Sin (СИ) - Moon Mila

Смесь мяты, лаванды и бергамота окутывает меня, словно мягкий плед. Я уже брежу?

— Помоги мне… — еле выдавливаю из себя всего два слова. Или это только мерещится?

— Помоги мне… — снова шепчу и почти отключаюсь, не в силах терпеть мучительную боль.

«Пожалуйста».

Спасительный кислород поступает в легкие, и помутневшее сознание светлеет. Перед глазами «парят» знакомые черные перья, а на губах — вкус сигарет «Lucky Strike» и ментола. Вкус Сина.

— Я снова тебя спасаю, Браун, — слышу знакомый мягкий голос и слабо улыбаюсь.

«Точно…». Прижимаюсь к нему и благодарно шепчу:

— Я думала, что умру… Спасибо.

Он поспешно отпускает меня, отступая на шаг. Становится сразу неуютно. Я не имею права думать о таком — мы друг другу никто.

— Пойдем, Оз подогнал машину к черному входу, тебе надо показаться врачу.

Выступление. Я совсем забыла о дебюте. Джастин убьет меня, а Ларк с большим удовольствием повесит штраф в кругленькую сумму. У меня нет таких денег, чтобы покрыть все расходы, которые тратит лейбл. Отрицательно качаю головой и бормочу:

— Но я должна выступать.

Син смотрит на меня исподлобья, как на дуру, и хмуро произносит:

— Ты с ума сошла? В полуобморочном состоянии? Оз все объяснит твоему менеджеру. Нельзя быть такой беспечной…

— Не разговаривай со мной в таком тоне, — резко бросаю, поправляя верх платья.

Как бы отвратительно я себя не чувствовала, мне надо выйти и спеть. Психолог предупреждал, что приступы паники возможны, и артисты выступают в любом состоянии — это их работа.

— Тогда не веди себя, как ребенок, — слышу его недовольный голос и хмурюсь. — Нам надо идти, я отвезу тебя.

Даже спустя три года Эванс не поменялся: все тот же командирский тон и манера речи. Я следую за ним по еле освещенному коридору, разглядываю широкую спину и непослушную черную шевелюру, размышляя о тех ощущениях, когда он обнимал меня. Согревающее успокаивающее тепло, будто я дома… Все так же хорошо, как в старые добрые времена.

Одергиваю себя и даю мысленно затрещину. Как я могу о таком думать? Этот человек разрушил меня, наплевав на наши отношения. Он бросил меня, растоптал, разбил сердце. «Если человек предал один раз, он предаст и второй; если предал дважды — будет предавать всегда». Я не свела тату только потому, что это обещание самой себе: не совершать больше ошибок, не наступать на одни и те же грабли, не доверять каждому и быть осмотрительнее. Это напоминание о том, что любовь не всегда прекрасна, волшебна и удивительна. Нет, иногда она перерастает в больную зависимость, от которой не всегда есть лекарство. А быть зависимым от человека — самое страшное, что может случиться.

Син

Мы едем в полной тишине, только шум ночного «города ангелов» нарушает ее: гудки автомобилей, веселые крики прохожих, отголоски музыки в клубах. Бесконечность огней и неоновых пестрых вывесок заполняет темноту, а южнее с Голливудских холмов виднеется знаменитый знак — визитная карточка Лос-Анджелеса и киноиндустрии HOLLYWOOD. Я иногда поглядываю в зеркало заднего вида, нет ли за нами хвоста: вроде, все чисто. Кошусь в сторону Джи, но натыкаюсь только на ее затылок и светлые блестящие локоны. Мы оба молчим. Мы — чужие люди, между которыми выросла незримая стена, построенная нами же.

Три гребаных года меня съедало медленно чувство вины, которое не давало полностью насладиться успехами «Потерянного поколения». Оно, как вирус, заражало систему и преследовало изо дня в день. Одних мы быстро забываем, вычеркиваем из мыслей, очищаем, словно «Корзину» от ненужных файлов. Другие всегда живут в нашем сердце, и ничто не способно стереть их — они остаются там навсегда.

Нас встретил светловолосый невысокий мужчина, сдержанно улыбаясь и пропуская в кабинет.

— Простите за поздний визит, — неловко пролепетала Джи, опускаясь на стул.

— Это моя работа, — ответил врач и сел напротив, бросая на меня вопросительный взгляд. — Что произошло?

