Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга III - Кондратий Биркин

Отрешить от должности предводителя стотысячной армии, в которой каждый офицер готов был идти за него в огонь и в воду, было делом нелегким. Император поручил двум друзьям Валленштейна принести ему нерадостную весть о его отставке. Генералиссимус находился тогда (в ноябре 1630 года) в Меммингене. Он принял это известие очень спокойно и, по-видимому, совершенно равнодушно.

— Императора обманывают, — сказал он посланным, — жалею его и прощаю ему. Очевидно, что в том деле особенно орудует Бавария. Жалею, что он не сумел отстоять меня… Повинуюсь!

Посланных он отпустил, одарив их по-царски. Писал императору, чтобы тот не лишил его, по крайней мере, титулов и почестей, подвигами заслуженных. Вся армия возроптала; большая часть офицеров подали в отставку, и многие из них последовали за Валленштейном в Прагу, избранную им для своей резиденции, для отдыха на лаврах и для занятий астрологиею с итальянцем Сени, без совещания с которым герцог ничего не предпринимал. Именно при увольнении генералиссимуса астролог предрекал ему в близком будущем великие подвиги, а с ними и новую славу.

В Праге Валленштейн жил с истинно царскою пышностью. В его дворец вели семь ворот, и для очистки площади перед ним было срыто до сотни домов. Точно такие же дворцы были и в прочих поместьях герцога. Ему прислуживали дворяне знатнейших фамилий, и в его дворце находилось несколько камергеров, перешедших из службы императорской к нему на службу. При нем находилось шестьдесят пажей из молодых дворян; вход в его покои охраняли пятьдесят драбантов. Метрдотель Валленштейна был знатный дворянин, и за ежедневным столом герцога бывало не менее ста блюд. Во время путешествий обоз герцога состоял из двухсот экипажей. Ливреи его прислуги были залиты золотом; жалованью и столу последнего лакея мог позавидовать любой офицер императорской службы. Шесть баронов и столько же рыцарей составляли свиту герцога; двенадцать патрулей охраняли его дворец. Валленштейн любил тишину, и потому мимо его дворца не позволяли ездить экипажам, а иногда улицы, прилегающие к площади, преграждали цепями и рогатками. Доступ к нему был труден. Угрюмый, задумчивый, несообщительный, он более скупился на слова, нежели на подарки; говорил же он тоном, не терпящим возражений. Он никогда не смеялся и всегда умел искушениям чувственным противопоставить холодный, бесстрастный рассудок. Углубленный в великие соображения и обуреваемый честолюбивыми замыслами, он не любил тратить время на пустые забавы. Переписку с европейскими кабинетами вел собственноручно, не полагаясь на скромность другого. Скажем в заключение, что Валленштейн был высокого роста, худощав, желт лицом, рыжеволосый, с маленькими, но живыми черными глазами. Обращение его с окружающими было до того непривлекательно, что только щедрые награды привязывали к нему прислугу и подчиненных.

Таким образом, в своем царственном уединении Валленштейн терпеливо ожидал, когда пробьет час его торжества и мщения. Отвратив взор от земли, он пытливо устремлял его на небо… не для молитвы, но для астрологических наблюдений. Платя дань суеверию своего века, великий муж был убежден в истине химерической науки звездословия и пытался угадать грядущую свою судьбу по звездам и по их сочетаниям.

Если не сочетания звезд, то стечение обстоятельств, видимо, клонилось в пользу герцога Фридланда. Имперская армия по удалении Валленштейна убыла до 40 000 человек и численностью сравнялась с протестантскою. Главного начальства над имперцами домогался Максимилиан Баварский, сам же император прочил в главнокомандующие старшего своего сына, короля венгерского; потом, желая угодить Максимилиану, вверил главное начальство Тилли.

24 июня 1630 года шведские войска Густава Адольфа высадились на берегах Померании и, не теряя времени, овладели Штеттином без боя. Занятие этого города было тем важнее, что его можно было назвать ключом плавания по Одеру. К войскам Густава Адольфа присоединились остатки ополчений Мансфельда, Турна и даже отставные офицеры и солдаты армии Валленштейна. Измена последних была плохою порукою за их верность под знаменами Швеции; однако же король не пренебрег ими и принял их в ряды защитников правого и святого, дела. Помимо вопроса религиозного, тридцатилетняя война была тесно связана с вопросом об освобождении Германии от ненавистного австрийского ига. Карл V мог уместить в своей короне половину Европы — это был исполин; его корона была слишком велика и слишком тяжела для слабой головы Фердинанда II.

Высокомерие и кичливость императора, питаемые лестью придворных, заставляли его с пренебрежением смотреть на вторжение шведов и считать этих врагов слишком ничтожными, чтобы употребить для их отражения все свои силы. Вслед за занятием Померании шведы овладели Мекленбургиею. Генералу Торквато-Конти император поручил отнять Штеттин от шведов. После первой попытки Конти убедился, что это дело невозможное. Кроме Штеттина, в руках короля шведского находились: Дамм, Штаргард, Камин, Вольгаст… Желая наказать жителей Померании за их покорность Густаву Адольфу и в то же время лишить его средств к продовольствию, Конти грабил и жег села и деревни; угонял скот, истреблял жатвы. Эти злодейства косвенно принесли пользу шведам, так как жители на опыте могли убедиться, какая разница между превосходно дисциплинированными войсками короля и развратной солдатчиной имперской. Отступив от Штеттина, Конти занял Гарц, чтобы прервать сообщение со Штеттином по Одеру. Здесь он ожидал прибытия войск графа Тилли, чтобы соединенными силами ударить на шведов. Вместо того он сам был разбит Густавом Адольфом и сложил с себя звание командира австрийской армии. Пользуясь перевесом над врагом, король осадил Грейфсвальде, Кольберг и Деммин и овладел ими. К его войскам присоединились мекленбургские под начальством герцога Франца-Карла Саксен-Лауенбургского. Он владел несколькими крепостями на Эльбе, но, вытесненный оттуда имперским генералом Паппенгеймом, был взят в плен под Рацебургом. Заняв Бранденбургию, австрийцы опустошали и грабили несчастную страну в ожидании прибытия в нее графа Тилли. Вот что говорит Шиллер об этом изверге.[50] В равной степени строгий к своим войскам и кровожадный в отношении врагов, подобно Валленштейну, мрачный, он далеко превосходил его в скромности и бескорыстии. Слепое усердие к вере и дух кровожадного гения, сопряженные с природной дикостью нрава, делали из графа Тилли истинное страшилище протестантов. Характеру соответствовала и его наружность, странная и страшная. Малый ростом, сухощавый, со впалыми щеками, длинным носом, широким крутым лбом, жесткими усами и заостренным подбородком, Тилли одевался обыкновенно в испанский колет серого атласа с откидными рукавами, голову покрывал серой остроконечной шляпой с красным страусовым пером, ниспадавшим за спину. Весь его облик напоминал герцога Альбу — фламандского палача; и в нравственном отношении между ними не было великой разницы. В эпоху тридцатилетней войны Тилли был немолод, и все страсти человеческие, кроме лютости животной, погасли в его чугунном сердце. Отдавая королю шведскому должную справедливость, он говорил о нем на собрании курфюрстов в Регенсбурге: