Рыжеволосая девушка - Тейн Фрис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну? — вырвалось наконец у Хюго. — Говори же!
Флоор сделал несколько шагов ему навстречу. Я заметила, что Флоор хромает, и тут же вспомнила: первого мая его ранили в бедро во время попытки освободить заключенных из тюрьмы Ветеринхсханс.
— Ну, говори! — повторил Хюго.
Флоор смерил его взглядом с ног до головы.
— Значит, ты чувствуешь, что неправ, да? — сказал он. — Твое счастье, что ты еще способен это чувствовать… Пропадать три недели, не давая о себе никаких сведений, бродить бог знает где, оставив своих товарищей, и вдобавок увести с собой еще одного бойца!
Как только Флоор взглянул на меня, я встала рядом с Хюго.
— Разве я такой человек, который позволит кому-то увести себя? — резко возразила я. — Я присоединилась к нему по собственному побуждению, Флоор.
Флоор поднял руку, как будто отвергал всякие объяснения и извинения с моей стороны.
— Хорошенькая пара анархистов! Вот вам зададут перцу. Я не удивлюсь, если партия на месяц-другой отстранит нас от работы.
Я подбежала к Флоору, схватила его огромную длинную руку и встряхнула ее.
— Нет, нет! Этого вы не допустите!
Я оглядела круг товарищей, вызывающе тряхнула волосами и вскинула голову:
— Что, собственно говоря, вы тут думаете? Что мы отдыхали и развлекались?.. Нет, мы охотились!
Франс, до этого момента державшийся на удивление спокойно, выступил вперед:
— Охотились? На кого?
— На Фосландера, — отрезала я, впервые почувствовав смущение, так как Хюго обиженно и как будто даже покорно молчал.
— Ну, так и есть, — сказал Рулант. — Я это и предполагал. Они скрылись с такой молниеносной быстротой оба, после того как мы рассказали им, кто выдал Тома, Эдди и Яна…
— Схватили вы его? — спросил Франс очень настойчиво; этот вопрос его явно гораздо больше интересовал, чем факт нарушения нами партийной дисциплины.
Хюго стащил с себя зимнее пальто и кинул его на стул в углу.
— Нет, — ответил он, повернувшись к Франсу спиной.
— Мы напали на его след, — сказала я. — Однако у него была слишком сильная охрана — фашистские молодчики, собаки, немецкие разведчики. Они лезли из кожи вон, охраняя его драгоценную персону.
Но Флоор по-прежнему был непреклонен. На этот раз он взглянул на меня:
— И это отняло у вас три недели? Три недели потрачены зря?
— Не совсем так, — ответила я. — За это время мы убрали одного инспектора из Схалкхаара и вербовщика рабов, пайщика «Восточной компании».
— Это уже кое-что, — сказал Франс.
— Все это хорошо, — возмущался Флоор, — но ни один смертный не знал, куда вы делись… И обещаю вам: в последний раз вы совершаете такие операции без предварительного согласования с Советом Сопротивления! Почему ты молчишь, Хюго?
Хюго сел на стул и стал свертывать сигарету, упорно глядя на табакерку и папиросную бумагу.
— Ханна все уже сказала, — ответил он.
Повернувшись к нему, Флоор, хромая, сделал один шаг:
— Я не это имею в виду, — рявкнул он, — и ты сам знаешь, что не об этом речь… О нарушении дисциплины ты даже не заикнулся! Или, может, ты уже забыл, что значит это слово?
Хюго вскочил. Я снова видела огромного Флоора и маленького Хюго, которые стояли друг против друга, точно как в тот день, когда Флоор привел меня к дому Ферлимменов, где скрывался Хюго. В тот раз они шутили, а теперь дело обстояло серьезно. Я понимала, что они могут сейчас подраться, если мы не вмещаемся.
— Флоор, — сказала я, поспешно вставая между ними. — Ты прав относительно нарушения дисциплины… Но мы тоже кое в чем правы: если бы мы ликвидировали Фосландера, то все вы обрадовались бы этому… В самом деле, не наша вина, что мы потерпели неудачу. Нам ужасно не повезло.
Флоор повернулся ко мне и ворчливо сказал:
— Ты всегда найдешь отговорку. Хорошо. Больше я ничего не скажу.
Долгое время в комнате сохранялась неприятная напряженность, несмотря на то, что Вейнант, где-то чудом раздобывший пиво, изо всех сил старался, чтобы мы снова почувствовали себя непринужденно. Мы сидели молча со стаканами в руках, и никто не мог начать разговор, хотя мне казалось, что есть куча вещей, о которых именно сейчас нужно говорить.
— Что с Тони? — спросила я наконец, глядя на Флоора.
