Камрань, или Последний 'Фокстрот' - Юрий Николаевич Крутских

совсем не по доброй воле. Всё имеет свою цену! Любое созидательное действие имеет цену, и не только материальную, выраженную в рублях, кирпичах, бетоне… но и в человеческих жизнях. Это всем известно и заранее закладывается в… себестоимость. Панамский канал, когда копали, сколько людей погибло? Тысячи! Так что же теперь, не будем созидать и строить? Потому что это безнравственно и преступно – заранее зная, что на таком-то объекте погибнут пять человек, на таком-то пятьдесят, а на каком-то пятьсот! Повторяю, зная статистику по подобным же проектам, любой инженер кроме необходимого количества песка, цемента, арматуры… может безошибочно рассчитать, сколькими человеческими жизнями придётся пожертвовать. То есть, по сути, ставя подпись, утверждая проект, обычный архитектор-ботаник автоматически становится преступником. Одним росчерком пера он приговаривает к смерти несколько не известных ему людей. При этом он знает, что они погибнут, то есть, говоря юридическим языком, совершает умышленное преступное деяние. Вот что я вам ещё скажу: вся мировая история – это цепь массовых убийств, геноцида, преступлений, одно страшнее другого. И люди, совершавшие их, сегодня почитаются как герои и святые! Так было, есть и будет всегда. Человеческая жизнь – это расходный материал, природный ресурс, как лес, нефть, уголь, руда... Только ископаемые ресурсы можно исчерпать, а человеческие – никогда. Эта тварь живучая, человек, настолько приспособилась к условиям существования, что везде выживает и размножается… Вот уже шесть миллиардов на земле, а сто лет назад полтора миллиарда было… И это при том, что в двадцатом веке было две самые кровопролитные войны! И что, Андрей Николаевич, действительно очень уж вам так дорога какая-то абстрактная, лично вам не известная человеческая жизнь? Которой когда-то пожертвовали во благо будущих поколений, в том числе, кстати, и лично для вашего блага? И не надо мне сейчас рассказывать, что это так! Лицемерие и враньё! Откажитесь тогда от зарплаты, если вы такой филантроп, и отправляйте её напрямую в Африку. Вы на полном гособеспечении, зачем вам деньги? Я адрес дам благотворительной организации. У вас будет реальный шанс спасти детскую жизнь… и не одну! При вашей зарплате вы каждый месяц можете спасать от голодной смерти не меньше двадцати детишек. А сколько за год? А за десять лет? А за всю жизнь? Но нет, вы только лозунги красивые кидать горазды, а деньги на сберкнижку будете вносить… А через несколько лет на новых жигулях жопу свою в пространстве перемещать станете. А за это время несколько сотен детишек, которых вы могли бы спасти… милых таких... черномазеньких… помрут от голода и болезней! Кто же вы после этого?

Замполит опешил от такого натиска штурмана и даже слегка смутился от его красноречивого взгляда.

– Да я… Да я могу… Да я, конечно… – замямлил зам, застигнутый врасплох. Но тут же, спохватившись, сам попытался наехать на штурмана:

– А сами-то вы… почему… не помогаете?

– Да, не помогаю! И не собираюсь помогать. Потому что на хрен мне не нужны эти африканские дети! Их там на одного умершего вдвойне каждый день прибывает. И ничего в этом мире в лучшую сторону не изменится – будет ли их на сотню-другую больше… или меньше. Да, невинны! Да, где-то там страдают! Но мне-то какое дело? И – для чего? Чтобы из маленьких милых негритят выросли здоровенные бездельники-негры? Чтобы провалялись они всю свою никчемную жизнь под пальмой и ничего, кроме тонн говна, после себя не оставили? Или чтобы стали наркоманами, заразились СПИДом, пошли насиловать, грабить, убивать…

Штурман наморщил на мгновение лоб, задумавшись и глянув куда-то вдаль, сквозь замполита, продолжил медленно, словно что-то припоминая:

– Да… Извечный вопрос… О слезинке ребёнка… Допустимо ли возведение здания судьбы человеческой с целью осчастливить людей… дать им мир и покой на все времена… ценою жизни одного невинного ребёнка… Не согласен я тут с Достоевским! Либеральное миндальничание и размазывание соплей! В этом мире всё гораздо проще и циничнее. Жизнь – это товар, который продаётся и покупается, как и всё остальное. Люди ходят на работу, в том числе на вредные производства, получают за это повышенные оклады, ранние пенсии, гробовые… И делают это вполне добровольно! А другие люди, рангом повыше, продают нашу жизнь или покупают… используют по своему усмотрению… во благо других или для своего блага… Это было, есть и будет всегда и везде. Так какая же это высшая ценность?

Глава 37 О тиранах и гуманистах, троцкистах и оппортунистах

Риторический вопрос штурмана повис в воздухе. С минуту никто не решался нарушить тишину. Выйдя из состояния созерцательной задумчивости, довольный произведённым эффектом Борисыч вновь принялся за чай с воблой, и скоро послышалось его сладкое причмокивание и шумное прихлёбывание.

– Штурман, я знаю, что ты, как змей, можешь выкрутиться из любого положения! С три короба нагородить, с ног на голову всё перевернуть и мозги запудрить. Я тебе конкретный вопрос задавал: ты оправдываешь репрессии и ГУЛАГ? Отвечай – да или нет? – со зловещей решимостью в голосе обратился к Борисычу старпом.

– Да! – ни на мгновение не задумавшись, ответил штурман и бесстрашно уставился на Горыныча.

– Ну и о чём после этого с тобой можно разговаривать… – в голосе старпома звучали разочарование и плохо скрываемая неприязнь. – Да я с тобой… да я… да на одном гектаре…

– Да куда вы денетесь, Сергей Гариевич, извиняюсь, с подводной лодки… Дайте объясниться, не перебивайте… А потом, если приспичило, идите срать на свой персональный гектар. Только осторожней там краны крутите, а то… помните, как в прошлый раз... Шучу, шучу… не было этого, мне показалось. К тому же, если вы такой демократ, что же вы мне рот затыкаете, высказаться не даете? У нас гласность и свобода слова! Каждый имеет право мнение своё выражать.

Старпом, собиравшийся было встать и, негодуя, уйти, на это резонное замечание штурмана отреагировал благоразумно. Всё ещё неприязненно глядя на Борисыча, он проговорил почти уже беззлобно:

– Ладно, штурман, ври, только не завирайся...

Ждать штурмана не пришлось, и он тут же с пафосом заговорил:

– Вот, предположим, предо мною страна… с тысячелетней историей, традициями, культурой… стоит на грани разрушения и разорения… Я тот, от кого зависит спасение миллионов… Для этого мне необходимо начинать борьбу с силами зла, в результате которой погибнет несколько тысяч… и, может быть, половина из них будут ни в чём не повинные люди. И что по-вашему? Я не должен ничего делать? Даже если при том