Музыка и медицина. На примере немецкой романтики - Антон Ноймайр

Если после того, как он окончил Геттинген, о нем говорили: «Биллрот мог бы стать таким же хорошим музыкантом, как и хирургом», то уже в начале своей деятельности в хирургической клинике Берлинского университета осенью 1851 года, хирургия полностью завладела им. Дела шли так успешно, что уже в 1856 году он смог получить степень доктора. Только после того, как Биллрот возглавил кафедру хирургии в Цюрихе весной 1860 года, он снова с большим прилежанием и терпением стал заниматься музыкой, причем особый интерес проявлял к камерной музыке.

Насколько серьезно Биллрот относился к музицированию, свидетельствует письмо, датированное августом 1879 года, начинающееся словами: «Мои пальцы сейчас дрожат, поскольку я целый час играл Баха! Это очень утомляет пальцы, потому что не только каждый такт, но и все произведение должно вздыматься как готическое строение — монолитно, высоко и величественно». Всю жизнь фортепиано было для него неразлучным спутником, и он не представлял себя вне его. Когда однажды Биллрот поехал в Карлсбад, чтобы провести там отпуск, и намеревался на несколько дней остановиться в отеле «Русский царь», то высказал администрации желание, чтобы в его апартаментах поставили рояль, в чем именитому гостю, разумеется, не было отказано.

В юные годы Биллрот занимался также сочинительством, но, как он поведал своему бывшему ученику профессору фон Микуличу, тоже незаурядному пианисту, все сочинения были преданы огню. Очень немногие сочинения Биллрота, такие как песня «Жажда смерти» или фрагмент для фортепиано и 2-х виолончелей, позволяют сделать вывод, что решение уничтожить свои произведения было продиктовано таким же критичным отношением к себе, как и у Брамса. Помимо музыкальной деятельности, очень большое значение имела и его литературная деятельность. Еще будучи ординатором в Цюрихе, он начал публиковать статьи о музыкальных событиях в «Цюрихской газете» и в солидной «Лейпцигской всеобщей музыкальной газете». Поскольку он относился к своей задаче с большой серьезностью, а также обладал большой музыкальной эрудицией и литературным даром, то вскоре критик начал оказывать влияние на всю музыкальную жизнь Цюриха. Его пера стали побаиваться и очень быстро отпали все сомнения в музыкальной компетенции этого человека.

Но исторически самой важной стороной музыкальной биографии Биллрота была, конечно, его дружба с еще одним выходцем с севера Германии — Иоганнесом Брамсом. Первая встреча состоялась по случаю концерта, который Брамс давал в 1856 году в Цюрихе. Во время первого знакомства Брамса в Биллроте привлекла приветливость и контактность, черты, отсутствующие у Иоганнеса. Когда же Биллрота пригласили в 1867 году на кафедру хирургии в Вене, он стал на новой родине одним из первых критиков и одним из верных почитателей творчества Брамса.

Со своими новыми произведениями, особенно с крупными, Брамс прежде всего знакомил Биллрота. Высокая взаимооценка являлась краеугольным камнем легендарной дружбы, которая, кроме всего прочего, отмечалась перепиской, очень важной для истории культуры. Значение Биллрота для Брамса заключалось еще и в том, что он мог устраивать в своем роскошном доме на Альзерштрассе, 20 приватные концерты для узкого круга людей, избираемых самим Брамсом, на которых впервые исполнялись многие вещи композитора. Очень интересен тот факт, что немногим менее 100 лет до этого в доме, который теперь занимал Биллрот, жил другой знаменитый врач и музыкант, первый директор Венской всеобщей больницы Йоганн Петер Франк, музицировавший здесь с Гайдном и Бетховеном. Критические замечания и бережное отношение Биллрота к новым произведениям Брамса были неизъяснимым счастьем для композитора. Общие интересы и увлеченность обоих друзей стали причиной их первого путешествия в Италию в 1878 году. Свидетельством особого уважения и любви Брамса к Биллроту служит посвящение ему обоих скрипичных квартетов ор. 51, которые Иоганнес с выражением сердечной дружбы послал Биллроту в 1873 году, принявшему подарок с величайшей благодарностью.

В последние годы жизни Биллрота отношения между друзьями несколько ухудшились, в основном, из-за упрямства обоих, вызванного старостью и болезнями. Тем не менее, Биллрот до конца жизни очень ценил самого Брамса и сто музыку, ибо, кроме медицины, именно музыка была величайшим счастьем его жизни. Для Брамса же встреча с этим человеком, бывшим одновременно его ментором и другом, стала поистине звездным часом.

