Тайяна. Раскрыть крылья - Галина Гончарова

Стоило хватке на ее шее чуть ослабеть, как Ааша прыгнула с места. У волков это хорошо получается – собраться в комок, распрямиться в полете, а на точность они никогда и не жаловались. Клыки сомкнулись на левом запястье трайши. Лучше б на правом, но и левое тоже было неплохо. И больно…

Яна словно стекла на землю.

Диолат взвыл так, что эхо отдалось – клыки волка могут раздробить практически любую кость, и сейчас Ааша этим воспользовалась. Этой рукой он и почесаться-то теперь не сможет.

Если только чудом восстановят, но магов в тюрьме не бывает.

Яна перекатилась по земле и была тут же подхвачена Рошером.

– Цела?

– Вполне! Ааша, выплюнь бяку!

Волчица послушалась. И Диолат был невкусным, и наказан он был неплохо, да и стражники уже набегали со всех сторон.

Спустя час Гарт, Рошер и Яна так же ехали домой. Но теперь настроение в карете было куда как веселее.

– Что теперь будет с Диолатом?

– Подозреваю, что тихая смерть от заражения крови, – пожал плечами Гарт.

Ну да, в тайнике нашли кучу всего интересного. И драгоценности, в том числе и оставшуюся часть свадебного гарнитура Вильтена, и шкатулку, в которой аккуратно были сложены локоны волос и платочки с кровью – все подписанные, с бумажками, в том числе и локон принцессы!

Тут-то Диолат и попал.

И несколько склянок с приворотными зельями роли уже не сыграли.

Склянкой больше, склянкой меньше – он уже падал так, что глубже падать некуда. Но чтобы не поднимать скандала…

– Градоправитель сообщит в столицу о его делах – и Диолата просто уничтожат, – ухмыльнулся Рошер. – Такого ему король не спустит.

Яна бы тоже не спустила.

– Вот и чудненько. А что с остальными?

– Вериола, скорее всего, пойдет на каторгу. Сына или оставят с отцом, если того признают невиновным, или отдадут родным Термалиса. Тоже возможно. Остальным… от небольшого срока на каторге до плетей. Кадус – так точно плетями отделается, тюремщик – нет, сама понимаешь. Термалис – как повезет. Мы же не будем говорить, кто поджег дом конюха, так что может и выскользнуть. Хотя и зря.

Яна понимала.

– Сложно у вас, людей.

– А у нархи-ро как?

– Смерть, изгнание или одиночество. Этого достаточно.

Карета остановилась у крыльца, и Гарт помог выйти Яне.

– Спать?

– Я еще погуляю по саду, а потом спать, – отказалась Яна.

– Составить тебе компанию?

Рошер спрашивал больше из вежливости. Спать хотелось так, что хоть к стене прислони – чудом в карете не уснул. Куда уж тут составлять компанию…

– Нет, я сама.

Яна покачала головой и направилась в сад. Ааша тенью следовала за своей подругой. Рассвет они встретили вместе.

Яна сидела на качелях, поджав ноги, и размышляла. Ааша лежала рядом и дремала, иногда поглядывая на свою хозяйку. Мало ли…

– Грустишь?

Аэлена подошла очень тихо для человека, но не для волчицы. Задолго до того, как стройная фигурка в темно-синем пеньюаре появилась из-за кустов, волчица шевельнула ушами и тихо уркнула, показывая, что приближается друг.

Яна посмотрела на женщину.

– Не знаю. Ты рано сегодня.

Аэлена была «совой», которая обожала посидеть с картиной до глубокой ночи, а потом проснуться к обеду. И встать на рассвете она могла только ради творчества. А сегодня-то что ее выгнало?

После вчерашнего? Да еще муж приехал…

– Алинар спит. А я больше не смогла уснуть.

– У вас все хорошо? После вчерашнего?

Яна волновалась не зря. Мало какой брак вытерпит такое озеро грязи. Пусть Аэлена и не виновата, но… мало ли!

– Алинар верит мне. А я верю ему – иначе и не было смысла выходить замуж. Да и… – Аэлена на миг замолчала, но потом ее лицо стало жестким, и Тайяна мысленно усмехнулась. Да, именно такая. Любящая мать, жена, дочь – и обратная сторона монеты. Холодный расчет и черная ненависть ко всем, кто может вторгнуться и разрушить ее мир. Или хотя бы попытаться это сделать. Может, это и правильно? Без ночи не бывает дня, без солнца – тьмы. – Знаешь, мне плевать, даже если он спал с Вериолой.

Яна хмыкнула.

– Ой ли?

– Да. Если бы Алинар променял нас с детьми на эту девку, я была бы в ярости, расстраивалась, плакала, бесилась… это другое. Он – даже если принять, что Вериола не солгала, – просто попользовался ею и выкинул. Я удовлетворена.

– И не хочешь знать точно.

– Не хочу. Ни к чему.

