Тонкий лед - Эльмира Нетесова

—   У меня еще не было в жизни женщины, о кото­рой думал и помнил бы целыми днями, к которой не убегал, а летел бы с работы. Ты первая и единствен­ная! Рыжая звездочка, радость моя!

Ночь пролетела как одно мгновение.

Сегодня Егор узнал о Наталье все до мелочей, и сомнения рассыпались в пыль.

—   Нат, а почему ты одна жила? Ведь после зоны полгода прошло. Неужели достойного не встретила за это время? — спросил Платонов.

—    Егор, все куда проще, чем думаешь! По юности встречалась с парнем. Нравился он мне. Казалось, не было недостатков: серьезный, трудяга, многое умел. Пожениться вздумали. Ну, и познакомила его со своей семьей. У меня родни немного, но среди них — сестра двоюродная, Людка. Она старше меня на семь лет, зато богатая. У нее отец, мой дядька, где-то в Сибири нефтяником работал и разжился. Хорошо получал, по­строил кирпичный дом в два этажа, купил машину, те­левизор на всю стену. У меня близко такого не было. Оно и теперь по нужде в лопухи бегаю. А у них в доме все удобства. Короче, дядьке мой жених понравился. Деловой, хваткий оказался. Ну, и уговорил присмот­реться к своей дочке-перестарку. Та от счастья обо­млела. На нее со страху мухи не садились, а мужики и подавно не оглядывались. Тут же — красивый парень! А дядька — не промах, так и сказал: «Коль на Людке женишься, не только этот дом, но и машину тебе куп­лю, новую. Деньгами стану помогать». Так вот и рас­строил мою свадьбу родственник. Отдал дочь за мое­го жениха, но дом и машину на нее оформил, мол, какая разница, Людка — твоя жена. А она к тому вре­мени в положении была. Отец защитил свое имуще­ство на всякий случай и привязал зятя к своей страхо­людине, не веревками, а канатами. Людка ему одного за другим троих детей родила. Куда от такой оравы денешься? День и ночь вкалывал, а когда напомнил тестю про обещание о помощи деньгами, тот и отве­тил: «Кто тебе виноват? Сам детей настружил, без при­нуждения состряпал. Теперь расти. В твоем возрасте люди родителям помогают, а ты от меня подсос ждешь. Не совестно?» Ну, человек все понял. Обманули его как последнего дурака. Прибежал ко мне среди ночи. В ноги повалился, прощение вымаливал, просил при­нять в мужья. Да уже я отгорела к нему. Не простила. И все годы никому не верила. Прогнала его за дверь навсегда. Но и сестричке не повезло. Выпивать стал мужик. Гонял жену каждый день, материл по всякому. И в глаза им говорил, что все ему противны и жена, и дети, и тесть-мудак! Обижался, мол, по рукам и ногам его связали. А на пятом году не выдержал, повесился на чердаке дома, хотя совсем тверезый был. Похоро­нили его. Людка на меня и теперь обижается...

—  Она на тебя? За что?

—   Он и во сне меня звал, продолжал любить, как они считают. Не пошло им впрок! Подавились моими слезами. Не порадовались, потеряли, загробили чело­века и наше счастье. А Людка и нынче одна мается. Кому нужна такая? Да еще со сворой детей. Отец от­казался ей помогать, сказал, что по нынешним време­нам только дуры столько детей рожают. Они ее совсем вымотали. Баба на стройке пашет как ломовая, а денег едино нет. Ну, а мне после того никто не нужен стал. Правда, когда из зоны вернулась, пришла на работу, там новый ветврач на меня запал. Ничего мужичок, все в меру. Встретились с ним, слово за слово, сказа­ла ему, что в зоне была. Он даже не дослушал, за что. Об оправдании не узнал, бегом как от чумной побе­жал,— рассмеялась Наташка.

—  Как же мне поверила?