— Скорее всего, приступ паники, — неуверенно ответил я, поглядывая на девушку, которая нервно теребила край платья.

— Можете описать свои ощущения? — спросил Рубен Джонс — так гласила табличка, стоящая на столе.

— Ну… — она вздохнула и опустила глаза. — Я задыхалась. Мне было ужасно больно, казалось, будто умираю. Очень страшно и… — она пожала плечами. — Я не могла дышать, говорить, чувствовала головокружение…

— Я вас понял. Джинет, так? — Рубен поднялся из-за стола, несколько минут осматривая и слушая Джи. — Признаки, которые вы описали, похожи на гипервентиляцию. Если сказать проще — учащенное дыхание. Бывало ли такое раньше?

Я нахмурился и покосился на Джи: девушка сидела, как натянутая струна, распахнув широко бирюзовые глаза. Она отрицательно покачала головой и хрипло сказала:

— Нет. Это какая-то болезнь?

— В вашем случае — нет. Гипервентиляция бывает временной и хронической. Чаще всего возникает на фоне стрессовых ситуаций. Видимо, вы очень переживали, из-за этого уровень углекислоты в крови упал, вызвав кислородное голодание…

— Простите, — слегка раздраженно кинул я, перебивая Джонса, — подскажите, как это предотвратить, если такое возникнет повторно?

— Я бы посоветовал держать при себе бумажный пакет и дышать в него — это называется «бумажная терапия». Что предприняли вы в такой ситуации?

Я поднял бровь и откашлялся:

— Искусственное дыхание.

Джи рядом удивленно взглянула и отвела ошарашенные глаза в сторону. Она не помнит этого? Рубен поднял уголки губ и кивнул.

— Все верно. Вы и есть лекарство для своей девушки, если гипервентиляция повторится.

— Мы не… — попыталась возразить Джи, но я перебил ее:

— Спасибо. Нужны какие-то таблетки или лечение?

— Как такового лечения нет. Мой совет: отдохнуть, чаще бывать на свежем воздухе и уделять больше времени сну.

— А если нет такой возможности? — растерянно пробормотала Джи. — Мой график расписан по минутам…

— У музыкантов синдромы гипервентиляции — частое явление, потому что они находятся постоянно в стрессе. Есть, конечно, успокоительные средства, но я не советовал бы вам ими увлекаться.

Рубен взял небольшой листок и быстро что-то написал, протягивая Джи.

— Эти таблетки на травах. Принимайте по одной в день, лучше на ночь.

— Спасибо.

— Всего хорошего.

— Где ты живешь? — спрашиваю, когда мы выходим из здания и садимся в машину.

— В Санта-Монике, — тихо отвечает Джи и добавляет: — Но я хочу прогуляться. Я могу взять такси. Уже довольно поздно, ты и так мне помог…

— Ты не можешь взять такси, Джинет, — качаю головой и завожу автомобиль, выруливая на трассу.

— Я не хочу напрягать тебя…

— Джинет, — поворачиваю голову, встречаясь с аквамариновыми глазами, и твердо говорю: — Ты меня не напрягаешь, но вряд ли твой парень обрадуется, когда узнает, с кем ты была.

Не скрываю неприязни, которую вкладываю во фразу «твой парень», потому что до сих пор не принял тот факт, что она с этим ублюдком. Отдается ему, послушно принимая ложь за чистую монету. Как Джи не разглядела в нем фальши? Я не обвиняю ее, но все же…

— Все же, я не понимаю, — слова неожиданно вырываются, но я не останавливаюсь. Нет, я выскажусь. Пусть ей и будет неприятно: Джи должна знать, с кем связалась. — Я всегда считал тебя умной девушкой, но теперь… — качаю головой, ухмыляясь уголком губ, — как ты можешь быть с тем, кто тобой открыто пользуется?

— Что? — недоверчиво выдыхает она, а я чувствую исходящую от нее злость и гнев.

— Неужели ты не видишь, какой он на самом деле, Джинет? — прищуриваюсь, сжимая с силой руль.

— Как ты смеешь такое говорить? — возмущается девушка. — Он был со мной, когда я не могла собрать себя по кускам, потому что меня предал человек, который говорил «мы всегда будем вместе». Он поддерживал, стал другом… Как… Как у тебя поворачивается язык бросать мне это в лицо?