Ангел Рейха - Анита Мейсон

Я почувствовала, как у меня округляются глаза.

– О, извините, – сказал он. – Мне не следовало…

– Все в порядке, – сказала я.

– Нет, это решительно ни к чему. В конце концов вы – женщина…

– А что вы предлагаете? – спросила я.

– Ну, иногда мы позволяем посторонним наблюдателям присутствовать при проведении наших особых операций. Мы гордимся эффективностью таких мероприятий. Я бы мог устроить… но нет, это ни к чему.

– Благодарю вас. Я принимаю ваше предложение, – сказала я, и поезд прибыл в конечный пункт.

Мейснер довольно улыбнулся. Потом в глазах у него возникло сомнение.

– Мне придется получить разрешение у фон Грейма, – сказал он.

– Да неужели?

Мейснер испытующе посмотрел на меня. Я бросала ему вызов, подбивая нарушить правила. Ему это понравилось: уголки его губ приподнялись в улыбке.

– Ладно, – сказал он. – Если учесть, кто вы такая, я не вижу здесь никаких особых проблем. Я попробую что-нибудь сделать, хорошо?

Прошла почти неделя, прежде чем он вернулся на базу. Я уже собиралась домой и сидела за не очень серьезной шахматной партией со штурманом, с которым прилетела на фронт. Я не забыла про Мейснера: напротив, наш с ним разговор ни на минуту не выходил у меня из головы. Но теперь он казался некоей фантасмагорией, и я порой подумывала, уж не пригрезилось ли мне все.

Я почувствовала, что кто-то вошел и встал у закрытой двери, глядя на меня.

Я подняла глаза и увидела лицо с квадратным подбородком и спокойные светлые глаза. Он неспешно прошел к одному из столов и взял газету.

Выведенная из душевного равновесия, я попыталась обдумать следующий ход, но никак не могла сосредоточиться на игре.

– Прошу прощения, – сказала я штурману, встала и подошла к Мейснеру.

– Вас все еще интересует мое приглашение? – спросил он.

У меня вдруг закружилась голова.

– Через несколько дней я улетаю обратно в Германию, – сказала я.

– Я знаю. Завтра в сорока пяти километрах отсюда будет проводиться операция. За вами могут заехать и привезти вас обратно ко времени ланча.

Меня охватил ужас. И чувство беспомощности. Что бы там ни творилось, я должна была узнать все, покуда находилась так близко. Поэтому я твердо решила ехать. Но что я там увижу… Вещи, о которых рассказывал Эрнст; жуткие тени, маячившие на периферии моего сознания. Я плохо представляла, как подействует на меня то, что мне предстояло увидеть.

– Какие будут указания? – спросила я.

– Ждите у ворот в шесть. За вами кто-нибудь заедет. Оденьтесь потеплее, вам придется долго стоять на морозе. Вот и все.

У меня оставался единственный выход: отказаться.

– Понятно, – сказала я. – Хорошо. Я буду там. Требовалось еще что-то.

– Спасибо, – сказала я.

Огонек фары слабо засветился в темноте ровно в шесть часов. Эсэсовский мотоцикл. Закутанная в шубу и обутая в сапоги на меху, я забралась в тесную коляску. Мы ехали больше часа, прыгая по ухабистым обледенелым дорогам. Из коляски, немного напоминающей кабину самолета, я не видела ничего, кроме тусклого мерцания отраженного света на снегу, испещренном следами шин, да густо-черного силуэта пригнувшегося к рулю мотоциклиста слева от меня.

Потом мы повернули и увидели впереди подобие яркой звезды, сверкающей на земле. По приближении я рассмотрела десять-пятнадцать грузовиков, выстроенных в круг фарами внутрь. В центре залитого светом круга стояла небольшая группа людей в форме.

Мотоцикл остановился, и мотоциклист спешился. Я вылезла из коляски. Занимался рассвет. Неподалеку стояла группа офицеров, которые переговаривались, смеялись и похлопывали одна о другую затянутыми в перчатки руками, чтобы согреться. Один из них отделился от группы и направился ко мне. Мейснер.

– Надеюсь, поездка была не очень утомительной, – сказал он.

Нет, сказала я, совсем неутомительной.

Он подвел меня к группе офицеров. Я оказалась рядом с майором, который держал в руке портфель и поглядывал на часы. Узнав, что я приехала из части фон Грейма, он тихо сказал:

– Бог знает, зачем вам понадобилось приезжать сюда. – Потом добавил: – Извините, я не очень вежлив. Перестаешь соображать, когда занимаешься такого рода вещами.

– И часто вы ими занимаетесь? – спросила я.

– Слава богу, нет, – ответил он.