В январе 1871 года Иоганнес получил известие от мачехи о том, что его отец тяжело болен. Когда Брамс 1 февраля 1872 года приехал в Гамбург, то увидел, что отец безнадежен. Речь шла о раке печени, что тщательно скрывалось от больного. Уже 11 февраля Иоганн Якоб Брамс скончался. Сын тяжело переживал его смерть. Брамс написал тогда Юлиусу Штокхаузену: «Ты ведь знаешь, как я его любил и как тяжко мне было терять его».

Осенью того же года Брамс начал свою деятельность в качестве артистического директора «Общества друзей музыки» в Вене. Биллрот, который лучше, чем кто либо, знал о неустойчивой психике друга, заметил при этом: «Пока он полон огня и восхищается голосами и всем хором. Если выступления имеют успех, Иоганнес деятелен и работоспособен, но неудачи полностью выбивают его из колеи». Уже в юные годы Брамс был несколько близорук и часто не узнавал людей. Однажды он очень обиделся на одного музыканта, предложившего ему надеть очки во время дирижирования. Странно, но люди не замечали его близорукости; он же сам не видел в ней большого недостатка. Скорее наоборот, Брамс считал ее преимуществом, поскольку не видел многих неприятных и отталкивающих вещей. Ганс фон Бюлов замечал позже, что он не знал ни одного дирижера, за исключением Вагнера, кто бы работал с такой уверенностью. Тем не менее, работа в «Обществе друзей музыки» становилась для Брамса обузой и он выдержал лишь три сезона. Затем он снова переселился в Баварские горы, где в Тутцинге под Мюнхеном начал работать над большой симфонической формой. Там же появились оба скрипичных квартета до-минор ор. 51, которые он посвятил Биллроту.

В конце января 1974 года Брамс выступал с концертами в Лейпциге, где он 2-го февраля вновь встретил свою бывшую ученицу — баронессу Элизабет фон Штокхаузен из Вены. Десять лет назад он внезапно перестал заниматься с ней из боязни «наделать глупостей» и без ума влюбиться в эту одаренную, красивую и умную девушку. И вот он снова встретил ту, чья красота и шарм не уменьшились с годами. Элизабет уже давно была замужем за композитором Генрихом фон Герцогенбергом, которого Брамс очень почитал. Теперь Иоганнес, без боязни за свою свободу и независимость, мог снова влюбиться в нее, но эта влюбленность носила, скорее, платонический характер. Эта поистине одаренная женщина, необыкновенно тонко понимавшая музыку Брамса, стала для него «чем-то вроде совести художника». После успешных концертов в Мюнхене, где в марте 1874 года ему был вручен орден Максимилиана за заслуги в области искусства и науки, Брамс поехал в Рюшликон на Цюрихском озере и снова занялся композицией. Там он подружился с поэтами Й. Ф. Видманном и Готтфридом Келлером.

СЧАСТЛИВЫЕ ГОДЫ В ВЕНЕ

Между тем финансовое положение Брамса настолько укрепилось, что он в 1875 году смог оставить пост директора «Общества друзей музыки» и подумать о том, чтобы большую часть времени посвятить творчеству. Теодор Биллрот писал в июне 1874 году: «Брамс настолько популярен и его везде принимают с таким энтузиазмом, что он мог бы, благодаря своим сочинениям, стать богачом, если бы легкомысленно отважился на это. К счастью, это не так». Тем не менее, деньги у Брамса появились и дали ему возможность после нужды и лишений в юности вести достойный образ жизни, полностью посвятив себя творчеству. Его день начинался прогулкой по Пратеру, а после возвращения домой он переносил музыкальные идеи, посетившие его, на бумагу. Остаток дня посвящался житейским делам. В этой спокойной, свободной атмосфере он, наконец, завершил работу над своим квартетом до-минор ор. 60, который был начат еще 20 лет назад и являлся выражением внутренней борьбы между любовью к Кларе и верностью Роберту Шуману. Кроме того, после 20-летнего процесса вызревания приняла окончательную форму его 1-я симфония ор. 68, с завершением которой он, наконец, смог освободиться от довлевшего над ним могущественного образа Бетховена.

Летом 1877 года в Пёртшахе на озере Вёртер возникла его 2-я симфония ре-мажор ор. 73, являющаяся полной противоположностью строгой Симфонии до-минор, и отражающая своей светлой жизнерадостностью покой и уверенность, достигнутые в долгой борьбе. За симфонией последовал в 1878 году скрипичный концерт ре-мажор ор. 77, а также, наряду с несколькими фортепианными пьесами, соната для скрипки соль-мажор ор. 78, которая, будучи связанной тематически с «Песней дождя» ор. 59/3, также получила название «Сонаты дождя».