Яна подумала, что ей бы знать хотелось. И рассуждать, как Аэлена, она не смогла бы. Но…

Не ей судить. Она не человек, и троих детей у нее нет, зато она отлично понимает, что есть вещи, после произнесения которых вслух семью сохранить не удастся.

– Что с Диолатом?

– Считай, что мертв. – Яна кратко рассказала о событиях вечера. Но радости на лице Аэлены не увидела.

– Дурак…

– Дурак. Он мог бы получить тебя еще тогда, а вместо этого – пустая погоня за удовольствиями, разрушившая в итоге его жизнь. Он ничего не создал, о нем никто не станет жалеть… может, ты?

– Я – буду. Знаешь, человек может стать Творцом, только пройдя через огонь. И Алеист был частью огня, который обжег – больно, да, но помог вылупиться из моего кокона. Я его не забуду, хотя ничего и не сделаю, чтобы помочь ему.

А вот и приворотное. Аэлена могла сколько угодно любить мужа, она и не лгала, когда говорила, что любит Алинара, но Диолат все равно отпечатался в ее душе. Пройдя через огонь – получаешь шрамы. Они и стали теми крючками, на которые Диолат пытался подцепить женщину.

Она не простила и не забыла, а память – ворота для магии.

– И не простишь.

– Нет. Я в чем-то благодарна ему, но прощать не стану.

Яна подумала, что люди странные. И перевела разговор.

– Что ты теперь будешь делать?

– Поедем с мужем в столицу, принимать наследство. Если Релиш завещал все Аире, если король разрешит – я хочу, чтобы моя девочка была трайши! Почему бы нет!

Яна задумалась на пару минут, а потом спросила то, что интересовало ее со вчерашнего вечера.

– Аира – дочь Вильтена?

– Нет.

Она не лгала. И в то же время…

– А он знал об этом?

Аэлена усмехнулась. Уселась на качели рядом, оттолкнулась ногой, покачалась пару минут, по-детски поджимая пальцы ног…

– Ты умеешь задавать вопросы.

– Я ищу знания.

– Есть ли польза в этом знании? А впрочем… пообещай мне, что никому не расскажешь?

– Пусть Лес отвергнет меня, если я передам кому-либо хоть слово из нашего разговора. Да закроется мне навсегда дорога под его кроны. Пусть мои потомки никогда не обретут крыльев, если я нарушу свое слово.

Если Яна изучала людей, то и Аэлена уже кое-что знала о нархи-ро. Этими вещами они не шутили никогда.

– Принимаю твою клятву.

На минуту Аэлена замолчала. Ей надо, надо было выговориться – так почему бы не здесь и не сейчас? Вчера вскрылся громадный гнойник, ей стало намного легче, но часть крови и гноя еще оставалась в ране. Здесь и сейчас Аэлена чистилась до конца.

– Рядом никого нет?

– Нет. Ааша посторожит.

На рассвете, на качелях, в присутствии Ааши, которая издали услышит любого желающего погреть уши, две женщины смотрят в глаза друг другу. Здесь и сейчас нет тайн.

– Релиш… Знаешь, Яна, я ведь полюбила его. По-настоящему. Мне было тогда… да мне и двадцати не было. И последние несколько лет вся моя жизнь вертелась у постели больной бабушки. Я не жалуюсь, более того, если бы я могла вернуться туда! Я бы все отдала, чтобы мы втроем оказались в нашем маленьком доме: и мы с мамой играем в фишки, и лампа горит, и кот, прыгая на доску, тоже пытается помочь нам с игрой, а бабушка, наблюдая за этим, улыбается и вяжет шарф на продажу – она так старалась помочь. Мы о чем-то переговариваемся, смеемся… мы были счастливы тогда. По-настоящему счастливы.

– Сейчас – нет?

– И сейчас тоже. Но те воспоминания – они мои и только мои. Это как нечто теплое, уютное, родное… Туда можно спрятаться и не думать. Тогда я была еще ребенком, а сейчас за мной – моя семья. Детство кончилось.

Яна понимала. Аэлена оттолкнулась ногой чуть сильнее.

– Релиш… он был как солнце. Яркий, веселый, искристый, просто он не любил открываться перед людьми, вот никто и не знал. А я увидела и полюбила. И в тот же миг поняла, что он-то меня никогда не полюбит. Ему нужна была слабая, нежная, хрупкая, зависимая… разве я смогла бы стать такой?

– Если бы сломалась – да.

– Но ломаться я уже не хотела. Понимаешь?

Яна понимала. Сильный человек может помечтать о том, как станет слабым, – это верно. Но всерьез желать такого… бояться – да. Но не желать.

Она могла бы вернуться в Лес, покаяться, сделать так, чтобы решали старшие и умные, решали для нее и за нее… но уже не хотела. Слишком интересно было жить самостоятельно. Слишком затягивало.

– Понимаю…

– Тогда я решила оставаться рядом. Быть другом, ученицей, поддержкой и опорой – и Вильтен принял это от меня. Но сердце болело.

– Диолат казался хорошей… возможной заменой?