для меня!

Слезы катились по щекам, размазывая тушь, оставляя черные подтеки.

Вспомнив омерзительную утреннюю сцену, Леверн нетерпеливо вздохнула:

– Банни, он всего лишь сексуальный автомат и ничего для тебя не значит, понятно? Таких жлобов в Голливуде по тринадцать на дюжину! Пусть убирается.

Она устало откинулась на подушки, желая только одного – поскорее заснуть и не видеть никого и ничего.

Громко всхлипывая, Банни стонала и вопила, рвала на себе волосы, вырвала с корнем пуговицы, вылетела из комнаты только затем, чтобы через несколько минут возвратиться и устроить очередную истерику. Все это время Леверн не поднимала головы, моля Бога, к которому так редко обращалась, чтобы все это поскорее прекратилось. Но молитвы не были услышаны. Банни, обладавшая особым, только ей присущим упрямством, способным пробить любую, самую толстую стену спокойствия и решительности, не сдавалась, и, когда наконец пропитанное слезами, растрепанное, обезумевшее создание в судорогах свалилось на пол, Леверн вынуждена была признать поражение.

Она не помнила, как встала, подняла вконец обессилевшую истеричку и повела в ванную. Стараясь не обращать внимания на боль, Леверн утешила своего ребенка, умыла и уложила в постель. Долго еще спустя после того, как Банни наконец забылась тяжелым сном, мать лежала словно надувная игрушка, из которой выпустили воздух, терпеливо пережидая, когда пройдет боль, ставшая ее постоянной спутницей.

К тому времени, когда доктор наконец принял Леверн, она дошла до такого состояния, что была готова броситься под грузовик. Разозленная на Челси за то, что та оставила ее одну управляться со всеми проблемами и почти ничего не видевшая от боли, Леверн была вынуждена попросить Фабиолу помочь вытащить Банни из постели и доставить на площадку, и, хотя не в ее обычаях было уезжать, не убедившись, что все в порядке, на этот раз она просто предоставила дочь заботам Фернандо и костюмерши и отправилась к доктору. К счастью, он не заставил ее ждать. Несмотря на репутацию модного доктора, доктор Кейблшо был действительно хорошим специалистом, и, хотя тонкие черты лица и густые седые волосы идеально подходили для образа целителя страждущих кинозвезд, тем не менее он никогда не прописывал лекарство, не осмотрев предварительно пациента. Год назад Кейблшо успешно излечил Банни от тяжелого бронхита.

– Вот бумажная сорочка, – жизнерадостно объявила сестра. – Снимите все, кроме туфель. Разрез спереди.

Леверн неприязненно поморщилась.

– Послушайте, мне нужно лекарство от головной боли, а для этого раздеваться ни к чему.