Восьмой цикл - Андрей Костанян

Кален оставил Киреена и пошел в комнату. Оставался лишь один шанс.

Интерлюдия 27

Кален мне рассказал все и посмотрел с надеждой. Я был ошарашен.

— Ему помочь уже ничего не может. Казраэль, он умирает, я попробовал все. Спасти его можешь только ты.

— Я не могу.

Он вскочил и уставился на меня. Потом сжал кулаки и резко вскрикнул:

— Что значит не можешь?!

Я проверил коридор, но всем было не до его истерики. Я вернулся в комнату:

— Я не могу. Кален есть закон запрещающий вмешиваться, когда игрок умирает. Я мог бы остановить летящую в него стрелу, мог бы вмешаться и дать ему сил, но помочь умирающему я бессилен.

— Нарушь закон! Пусть это даже выведет Малика из игры! Не важно, главное он выживет.

— Я не могу. Пока он официально не откажется от игры, я не могу. А он не в состоянии мыслить и говорить. Кален, наши законы — это законы вселенной. Я просто не смогу ему помочь.

Он рухнул на кровать.

— Кален вставай. Это не означает, что я не могу помочь тебе с противоядием, показывай, в чем дело.

Он продемонстрировал эксперимент на крысе. Воробушек поник головой:

— Кален ты молодец. Оно работает.

— Но Малику не легче.

— Потому что поздно… Крысе ты даешь противоядие сразу, как появляется жар. Ты же знаешь, разные противоядия действуют по-разному. Это похоже надо вводить во время определенного времени после начала симптомом не позже.

— А ты можешь его усилить?

— Нет, это будет запрещенным вмешательством. Знаю, иногда наши законы несправедливы…

Он сел на кровать и обхватил голову руками.

Я молчал… Но потом кое-что вспомнил. Когда то давно в шестом цикле я путешествовал по Арею с предком Малика. И мы были в болотах мурлоков…

— Кален, быстро вставай. Слушай внимательно, сам я этого сделать не могу, придется тебе. На севере Дурмара обитают мурлоки. В их болотах растет редкое растение, календра, похожа на камыш, но с противным запахом. Предок Малика рассказывал что оно усиливает любое противоядие. Оно может помочь. Я могу тебя перенести туда, но сорвать растение и добавить в зелье ты должен сам. Все понял?

Он кивнул. И мы исчезли.

На болотах было темно, но Казраэль сделал так, что стало светло как днем. Кален осмотрелся, но растения не видел. Воробушек взлетел и унесся куда-то. Потом вернулся:

— Я его не вижу… Может оно вымерло с тех пор.

Кален сел на землю. И начал думать. Он не мог верить, что растение вымерло, иначе эти поиски бессмысленны. Он начал размышлять, куда может исчезнуть растение. Вспоминал свои годы в деревни и рассказы местных крестьян. Потом встал:

— Казраэль четко опиши, само растение, условия в которых росло.

Воробей стал перечислять:

— Стебель высокий, листья у головки, стебель уходит в воду, какая-то головка, как у камыша торчит прямо из…

Кален рассмеялся перебивая воробья:

— Оно перед нами.

Интерлюдия 28

Я смотрел на воду и не видел календры. На воде были лишь непонятные цветки коричневого цвета и длинными лепестками…

— Кален, признаю, сглупил. Наверное, я их видел до раскрытия бутонов. В зелье используется корень. Нужно совсем чуть-чуть.

Но он как варвар выдрал цветок целиком, подумал и нарвал еще десяток. Повернулся, кивнул.

Мы переместились к нему в комнату.

— Хватит самого кончика, не переборщи, а то из противоядия сделаешь новый яд.

Он кивнул, смешал снова свое противоядие, добавил корень и побежал в комнату. Я обернулся мошкой и последовал за ним.

Он влил в горло Малику зелье. По глазам целителей я понял, что они уже не верят. В этой комнате лишь Милена смотрела на Калена с надеждой.

Через десять минут жар ушел, бред прекратился. Малик просто спал

Как только Малику стало лучше, Милена бросилась обнимать Калена. И только сейчас позволила себе расплакаться. Кален стоял смущенный, дружески похлопывая ее и не зная, что делать:

— Спасибо… Спасибо… — она постоянно это повторяла.

— Все позади, успокойся Милена, ты должна быть с ним.

Она кивнула, обернулась к Малику, потом повернулась к Калену. В воздухе возникла бумага. Потом Милена взглянула на Калена. Она сказала:

— Встань на одно колено.

Не понимая, что происходит, он послушался. Она положила руки ему на голову и начала говорить:

— Я, принцесса престола Эдвара, за особые заслуги нарекаю тебя герцогом Олейским, — когда она говорила, на бумаге возникал текст ее речи, — и передаю тебе и твоему роду во владение замок Олей и его земли.

Текст на бумаге перестал появляться. Милена взяла бумагу, протянула ее Калену и потребовала:

— Поклянись верности императорскому дому, династии Грейнов и императору Эммеуту Первому.

— Клянусь.

— Можешь встать.

Целители смотрели на это удивленными глазами. Только что на их глазах эльф их бедной рыбацкой семьи стал герцогом Эдвара.

Глава 32: Отпуск

Через два дня Кален зашел в комнату Малика и Милены. Он сидел на кровати, оперившись на подушку, и читал местную газету.

— Я смотрю тебе лучше, — Малик еще был слаб, но бледность прошла. Он проспал после введения противоядия четырнадцать часов, когда проснулся, вставал только с помощью окружающих, мог только лежать. Сейчас он уже сидел.

- Я смотрю, герцогом тебя сделали, а манерам не научили. Или ты забыл кто я? На колени холоп, — Малик сделал серьезное лицо, но Кален лишь рассмеялся. Малик подхватил этот смех. Потом снова стал серьезным, — Когда будем в Эдваре, на людях ко мне и Милене обращайся ваша светлость, и будь вежливым, понял?

— Конечно.

— Тебе не интересно, что стало с прошлым герцогом Олейским?

— Надеюсь, Милена не отобрала у него земли, чтобы отдать мне?

— Это сделал я. Не смотри так удивленно, никто ради тебя не лишался титула. Герцога Олейского никогда не было, но был граф Олейский. В последнем бунте по моему приказу его убили. Так как Милена пожелала дать тебе высший титул, Грейну пришлось потрудится, чтобы земли соответствовали статусу герцога. В общем, почти все земли бунтарей теперь твои, герцог. Что с ними будешь делать?

— Когда тебе станет легче, я навещу свои владения, налажу там дела, перевезу туда родителей и вернусь к тебе. Сидеть там я не собираюсь.

— Я так и думал. Расскажи, как ярмарка?

— Представления после твоего отравления, я все-таки не очень верю в историю с насекомым, прекратили. Но сейчас, в последний день ярмарки, когда тебе легче, решили устроить на прощание.