Контуберналис Юлия Цезаря - Олег Мазурин

Конечно, Антоний может спасти Ивана. Вызвать отряд легионеров, и они уничтожат засаду Фаррела и его самого, но… стоит ли это делать. Ведь убийство контуберналиса — это и его, консула, тайное желание. Не будет Сальватора — значит, не будет одного конкурента за верховную власть. Фаррел в данной ситуации является неплохим средством в достижении целей Антония. Да, несомненно, Цезарь придет в ярость и сильно огорчиться, узнав о гибели любимчика, но… не Антоний же его убивал, а его несчастливый соперник Фаррел. Консул чист, виноват трибун. Вот его и казните…

Казните!!

Антония осенило: так вот решение проблемы! Квинт Фаррел убивает Ивана, а Антоний уничтожает отряд трибуна и самого Фаррела захватывает в плен. Вот и готов козел отпущения. Цезарь, не ходи и к прорицателю, само собой распорядиться казнить трибуна, а верный друг царя Рима Антоний так и сделает! И цель будет достигнута! Даже две! Минус один соперник за власть и минус два конкурента за сердце Домиции.

Превосходно!

Отлично!

Здорово!

В этой игре повезет лишь Антонию, а несчастливые проигравшие будут заслуживать лишь смерти — и так тому и быть!

Консул вызвал доверенного раба и приказал:

— Скачи что есть силы к дому Ивана Сальватора и найди там центуриона Аппия Поллиона. Скажешь, Антоний приказал отряд Квинта Фаррела уничтожить, а его самого захватить в плен. Но… это весьма важно… после того как Фаррел убьет своего соперника. Кто его соперник центурион прекрасно знает. Давай, скачи да поможет тебе Юпитер!

Раб покорно кивнул и исчез из кабинета…

Антоний радостно распростер руки к верху и воскликнул:

— О, боги вы, наконец, услышали меня! Да сопутствует мне во всем удача! Я буду властителем Рима! Я буду пожизненным диктатором! Да поможет мне всемогущий и справедливый Юпитер-громовержец!

Иван не стал рассказывать Домиции о засаде Фаррела. Опасался, что этим известием он посеет в сердце любимой тревогу и страх. И возможно бурные переживания. У парня и так нелегко на душе, а стенания и причитания Домиции усугубит его состояние и скажется на боевом духе и крепости руки.

И вот наступил час прощания для любовников. Домиция грустно глядела в глаза Ивану и спросила его:

— Славный Иван, желаешь ли ты задержишься в моих покоях еще на час? Я просто не могу тобой насладиться. Словно в жаркую погоду пью прохладную воду и не могу никак напиться.

— Я тоже не могу тобой насытиться, я готов заниматься любовью с тобой сутками. Но не стоит дожидаться рассвета, все пока должно быть в тайне, тем более твоя мать будет под ударом. Если твой отец узнает о ее связи с Мамерком, то ей точно не поздоровиться, как и моему начальнику охраны. Я надеюсь, что у нас еще будет время снова встретиться. Пусть не здесь, а у меня дома. Ты же обещала посмотреть на свой портрет в моей спальне. Если не у меня дома, так еще где-нибудь. Но, непременно, встретимся, моя прекрасная Домиция.

— Я буду с великим нетерпением ожидать этой минуты, мой Сальватор. Тогда пришли раба, чтобы я знала время и место встречи. Мне, кажется, ты уйдешь, и я не выдержу ни минуты и… умру. Я так никого не любила как тебя.

— Я тоже никого не любил на свете как тебя, моя Домиция.

Девушка вдруг обвила руками его шею и стала осыпать его лицо страстными поцелуями.

— Не уходи, любимый!

— Нет, Домиция, мне нужно идти.

— Умоляю тебя!

— Нет, не могу…

— Хорошо, иди, но я подарю тебе кольцо. Оно досталось мне в наследство от моей бабушки. Пусть оно напоминает тебе обо мне. Подожди…

Домиция убежала и вскоре вернулась с золотым перстнем, украшенным множеством драгоценных камней. Она протянула его возлюбленному. Иван восхищенно засмотрелся на золотое украшение.

— Красивое, — только и мог сказать Родин. — Оно стоит целого состояния.

Домиция прильнула к Ивану.

— Теперь ты меня никогда не забудешь, мой Сальватор.

— Тебя и так никогда не забудешь.

— Вы все мужчины так говорите, а потом влюбляетесь уже в других и нас забываете. Но знай, я тебя не отдам никому. И соперниц моих я всех изведу, так и знай. Отравлю, заколю, подошлю убийц. Ты принадлежишь мне и только мне, Иван Сальватор.

— А я разве против, моя прекрасная Домиция. Я только за. Я сам тебе хочу попросить, чтобы ты не отдавала меня никому.

— Да хранит тебя Юнона! Я люблю тебя!

— Я тоже…

Прощание Мамерка и Юлии носило такой же непростой характер. Патрицианка не хотела отпускать воина. Она плакала, умоляла его остаться еще на некоторое время, но обстоятельства были ваше их, и им пришлось расстаться.

Отряд смертников во главе с доблестным Мамерком и не менее доблестным Иваном Сальватором смело шагнули в ночную тьму навстречу опасности и врагам…

И снова пустынные и тихие улицы вечного города. Иван втянул воздух в ноздри. Как приятно пахнет розами, цветами мирта, апельсина, миндаля. Аромат умопомрачительный. Умирать просто не хочется в этот день. Тем более свершилось счастье. Разве полагается погибать самому счастливому человеку на земле. Боги не допустят этого.

А смерть где-то рядом, но он, почетный контуберналис Юлия Цезаря, должен выжить. Ради Домиции, ради будущего. Иван в великом беспокойстве оглядывался по сторонам и нервно сжимал рукоятку меча.

Сердце взволновано застучало…

Стоп! Внимание! Пять теней! Около одного дома сидели сбившиеся в кучку какие-то бродяги. Он были недвижимы, кажется, они спали.

— Нищие что ли? — насторожился Мамерк.

— Не знаю, — внутренне напрягся Иван.

Интуиция подсказывало, что здесь что-то не так. Возможно, это и есть засада. Но противников только пятеро, а где остальные?

Отряд Родина приблизились к бродягам. Вдруг… кучка, как по команде рассыпалась, вскочила, и сверкнули в лунном свете клинки, а за спинами лже-нищих загромыхали щиты.

— Засада! — воскликнул Иван. — Берегитесь!

В ночной тишине раздался звон клинков. Мамерк проявил блестящую реакцию: метнувшийся было с мечом к Ивану один из лже-попрошаек был пронзен прямо в горло.

Да это были не нищие, а хорошо вооруженные войны.

Вдруг к Мамерку подлетел огромный свирепый германец, словно бешеный гигантский смерч, грозящийся разрушить все на своем пути. Наемник вынес вперед свой щит и нанес сильный рубящий удар по доспехам начальника охраны. Македонянин, оттолкнув своим щитом низ щита врага, сблизился вплотную с германцем, нанес почти одновременно два колющих удара — в живот и в пах, и отпихнул от себя пораженного противника. Тот рухнул навзничь, как Капитолийский холм.

Мамерк крикнул Ивану: