Сочинения - Леопольд Захер-Мазох

– Изволь, – отвечала жертва.

В одно мгновение руки ее были связаны, и удары плети градом посыпались на ее обнаженную спину.

– Молись… Кайся… Читай вслух покаянный псалом… – приговаривала Эмма, не обращая внимания на стоны несчастной послушницы; плеть так и свистела в ее руке.

– Пощади!.. Сжалься!.. Ради Бога!.. – вопила юная жертва, извиваясь в пыли на полу и задыхаясь от боли.

Жестокая неумолимая сектантка в исступлении топтала ее ногами, воображая, в пагубном ослеплении, что поступок ее угоден Богу.

– Неблагодарная, я оказываю тебе благодеяние! – беспрестанно повторяла она. – Я помогаю тебе искупить твои грехи! Я призываю на тебя милосердие Творца небесного, а ты, недостойная, молись о пощаде!..

Наконец пытка прекратилась… Окровавленная жертва лежала в прахе у ног палача…

– Встань, – сказала ей Эмма, – поцелуй бившую тебя руку и топтавшие тебя ноги.

Генриетта повиновалась беспрекословно.

– Оденься, – и та прикрыла свои израненные плечи.

– Третья степень испытания докажет нам, способна ли ты распять свое сердце, побороть в себе чувство сострадания и с непоколебимой верой исполнять заповеди Божии… Надень шубу и иди за мной.

Девушки снова сошли в подземелье и, пройдя несколько шагов по узкому темному коридору, очутились в просторной комнате со сводчатым потолком, освещенной тусклым мерцанием красного фонаря. Там в углу на соломе лежал прикованный цепью к стене пожилой мужчина с всклокоченными волосами и бородой. Рядом с ним в кресле сидел апостол, а немного поодаль стояли два крестьянина.

– Вот она, – сказала Эмма. Генриетта подошла к апостолу и встала перед ним на колени.

– Вооружилась ли ты мужеством, дитя мое? – спросил он, пристально глядя на новую послушницу.

– Да, – прошептала девушка.

Апостол приказал ей встать и обратился к пленнику:

– Спрашиваю тебя в последний раз: хочешь ли ты каяться в грехах своих?

– Нет, нет! – неистово закричал несчастный, потрясая цепями. – Вы обманом затащили меня сюда, подлецы, разбойники!.. Убейте меня, но не требуйте, чтобы я перед вами смирился!

– Не перед нами, а перед Господом.

– Ваш бог – сатана!.. Какие вы последователи Христа! Он проповедовал мир и любовь на земле, а вы палачи, мучители!..

– Ты одержим бесом, – сказал апостол, вставая с места. – Спасите его душу, – прибавил он, обращаясь к девушкам.

В один миг оба крестьянина бросилась к пленнику, сняли с него цепи и крепко привязали к ввинченным в стену кольцам. В углу стояла жаровня, в которой лежали раскаленные железные прутья.

– Этими прутьями мы будем изгонять из него беса, – сказала Эмма своей подруге.

В голубых глазах Генриетты вспыхнул дикий кровожадный огонь.

– Не щади его! Смело вонзай раскаленное железо в его грудь! Помни, что это богоугодное дело. Ты спасаешь от вечной муки душу закоренелого грешника.

Генриетта схватила один из прутьев и решительно подошла к беззащитной жертве.

– Покайся! – строгим тоном проговорил апостол.

– Ни за что!

Послышалось зловещее шипение… комната наполнилась смрадом… Несчастный мученик стонал от боли.

– Хорошо, дочь моя, хорошо! – ободрял апостол неопытную послушницу, а та, в порыве дикой ярости продолжала беспощадно терзать нераскаявшегося грешника.

Наконец несчастный изнемог, почти без чувств повалился на землю и умирающим голосом начал молять о пощаде, обещая исполнить все, что от него потребуют.

– Довольно, – сказал апостол, благословил девушек и обоих крестьян и приказал им выйти из комнаты.

Инквизитор и его жертва остались с глазу на глаз.

XXXII. Завеса поднимается

Было уже далеко за полдень, когда патер Глинский вошел в кабинет своего бывшего воспитанника. Граф только что встал с постели и, закутавшись в роскошный халат, подбитый собольим мехом, читал записку. Судя по почерку, она была прислана женщиной, а изящество бумаги доказывало, что женщина эта принадлежит к аристократическому обществу.

– Новая любовная интрига? – пошутил иезуит.

– Вы ошибаетесь, – возразил Солтык, – это холодная, как февральское утро, записка от Эммы Малютиной. Она пишет мне, что здоровье ее поправилось.

– Вы посылали узнать о ее здоровье?

– Да, посылал.

– Тем лучше!

– И это говорите вы, святой отец?.. Удивляюсь!..

– Тут нет ничего удивительного. Она не должна подозревать, что мы следим за ней и вскоре развеем тот мрак, которым окутаны ее таинственные похождения.

– Что значат ваши слова?

– Я убедился в том, что Эмма действует по хорошо обдуманному плану. Она преследует какую-то свою цели. Остерегитесь, граф. У нее на уме не любовная интрига.

– Это для меня не новость.

– Знакомство с этой девушкой опасно для вас.

– Все те же нелепые фантазии! – засмеялся Солтык.

– Напрасно вы думаете, что это игра моего воображения. Прежде я только подозревал кое-что, теперь же я удостоверился…

– Это чрезвычайно интересно! Расскажите мне все, что вы узнали.

– Эмма Малютина не кокетка и вовсе не намерена сделаться вашей женой. Теперь для меня очевидно, что она исполняет какое-то тайное поручение, – политического или какого-нибудь иного свойства, мне пока неизвестно. Она имеет тайные свидания с подозрительными личностями – по всей вероятности, подчиненными ей – и сама часто отлучается из Киева, чтобы докладывать о ходе возложенного на нее дела. Деятельность полиции нашего ордена всем известна, от нее ничто не укроется! Лично Эмма Малютина не заинтересована в этом деле, но она член тайного общества, и будучи красавицей, в полном смысле этого слова, без особенного труда завлекает в свои сети не только мужчин, но и женщин. Между прочими ее жертвами я могу назвать вам поручика Ядевского и Генриетту Монкони. Эта последняя сделалась ее рабой и слепо повинуется ее приказаниям.

– Великолепная, но абсолютно фантастическая картина!

– Поверьте в истинность моих слов, граф. Впрочем, если вам угодно, я могу доказать вам это и наглядно. Дело в том, что кроме знакомой вам Эммы Малютиной, светской девушки, есть в Киеве ее двойник, нечто вроде ночного демона…

– Подождите, – прервал его Солтык, вспоминая свою первую встречу с Эммой, – здесь вы, быть может, и не ошибаетесь. Впервые я столкнулся с Эммой при более чем странных обстоятельствах.

– Расскажите же мне…

– Нет, милый мой! Сперва докажите мне основательность ваших убеждений.

– Извольте! Хоть сегодня, если у вас найдется свободный часок.

– Ночью?

– Да, ночью. Но я не могу пока назначить вам часа.

– Я останусь дома и буду ждать вас…

Патер Глинский утвердительно кивнул головою и вышел из кабинета.