После заката - Стивен Кинг

Последнее слово он растянул на манер геев; соба-аки.

— Пошел ты, Грюнвальд. Я сваливаю, — сказал Кертис.

Сердце так и рвалось у него из груди, но голос вроде бы не дрогнул. Почему-то Кертису было очень важно, чтобы Грюнвальд не заметил его страха. Он уже хотел повернуться и уйти, но Паскуда еще не закончил:

— Я подумал, участок Винтона может вытащить тебя из дома. Но я точно знал: если упомянуть твою гнусную псину, ты прикатишь как миленький. Кстати, я слышал ее скулеж. Когда она влетела в забор. Тварь блудливая.

Кертис потрясенно обернулся.

Паскуда кивал, жидкие волосы облепили белое улыбающееся лицо.

— Ага. Я подошел и смотрел, как она корчится. Мешок с глазами, мать ее.

— Ты говорил, тебя не было дома, — проронил Кертис тонким, почти мальчишеским голосом.

— Ну так я соврал, сосед! В тот день я рано вернулся от врача. Настроение было скверное: пришлось ему отказать, а он так долго уламывал меня на химиотерапию. Потом я увидел, как твоя псинка задыхается в луже собственной блевотины, и повеселел. Есть на свете справедливость, есть! — подумал я. Изгородь была пустяковая, напряжение низкое — коров отпугивать, тут я тебе не соврал. Но дело свое она сделала, верно?

Тут Кертис Джонсон прочувствовал все сполна, хотя минуту назад был в полной и, быть может, сознательной растерянности. Стиснув кулаки, он шагнул навстречу Паскуде. Он ни с кем не дрался с третьего класса, но сейчас ему захотелось кого-нибудь ударить. Ударить Паскуду. Насекомые по-прежнему безучастно жужжали в траве, солнце палило — ничто в мире не изменилось, кроме Кертиса. Его равнодушие исчезло без следа. У него появилось по крайней мере одно желание: бить Грюнвальда, пока тот не начнет харкать кровью, плакать, корчиться от боли. Кертису хватит сил. Грюнвальд на двадцать лет старше, он болен. Когда он свалится на землю — желательно в грязную лужу и со сломанным носом, — Кертис скажет: «Это тебе за мою псину. Сосед».

Паскуда попятился и вытащил из-за спины здоровенный ствол.

— Стой на месте, сосед, или я прострелю тебе башку.

Кертис замер не сразу. Пистолет в руке Грюнвальда показался ему ненастоящим. Смерть от пули? Нет, это немыслимо. Но…

— «Хардболлер» сорок пятого калибра, — сказал Грюнвальд, — заряженный пулями с мягким наконечником. Купил его, когда последний раз ездил в Вегас. Сразу после ухода Джинни. Хотел ее застрелить, но потом раздумал. Что с нее взять? Обычная шлюха-анорексичка с силиконовыми сиськами. Ты — другое дело, Джонсон. Ты злобный и опасный тип. Свирепый колдун, пидор-ведьмак, вот ты кто.

Кертис наконец замер.

— Теперь ты, как говорится, в моей власти. — Паскуда расхохотался и умолк, опять всхлипнув. — Мне даже необязательно метить тебе в сердце, Джонсон. Пушка мощная, так мне сказали. Хоть в руку попаду — ее вырвет с корнем, и ты все одно сдохнешь. А если в живот? Кишки отлетят на сорок футов. Хочешь попробовать? Хочешь попытать счастья, козел?

Кертис не хотел пытать счастья. Истина открылась ему запоздало, но во всей красе: его выманил сюда чокнутый маньяк.

— Чего тебе надо? Я сделаю что угодно. — Кертис сглотнул. В горле что-то щелкнуло, как у насекомого. — Хочешь, остановлю тяжбу по делу Бетси?

— Не называй ее Бетси. — Паскуда направил дуло ему в лицо — очень большое дуло. Кертис вдруг осознал, что умрет, прежде чем услышит выстрел. Может, успеет заметить пламя на конце ствола. Еще он понял, что вот-вот обмочится. — Зови ее «моя жопомордая псина».

— Моя жопомордая псина, — сразу повторил Кертис, не чувствуя ни малейших угрызений совести.

— А теперь скажи: «Я обожал лизать ее вонючую дырку», — велел Паскуда.

Кертис промолчал. Слава богу, у меня еще осталась гордость. И потом, скажи он это, Паскуда придумает что-нибудь похлеще.

Грюнвальд ничуть не расстроился.

— Ладно, я пошутил, — сказал он, махнув стволом.

Кертис молчал. Часть его мозга разрывалась от страха и смятения, но другая работала так четко, как не работала со смерти Бетси. И даже дольше. Этой частью он обдумывал вероятность собственной гибели.

Вдруг я больше не съем ни единого кусочка хлеба? При этой мысли обе части его мозга слились в одном чудовищно сильном желании — выжить.

— Чего ты хочешь, Грюнвальд?

— Забирайся в туалет, Джонсон. В тот, что с краю. — Он махнул пистолетом налево.

