Капитан «Неуловимого» - Владимир Геннадьевич Поселягин

Немецких офицеров доставили на лодку, разместили в кубрике старшин, где были свободные места, и я с частью команды направился к «девятке». Она была в порядке, обошлось без диверсий. Немецкий арсенал мы опустошили и перевезли на «Неуловимый», только боеприпасы не трогали.

Спустившись внутрь лодки, я прошёл в двигательный отсек. Тут пока никого не было, и я, открыв горловины баков и приложив к ним ладонь, стал самосливом заливать солярку из Хранилища. До половины залил, до базы теперь точно хватит, а то почти на дне было.

Двое краснофлотцев охраняли немецкую команду: один матросов, другой унтеров. Разбираться с лодкой мне не пришлось, я её и так знал от и до, так что на ходу обучая перегонную команду, которая была со мной, я на полном ходу повёл лодку в сторону базы. К слову, капитан корабля выполнил свою работу: шифровальная машинка «Энигма» и шифры были уничтожены (как будто этих машинок и шифров у наших и так не было; шифры конечно свежие, но это не так и важно).

Мне пришлось написать на листах, что за что отвечает, и прикрепить листы в соответствующих местах, чтобы рулевые, механик и электрик могли работать, понимая, что делают. Бывшая команда лодки была отстранена от управления. Даже кок у нас был свой, готовил на всех. К сожалению, припасов было немного, а часть оказалась испорчена сыростью: «девятка» была в походе почти месяц. В торпедном аппарате осталась всего одна торпеда, но у лодки не было кормовых аппаратов, только шесть носовых торпедных, и всё.

Дошли мы благополучно. На полпути радировали на базу о трофеях и своём местоположении, и неожиданно к нам направили флагман с эсминцами. Видимо, решили, раз есть такая возможность, в рамках второго выхода совместить боевой поход с учениями. Команда крейсера активно осваивала корабль. В первом выходе, как я слышал, даже артиллерийские стрельбы были. Часть оборудования поменяли на наше, советского производства, например, практически всю связь.

Нас встретили, забрали пленных, дали дополнительных матросов и ушли, а мы дошли до базы. Инженеры на две недели поставили лодку на ремонт и модернизацию, мы всё же будем совершенствовать установку сброса якорных мин.

Правительство решило широко осветить пленение подлодки. Об этом событии говорили по радио, а в газетах печатали статьи, одна из которых называлась «Битва двух подводных титанов»: всё же обе субмарины относились к большим ПЛ. Я дал довольно развёрнутое интервью, в котором подробно описал и бой, и как мы уговаривали немцев сдаться, и что я им за это обещал. К слову, мои обещания выполнили: немцев направили на юг, пополнив ими ремонтные бригады, состоящие из пленных немцев, которые занимались восстановлением железнодорожных путей и мостов после бомбёжек.

В результате я, будучи и так достаточно известен, стал просто невероятно популярен, особенно среди молодёжи. Огромное количество мальчишек и девчат осаждали военно-морские училища: всё хотели стать как капитан Мальцев или лейтенант Червенец.

О Марине газеты тоже писали немало, с фотографиями на фоне рубки «Неуловимого», так что она стала очень даже известной: всё же первая девушка-подводник Советского Союза, и к тому же красивая. Я бы сказал, как актриса, но честно говоря, посещая с командой киносеансы, ни одной красивой актрисы я так и не увидел, странные вкусы у наших предков. Поэтому оскорблять Марину, говоря, что она красива, как актриса, я не стал: она как раз не страшная.

Кроме того, на экипаж посыпались награды за два боевых похода, и Марина получила орден Красной Звезды за бой с двумя субмаринами и «боевик» за захват «девятки». Ну и повышение в звании: ей убрали приставку «младший».

Когда я давал интервью в клубе Дома командиров флота, во время общения с журналистами, едва ли не треть которых составляли иностранцы, прозвучал вопрос от одного из наших военных корреспондентов, имевшего вид пройдохи:

– Товарищ капитан второго ранга, у вас такой красивый подчинённый, неужели ничего не было? Нам бы хотелось услышать историю о любви, читатели это любят.

Вопрос прозвучал как-то в лоб, видимо, меня хотели смутить. В зале раздался смех, но все ждали, что я отвечу.

– Вы правильно сказали – подчинённый. У меня свои принципы: с подчинёнными у меня, и в служебное, и во внеслужебное время, не может быть ничего личного. Так что вы не услышите истории о внезапно вспыхнувшей любви, как бы вам этого не хотелось: в данном случае это невозможно.

При этих словах Марина посмотрела на меня, и мне показалось, в глазах у неё что-то мелькнуло. Мы сидели за столом вшестером: командиры с нашей субмарины и плюс командир бригады – это и его праздник тоже. Гаджиева не было, на днях он ушёл в поход на другой лодке типа «К».

Потом выступал наш комиссар, который по совокупности, за два похода, получил орден Ленина и только что вернулся из Москвы после награждения.

Меня тоже премировали, автомобилем повышенной проходимости «М-1». «Эмка» в виде вездехода, генеральская комплектация с печкой отопления внутри и дарственной надписью на панели. Это был подарок лично от товарища Сталина за победы на море, причём приобретённый на его личные средства. Умел он удивлять. Подарку я был рад. В Москву, в отличие от трёх членов команды, получивших ордена Ленина, я не летал: «эмку» доставили железной дорогой и торжественно вручили мне три дня назад, половина города присутствовала при этом событии.

Так пролетели восемнадцать дней. Модернизацию лодки закончили, если работу сочтут удачной, то у всех лодок это устройство заменят.

За эти восемнадцать дней я сделал многое. Смог договориться с летунами: командир истребительного полка согласился обучить меня летать, у них был У-2. Пока я изучал систему управления и сам самолёт, особенно мотор: пока не сдам зачёт, в воздух мне не подняться. Да и погода не особо лётная, весна началась, апрель, придётся подождать.

Нашёл я и учителя по бою на саблях. Им неожиданно стал мой боцман. Он из казаков, и имел наградную шашку ещё за Гражданскую, вот и взялся меня учить. Вы бы видели глаза немцев из экипажа «девятки», когда мы, перегоняя лодку, вели тренировочный бой в замкнутом пространстве в коридоре лодки у камбуза тренировочными шашками, которые я не забыл прихватить с собой.

Кроме того, штурман давал мне знания по штурманскому делу, начав с азов. Так что день у меня был занят очень плотно. Утром я посещал подлодку, где, проверив, как идёт модернизация, час фехтовал с мичманом, потом час занимался со штурманом, после чего ехал на аэродром, пользуясь поначалу служебной машиной, а потом уже и своей.

После аэродрома я