Сон ребенка. Решение всех проблем - Ричард Фербер

В девятилетнем возрасте проявления спутанности сознания у Марии длились до получаса, но сейчас, когда ей было 12, чаще всего завершались через пять-десять минут. По окончании приступа она успокаивалась, просыпалась настолько, чтобы сходить в туалет, и снова засыпала. Часто родители разрешали ей провести остаток ночи у них в комнате. Иногда они утром обнаруживали, что она спит у них, но ни они, ни сама Мария не знали, когда она перешла. Девочка ничего не помнила о своих ночных приступах ни сразу после них, ни наутро.

Родители пытались проявлять понимание, но были слишком заняты спасением своего брака под руководством семейного консультанта. Незадолго до обращения ко мне Мария также начала посещать психотерапевта. Серьезных психологических проблем у нее не наблюдалось, вела она себя безупречно, по крайней мере, вне дома. Однако под благополучным фасадом скрывалась злость на родителей из-за тягостной обстановки в доме, отсутствия подлинной сердечности и заботы. Она не умела выражать свои чувства и боялась, что если выдаст себя, то сделает только хуже.

Мне удалось убедить родителей Марии, что у нее нет никаких физических нарушений – как у большинства детей, просыпающихся ночью со спутанным сознанием, – и что это распространенное явление. Их обрадовала возможность устранить приступы лекарствами, но, поскольку они были краткими и происходили только в начале ночи, когда родители еще не спали, мы решили обойтись без ежевечернего приема. Лекарство можно принять перед ночевкой в гостях или при усилении проявлений. Также я посоветовал, чтобы Мария всегда спала только в своей комнате. Если ей незачем станет переходить в другую комнату, а при пробуждении гадать, где она находится, некоторые причины частичных бодрствований исчезнут. Родители перегородили дверной проем своей комнаты стулом, чтобы сразу услышать, что она пытается войти, и проводить ее обратно.

Мы рассчитывали, что благодаря прогрессу Марии в психотерапии и избавлению от привычки досыпать в родительской комнате, а также решению самими родителями собственных проблем частичные бодрствования девочки со временем станут реже и слабее. Действительно, за несколько месяцев они существенно сократились.

Дэвиду на момент нашей встречи было 17. За восемь лет до этого его родители развелись и создали новые семьи. Еще до распада семьи Дэвид часто говорил во сне. Этим его частичные бодрствования ограничивались вплоть до 12 лет, когда отец женился вторично. После этого проявления спутанности сознания приняли проблемный характер. Примерно раз в месяц около полуночи Дэвид внезапно срывался с постели и начинал кричать. Мать, входя к нему в комнату, видела, что он стоит, ошарашенный, – по ее словам, «словно ждет, что с ним сейчас что-то случится». Он не выглядел по-настоящему испуганным, хотя временами бормотал нечто вроде «я до него доберусь».

Когда Дэвиду было 15, мать тоже вышла замуж, и его частичные пробуждения стали проходить тяжелее. Теперь они начинались воплем, от которого кровь стыла в жилах. Дэвид выскакивал из кровати и носился, опрокидывая мебель, будто за ним гнались. Теперь уже он выглядел перепуганным. Несколько раз он получал царапины и синяки, однажды разбил оконное стекло и рассадил руку, а в другой раз опасно высунулся из окна своей комнаты на втором этаже. По окончании приступа он всякий раз просыпался полностью и очень смущался, обнаружив, что стоит посреди разгромленной комнаты под взглядами потрясенных домочадцев.

Родители Дэвида говорили, что у него «огромное самообладание», что он «всегда все держит в себе» и «слишком хорошо со всем справляется». В школе он учился вполсилы. Мне он показался приятным в общении и контактным, но несколько подавленным. Он не отмалчивался и, как оказалось, очень неплохо умел делиться своими переживаниями, хотя, очевидно, сам не осознавал многое из того, что его тяготило. Особенно это касалось горечи и злости.

Частичные бодрствования Дэвида были нечастыми, но настолько бурными, что можно было опасаться серьезной травмы. В моей практике попадались подростки, выпрыгивавшие во время подобных приступов из окон. Я назначил Дэвиду регулярный прием лекарства, которое заблокировало проявления спутанности сознания. Но это было симптоматическое лечение с единственной целью – обезопасить парня. Нужно было, чтобы он спокойно спал без лекарств. Даже без учета проблемного сна его умеренная депрессия, подавленная злость и недостаточная успеваемость требовали внимания. Поэтому я рекомендовал курс психотерапии.