Кертис со слабой надеждой посмотрел в нужном направлении. Если Паскуда хочет его запереть, то… это хорошо, так? Может, напугав Кертиса и выпустив пар, он решил убраться подобру-поздорову. Или приехать домой и пустить себе пулю в башку. «Хардболлер» — лучшее лекарство от рака. Проверенное народное средство.

— Будь по-твоему.

— Но сперва выложи все содержимое карманов на землю.

Кертис неохотно достал бумажник и телефон. Маленькую стопку банкнот в зажиме для денег. Гребень с перхотью.

— Это все?

— Да.

— Выверни карманы, прелесть. Хочу увидеть своими глазами.

Кертис вывернул левый карман, потом правый. Несколько монет и ключ от мотороллера выпали на землю, блеснув в лучах солнца.

— Так, теперь задние.

Кертис подчинился. В задних карманах был только давнишний список покупок, нацарапанный на клочке бумаги. Больше ничего.

Грюнвальд скомандовал:

— Пинай сюда мобильный.

Кертис попытался, но промазал.

— Идиот! — расхохотался Паскуда.

Смех его кончился тем же странным всхлипом, и впервые в жизни Кертис понял, зачем люди убивают — раньше это было ему недоступно. Ясно мыслящей частью своего мозга он отметил, что убить человека так же просто, как сократить дробь.

— Пошевеливайся, — велел Грюнвальд. — Хочу поскорее вернуться домой и залезть в горячую ванну. Долой болеутоляющие, горячая ванна — единственное действенное средство. Будь моя воля, я бы в ней жил.

Впрочем, уходить он не торопился. Его глаза возбужденно сверкали. Кертис снова пнул телефон, попал, и тот подлетел прямо к ногам Грюнвальда.

— Он бьет, он забивает! — завопил Паскуда. Опустившись на одно колено и не сводя дуло с Кертиса, он поднял с земли его «нокию» и положил в правый карман брюк. Затем указал пушкой на остальные вещи. — Собери это дерьмо. Мелочь не забудь, вдруг встретишь там автомат с чипсами.

Кертис молча выполнил приказ и вновь почувствовал укол боли, увидев брелок на ключе от «веспы». Все-таки есть на свете то, что никогда не меняется — даже в самых невероятных обстоятельствах.

— Список забыл, ушлепок! Подбери все и рассуй по карманам. Телефон я поставлю на зарядочку в твоем уютненьком домике. Только сперва удалю свое сообщение.

Кертис подобрал бумажку со списком покупок — «ап. сок, табл. от изж., рыбу, булочки» — и сунул обратно в карман.

— Не выйдет, — сказал он.

Паскуда удивленно приподнял лохматые стариковские брови.

— Почему?

— Там сигнализация. — Кертис не помнил, включил он ее или нет. — И к твоему возвращению приедет миссис Уилсон.

Грюнвальд смерил его снисходительным взглядом. Впрочем, безумное снисхождение даже не бесило, только пугало.

— Сегодня четверг, сосед! По четвергам и пятницам твоя домработница только заглядывает на обед. Думал, я за тобой не приглядываю? Сам-то приглядываешь!

— Я не…

— Рассказывай! Я часто вижу, как ты прячешься под своей любимой пальмой, а вот ты меня не видишь. Потому что ты лентяй, а все лентяи — слепцы. — Тут Грюнвальд понизил голос и заговорщицки произнес: — Кстати, все геи — лентяи, научно доказанный факт. Их защитнички пытаются это скрыть, но в Интернете есть результаты исследований, можешь глянуть.

Кертис едва расслышал последние слова, в таком он был смятении. Если он следил за миссис Уилсон… Господи, и давно он строил этот план?!

По крайней мере с тех пор, как Кертис подал на него в суд за Бетси. Или дольше.

— Что же до твоей сигнализации… — Паскуда опять всхлипнул, — позволь раскрыть тебе маленькую тайну: твою систему устанавливала компания Хирна, а я работаю с ними больше тридцати лет. При желании я могу получить код от любого дома на острове. Но мне нужен один-единственный: твой. — Он шмыгнул носом, сплюнул на землю и закашлялся. Рокот шел из самых глубин его груди и наверняка причинял страшную боль (Кертис на это надеялся), однако ствол не дрогнул. — И вообще, вряд ли ты включил сигнализацию. У тебя мозги другим забиты: минетами и прочей дурью.

— Грюнвальд, нельзя ли…

— Нет, нельзя. Ты это заслужил. Заработал, схлопотал, получил по заслугам. Лезь в толчок, мразь.

Кертис пошел к биотуалету — к крайнему правому, а не левому, как велел Грюнвальд.

— Стой, стой, — терпеливо сказал Паскуда, словно разговаривал с ребенком. — Твой толчок с другой стороны.

— Он же вот-вот упадет!

— Нет, эта крошка надежная, как твой любимый фондовый рынок, — возразил Грюнвальд. — Там хитрые стенки. Но аромат будь здоров. Такие, как ты, по полдня торчат на горшке, так что запах тебе понравится. Нет, ты будешь в восторге! — Вдруг дуло ткнулось Кертису в ягодицу. Он испуганно вскрикнул, и Грюнвальд захохотал. Вот Паскуда! — Залезай, пока я не превратил твою старую грунтовую дорогу в новенькое супершоссе.