Контуберналис Юлия Цезаря - Олег Мазурин

Практически город погружен во мрак. Где-то горят редкие фонари и лампады, светильники. Освещены обычно перекрестки и важные для ориентации места. Но тоже слабо. В чахлом свете неполной луны угадываются очертания широкой улицы с лавками и трактирами. Все они закрыты надежными засовами. Это дома бедноты.

На улицах — идеальная тишина. Хотя в городе насчитывается около миллиона человек. Тишину нарушает лишь журчание воды в квартальном фонтанчике. Он сделан очень просто: четыре толстых плиты из травертинаобразуют квадратную емкость, над которой возвышается стела. Свет от луны с трудом, но позволяет разглядеть высеченный на стеле лик божества. Это Марс со шлемом на голове, из его открытого рта течет струйка воды. Днем к водному источнику устремляются с деревянными ведрами и емкости жители Рима: женщины, дети, старики, рабы, чтобы набрать воды и отнести домой. А сейчас возле высеченного Марса нет никого.

Где-то вдали в каком-то квартале гремят по булыжной мостовой железные колеса повозок и тачек, слышатся человеческие возгласы, ненормативная лексика, ржание коней и лай собак. Это некоторые поставщики подвозит товар в лавки и дискутируют с их владельцами.

Дорога перед отрядом расширяется, открывая освещенный участок. Луна выхватывала из темноты гигантскую сетку базальтовых плит, которыми была вымощена улица.

Иван и Мамерк шли навстречу своей мечте и судьбе.

Желтая луна-серп, с любопытством рассматривая двух всадников на Аппиевой дороге, освещала их бледно-лимонным светом, а крупные золотистые звезды на черном небе составляли ей компанию.

Этими всадниками были Квинт Фаррел и Корнелий Долабелла. Чуть поодаль стоял конный отряд сопровождения сенатора во главе с его телохранителем Балдегунде и человек пять охранников трибуна. Между трибуном и сенатором шел конфиденциальный разговор.

Долабелла гневно сжал кулаки и, не сдерживая эмоций, воскликнул:

— Будь проклят этот любимчик Лысой Тыквы! Да порази его Юпитер-громовержец! Все-таки он пробрался к моей дочери!

— Что-о-о!!! — взревел Фаррел и схватился за меч. — Я разрежу его на куски! Это будет последняя его ночь! Тысячи Эринний на его голову!

— Балдегунде не успел его перехватить.

— Сколько у него людей?

— Этот щенок, его телохранитель-македонец и человек пять гладиаторов-греков.

— Получается семь. Нужен двукратный перевес. Человек четырнадцать- пятнадцать. И хорошее вооружение. У этого, да порази его факелы Фурии-мстительницы, хорошие воины, так что мы возьмем их численным превосходством.

— Возьми лучшие мечи, ножи, копья, стрелы, щиты. И сколько нужно людей вместе с Балдегунде. Фаррел, этого щенка надо убить! Он не должен уйти живым. Но в моем доме его нельзя убивать: хитрая лиса Антоний вычислить меня и нас казнят в Мамертинской тюрьме, а после спустят по Гемонии! Пусть этот мерзавец отойдет на приличное расстояние от моего особняка. И там его режьте на куски. А тело его потом засуньте в мешок и выкинете в Тибр на корм рыбам. И мы будем оба довольны: я получаю его голову, а ты получаешь мою дочь. Я думаю это справедливо. Тем более ты сам грезишь, как бы его убить и жениться на Домиции.

В темный глазах трибуна вспыхнул огонь ненависти и ярости.

— На этот раз я убью его! В этом не сомневайся, славный Долабелла! Я пойду сам к твоему дому!

— А если тебя узнают или ты попадешь в плен?

— Не беспокойся. Долабелла! Если что я заколю себя мечом. Живым я в руки цезарианцам не дамся. Но, а если Фортуна будет ко мне явно немилостива, и я попаду в плен в полуживом, израненном состоянии, то я и рта не раскрою на счет тебя, славный Долабелла. Я тебя никогда не выдам. Клянусь Геркулесом, моим покровителем! Все будет хорошо, Корнелий! Пусть с одной стороны будут германцы с твоим вождем, а я возьму троих человек и буду с другой стороны чуть поодаль. Контуберналису и его людям не вырваться из окружения. Если у тех не получиться, то у меня, во всяком случае, получиться.

— Верю твоим словам, мой славный Фаррел! И я уверен, что на сей раз ты уничтожишь этого славянина-варвара! Да поможет нам в этом праведном деле Марс и его супруга Нериена! А также их дочь — богиня Беллона! Единственное что меня тревожит это его начальник стражи — македонянин.

— Мамерк? — подсказал трибун.

— Да, Мамерк, — подтвердил сенатор. — Он один стоит, скажу без излишнего преувеличения, центурии, а то и двух центурий самых храбрых и отменных воинов. Я видел, как он дрался с моим германцем на арене Большого Цирка. И это впечатляет.

— Не переживай, Долабелла. Его мы убьем при внезапном и стремительном нападении из-за угла. Он не успеет и меча вынуть, как его поразят сразу несколько клинков.

— А если сей гладиатор отразит твой неожиданный выпад? Что тогда, Фаррел? Тогда он в ярости разнесет весь наш отряд вместе с Балдегунде.

— И это я предусмотрел, Долабелла. Я измыслил самый безотказный способ устранить македонянина.

— Какой же?! — с интересом воскликнул сенатор.

— Я возьму одного искусного лучника и оставлю его в другой хорошо замаскированной засаде, — начал объяснять свой план трибун. — У него будут отравленные стрелы. Вот ими он поразит не только Мамерка, но и Сальватора, это только в том случае, если мои и твои люди будут убиты, а они останутся живыми. У них нет шансов, Долабелла, они скоро поплывут на лодке Харона в Аид. Да поможет мне в этом Геркулес!

— А если в темноте твой непревзойденный мастер лука и стрел Парис промахнется и убьет другого, а на Ахилла-Мамерка, что тогда?

— Они, полагаю, пришли в твой дом в роскошных доспехах, которые сверкают золотом и серебром. Сальватор в последнее время опасается покушения с моей стороны. Так что лучнику не составит труда поразить столь заметную цель. Да и стрелы отравленные. Раз, ты, доблестный Долабелла, привел в пример героя Троянской войны — Париса то я замечу, что хотя сын царя Приама и промазал в Ахилла, стрела случайно попала в пятку, то все равно славный победитель Гектора не избежал смерти: ведь наконечник стрелы был смазан сильнодействующим ядом.

— Ты молодец Фаррел! Даже премудрая Минерва не додумалась бы до такой идеи. Тогда я спокоен за данное предприятие. Но постарайся быстро и без излишнего шума умертвить всех до единого. И вот что… — сенатор заметно оживился и хлопнул себя по лбу ладонью. — Ах, какая идея пришла мне на ум, Фаррел! И как я до этого не додумался раньше! Не нужно Сальватора сбрасывать в мешке в Тибр, я придумал что-то более интересное, чем эта затея. Хорошо бы, доблестный Фаррел, сегодня ночью изловить кого-нибудь из шайки Клодия, они же ночью промышляют грабежами, пусть даже поймать парочку грабителей.