Дэвид и его семья последовали этому совету, и лечение дало замечательные результаты. Через некоторое время он освободился от своей скорлупы и стал гораздо жизнерадостнее и успешнее в учебе. Через несколько месяцев мы решили отменить прием лекарства. Из-за потенциальной опасности частичных бодрствований Дэвида я медленно снижал дозу, всякий раз внимательно следя за возможными рецидивами. К моменту поступления в колледж он уже несколько месяцев вообще не принимал лекарство, но по моему предложению родственники договорились с его соседом по общежитию, чтобы он сообщал им о любой странности во время сна. Прием лекарства всегда можно возобновить, если в этом возникнет надобность.

Глава 14

Кошмары

Что такое кошмар и почему он снится

Кошмар – это сон. Очень плохой сон, из-за которого вы просыпаетесь в испуге. Он начинается обычно, но к концу становится страшным. Например, ребенку снится, что он весело гуляет с собакой в парке в солнечный день. Внезапно темнеет, он понимает, что заблудился в чаще, на него набрасывается чудовище – и он просыпается в страхе. Под кошмарами мы подразумеваем сны, пугающие настолько, чтобы заставить ребенка пробудиться. Большинство снов, даже страшных, забываются, если в конце человек не просыпается – хотя бы ненадолго.

Как и все прочие сны, кошмары возникают в фазе быстрого сна. Предположительно, некие зачаточные сны видят даже новорожденные, поскольку они проводят в состоянии быстрого сна очень много времени, однако неизвестно, бывают ли у них полноценные сновидения со сложной образностью, звуками, чувствами и мыслями. Точно установлено, что сны, в том числе кошмары, бывают у детей второго года жизни, и это становится тем очевиднее, чем лучше развивается речь малыша и его способность пересказать свой сон.

Кошмар годовалого младенца прост. Обычно в нем воссоздается и заново переживается недавнее пугающее событие. Малыш не может толком пересказать его, но достаточно развитая речь позволяет связать его сон со сдачей крови на анализ, аварией или укусом пчелы. Ребенок этого возраста не видит разницы между сном и реальностью и, проснувшись, не всегда понимает, что сон кончился. Он продолжает бояться, как будто угроза из сна сохраняется. Скажем, если ему снилась пчела, его жесты (попытки указать на что-то) и звуки («здесь ж-ж») выражают уверенность, что пчела находится в комнате.

К двум годам сны становятся более символическими, за чудовищами и дикими зверями обычно скрываются побуждения и страхи малыша. Он уже начинает понимать, что такое сны, но еще не проводит между ними и явью четкой грани. Рассказывая, что ему приснилось чудовище, он настаивает, что «оно еще здесь».

С возрастом сны усложняются. Параллельно растет способность ребенка отделять их от реальности. Лет в пять, проснувшись из-за сна, он в тот же момент ясно осознает, что это ему всего лишь приснилось. После кошмара такое понимание дается труднее. Но умение видеть в сне «всего лишь сон» продолжает развиваться, и около семи лет ребенок уже может справиться с кошмаром самостоятельно, никого не разбудив. Однако сам страх после пробуждения от кошмарного сна совершенно реален даже у старших детей. Как сказал один мальчик: «Мам, я знаю, то, что было во сне, ненастоящее, но сам-то сон настоящий!» Рациональное знание о воображаемой природе сна менее убедительно, чем его непосредственное эмоциональное воздействие. Поэтому 11-летняя Ханна встала ночью проведать младшего братика, увидев во сне, что он умер, хотя прекрасно знала, что ей это просто приснилось.

Хотя кошмары случаются во сне, по большей части они становятся следствием и отражением эмоциональных конфликтов активной жизни. Эти конфликты – обычные сложности нормального развития ребенка. Отчасти поэтому кошмары порой снятся всем детям. Некоторые вызываются объективными причинами, например болезнью или лекарствами, другие вообще не имеют очевидной причины (во всяком случае, бросающейся в глаза).

Конкретное содержание кошмара зависит от разных факторов. Это в том числе уровень физического и эмоционального развития ребенка, эмоциональные конфликты, характерные для данного этапа взросления, любые пугающие или угрожающие события недавнего времени. Тревоги, выливающиеся в кошмары, могут также вызывать у ребенка страхи во время укладывания и в периоды бодрствования ночью, порой мешая заснуть или вернуться ко сну (эти проблемы описаны в главе 7).