Потом, словно по сигналу, все офицеры регулярной армии разом повернулись и вскинули вверх руку, салютуя друг другу и эсэсовским офицерам, а потом расселись по машинам и уехали.

Таким сигналом, похоже, послужило прибытие большого грузовика с закрытым деревянным кузовом, который остановился неподалеку от остальных.

Теперь события начали развиваться быстро.

Один из оставшихся офицеров – лейтенант СС (похоже, все офицеры старшего и среднего звена уехали) – выкрикнул команду, и из двух стоящих в кругу грузовиков с крытыми брезентом кузовами стали выпрыгивать солдаты.

В бледном свете занимающегося дня я теперь различала очертания большого здания – амбара или церкви – метрах в тридцати от нас. Солдаты выстроились в две шеренги, образовав коридор между входом в здание и задним бортом одного из грузовиков. Сержант откинул борт и постучал по нему прикладом винтовки.

Из грузовика начали выходить люди. В основном женщины и старики. Я увидела нескольких детей. Все они были легко одеты и сжимали в руках узелки с вещами. Они казались совершенно сбитыми с толку. Растерянно озирались по сторонам и недоуменно таращились на солдат, которые гнали их, грубо подталкивая в спину, по живому коридору к каменному зданию.

С нашего места между кабинами грузовиков мы отошли за пределы высвеченного фарами круга, откуда могли лучше видеть происходящее. Я стояла рядом с Мейснером, лейтенантом и высоким сутулым мужчиной в штатском, с партийной повязкой на рукаве и в очках.

Мужчина в штатском проговорил, словно размышляя вслух:

– Их так много.

Лейтенант пристально посмотрел на него.

– Именно в этом вся проблема.

– Да, знаю. Я просто думаю, когда ж это кончится. Вообще говоря, подобные мероприятия неэффективны. Повсюду уже действуют иначе.

– Мы применяем меры, предписанные здесь. Я просто выполняю приказы.

Он отвлекся, чтобы прикрикнуть на солдата, замешкавшегося в дверном проеме.

– Войдем? – предложил мужчина в штатском.

Внутри здания – это был амбар, совершенно пустой, если не считать нескольких маленьких столов и стульев, – женщин и мужчин отделили друг от друга, загнав по разные стороны деревянной перегородки. Мейснер знаком велел мне пройти на женскую половину, а сам прошел на мужскую.

Женщинам приказали раздеться. Причем велели соблюдать при этом определенный порядок: юбки складывать в одно место, туфли – в другое, а драгоценности – на стол, за которым сидел эсэсовский офицер. Рядом с каждой кучкой драгоценностей он писал мелом номер и велел женщине его запомнить.

Женщины раздевались торопливо, молча, желая угодить охранникам. Некоторые помогали друг другу развязывать шнурки и расстегивать пуговицы, с которыми вдруг стало так трудно справиться дрожащим непослушным пальцам.

Не в силах больше выносить это зрелище, я вышла наружу. Я стояла под ясным морозным небом, притопывая ногами, чтобы согреться. Над лесом поднималось подернутое туманом солнце.

Через четверть часа из здания вышла первая группа людей. Женщины. Голые. Я с трудом подавила приступ тошноты – и смотрела.

Охранники быстро выстроились в цепочку, тянувшуюся от дверей амбара до фургона, который стоял поодаль от остальных грузовиков. Опустив головы, прикрывая руками груди и низ живота, женщины прошли вдоль строя солдат к фургону и поднялись в него по специальному дощатому настилу.

Дверь за ними захлопнулась. С лязгом задвинулись щеколды одна за другой, а потом дверь заложили плоским железным засовом.

Охранники расслабились и стали перебрасываться шутками.

Ко мне подошел Мейснер.

– Вы в порядке? – спросил он.

– Да, – ответила я.

Он кивнул и отошел переговорить с кем-то еще. Охранники двинулись обратно к зданию. Один из них незаметно зашел за грузовик, прячась от лейтенанта, и курил сигарету. Своим левым сапогом он едва не касался какого-то рычага, выступавшего из рамы грузовика сразу перед задним колесом.

Я прошлась взад-вперед по снегу, чтобы согреться.

Спустя несколько минут из здания вышли два эсэсовских офицера и направились к грузовику.

Мейснер, с черной папкой под мышкой, снова подошел ко мне и сказал:

– Боюсь, мне придется вас покинуть. Мне нужно доставить донесение в штаб дивизии. Тот же мотоциклист, который заезжал за вами утром, отвезет вас назад.

– Спасибо.

– Он отбудет в одиннадцать пятнадцать, – сказал Мейснер, взглядывая на часы. – Решайте сами, чем вам заняться тем временем. Скоро здесь организуют кофе. Вряд ли вам хочется поехать с ними. – Он махнул рукой в сторону двух эсэсовцев, которые забирались в кабину фургона.