— Ранен в плечо, — коротко ответил Флоор; видимо, он все еще не хотел перейти на дружеский тон. — Кость раздроблена. Мучительная вещь… Но скоро поправится…
— Понимаю, — сказала я; несмотря на все мои старания говорить естественно и на желание рассеять столь необычное и тягостное настроение, царившее в комнате, голос мой начал дрожать. — Вы не участвовали в последнем налете на Ветеринхсханс?
Франс и Рулант одновременно протестующе махнули рукой; это можно было понять как угодно. Флоор взглянул на меня и медленно покачал головой. Вейнант сказал:
— Там была группа Сопротивления «Верность»… во главе с Йоханнесом Постом. Вы слыхали его имя… У нас нет о них никаких сведений, за исключением того, что их почти всех взяли.
— И затем казнили, — добавил Рулант. — Что еще хочешь знать?
— Что с Томом, Эдди и Яном? — тихо спросила я.
— Еще сидят, — ответил Франс.
— Есть какая-нибудь надежда?
Никто мне не ответил. Только Франс пожал плечами.
— Немцы становятся все злее, — сказал он. — А вы знаете, что в их руках находится и Херрит Ян?
— Из амстердамского Совета Сопротивления? — недоверчиво спросил Хюго. — Я сам видел, как он после налета первого мая уезжал на велосипеде!..
— Да, после выстрела в спину, — сказал Флоор, скрестив свои огромные руки. — Этого вы знать не могли… Он благополучно добрался до своей подпольной квартиры на Принсенграхт. Хозяйка дома пошла за врачом. А когда они пришли, то оказалось, что Херрит Ян парализован. Отнялась нижняя часть туловища и ноги. Пуля засела в спинном мозгу.
До этого мне было обидно за себя и жарко. Но тут мне сразу стало холодно, будто на меня пахнуло ледяным ветром. Я сидела, по-прежнему уставившись на Флоора.
— …В таком состоянии он пролежал две недели, — продолжал Флоор. — Его друзья, конечно, понимали, что ему надо скрыться оттуда. Они много раз уговаривали его переехать. Это можно было бы сделать на санитарной машине. Но он не хотел. И немецкая разведка нашла его.
— Они на больничных носилках доставили его на допрос, — сказал Франс, когда Флоор замолчал. — Он тут же выложил им все, что о них думает.
— Как, арестовали и допрашивали парализованного? — воскликнула я.
— А ты что думаешь? — сказал Франс. — Неужели ты в первый раз слышишь о нацистах и их нравах… Они приговорят его к смертной казни, вот увидишь.
Я взглянула на Хюго. Он все еще сидел, низко опустив голову, и вертел между пальцами сигарету, не зажигая ее; мелко накрошенный табак сыпался на пол.
— Слушайте! — вдруг заговорил он. Голос его звучал хрипло и как-то неуверенно; ему явно стоило большого труда выговорить то, что он решил сказать.
— Это правда. Я вел себя, как анархист… Это моя ошибка… Сам даже не знаю, как это получилось. Мне всегда кажется, уж если я наметил себе определенное дело, то непременно должен его выполнить. Так было и на этот раз, когда я охотился на Фосландера… И меня не остановило даже то, что я подвергал риску Ханну… Она держалась молодцом… Но теперь, когда я узнал все, что за это время произошло, я вижу, что не имел права уходить, тем более брать с собою Ханну… Дайте мне возможность, Флоор, и ты, Франс, загладить мою вину…
У меня снова запылали щеки, когда я услышала, в каком тоне говорил Хюго о себе и обо мне тоже. У меня щемило сердце из-за того, что ему пришлось признать свою вину, но одновременно я гордилась им: ведь я знала, как трудно ему было признаться в своей ошибке. Я не смела взглянуть на него, однако мне показалось, что все наши товарищи были смущены, когда Хюго — наконец-то — взял слово.
Первым заговорил Флоор. Его голос также звучал совсем иначе, несколько хрипловато.
— Хорошо, Хюго… Ты доказал, что не забыл про дисциплину… Думаю, что все мы удовлетворимся его заявлением…
Он сухо кашлянул.
— А что вы думаете обо мне?.. — спросила я. — Я разделяла точку зрения Хюго, что полезно было бы захватить Фосландера…
— Гм-м, — протянул Флоор, подыскивая слова. — Не хотелось бы утверждать, что ты анархистка… Но у тебя с Хюго есть одна общая черта: оба вы упрямые, своевольные. В этом отношении ты похожа на мужчину.
Я скривила рот.
— Это что же, комплимент? — спросила я. — Благодарю тебя… Всех вас благодарю. Я думаю так же, как и Хюго. Я честно сожалею, что без вашего ведома мы потратили столько времени на одного человека, но еще больше сожалею, что он ускользнул от нас. В настоящий момент я хочу лишь одного: дайте мне какое-нибудь поручение. Лучше бы — самое трудное. Иначе меня все время будут мучить угрызения совести, а этого мне совсем не хочется.