—   Увидела твои глаза... В них радости не было. Одна тоска и обида. Вмиг поняла, что ты тоже один и как я никому не веришь. Вот и насмелилась согреть. А ты никак не хотел поверить мне, убегал. Я и не ду­мала, что когда-нибудь сам придешь.

—  А родители есть у тебя? — спросил Егор.

—   Мама. Она тоже на ферме работает, хотя ей скоро на пенсию.

—  Она отдельно живет?

—  Да, вместе с отчимом. Отец умер давно. Я толь­ко школу закончила. Хотела в институт поступать, уже к вступительным экзаменам готовилась, но не повез­ло. Мать не смогла бы оплачивать учебу. На ферме в то время зарабатывали совсем мало. На жизнь не хватало. Вот так пошла и я работать. Мама пережива­ла, что не выучила, как хотела. А тут еще со свадьбой сорвалось. Меня стали считать невезучей, вроде про­клятой. Как назло еще и осудили. Вовсе облом. У меня чуть крыша не поехала: из одной беды в другую вле­тала, не успев опомниться. Ну, матери только пережи­вания оставались,— смахнула слезу со щеки Наташ­ка.— А тут к нам переселенцы приехали. Свои, рус­ские. Их из Казахстана местные повыгоняли, а с ними отчим с двумя детьми. Жена от рака умерла. Он вдов­ствовал, сам растил детей. Как-то с матерью встрети­лись, разговорились. Он несколько раз к нам в гости пришел, потом мамка их наведала. Да так и осталась с ними. Живут нормально, дружно. Главное, не руга­ются.

—                                        А ребята там взрослые?

—                                        Егорушка, я даже не помню, как их зовут. Воз­раст и подавно не интересовал. Они работают в мор- порту грузчиками, так говорит мать. Меня их заботы не чешут. Хорошо, что никто из них не суется ко мне и не лезет в мою жизнь.

—                                        Наташ, а мать приходит к тебе?

—                                        Изредка, но мы с нею на работе каждый день видимся. Успеваем поговорить.

—                                        Ты обо мне рассказала ей?

—                                        Немножко. Она боится, что и тебя уведут. Про­сит ни с кем не знакомить,— рассмеялась женщина.— А я ей сказала, что бояться нечего. У тебя целая зона баб в обойме! Ты даже там себя не растерял, ни с кем не спутался...

—                                        Не надо из меня ангела лепить. Был день, когда я чуть не сорвался. Достала меня одна проказница! Не помнишь, рыженькую такую? Запихнула в уго­лок, чуть поприжала, я и расслабился, все на свете позабыл. Еще миг побудь в твоих руках и за себя не поручился б.

—   А чего ты убежал? — спросила женщина.

—   Увидь нас кто-нибудь, неприятностей не обо­браться. Обоим не простили б. Знаю, как назвали бы наши отношения. Любая охранница могла бы насолить. Теперь уж все, руки коротки. А тогда не столько за себя, сколько за тебя боялся.

—   Чего? — удивилась Наташа.

—   Сучью метку могли поставить тебе. А это на всю жизнь клеймо.

—   Это если б в твоем кабинете застали.

—   Ошибаешься, милая! Охранницы, они частенько заглядывали в кабинет, были в связке с зэчками. И мог­ли им сказать о нас, а зэчки непредсказуемы.

—  Да, ты прав, я этого не учла,— подумав, согла­силась женщина.

—   На работе уже догадались, что у меня появи­лась ты. Но я тоже не скрываю. Водитель, сама ви­дишь, к дому подвез. Узнать, кто тут живет, труда не составляет. Да и я не стану молчать. Мне далеко не сем­надцать, давно пора определиться,— глянул на На­ташу.

Она наливала кофе. Услышав последнее, едва при­метно дрогнули руки. Женщина украдкой глянула на Егора, подумав: «Врет или правду говорит?»

Егор все понял без слов:

—   Наташка, твой первый парень проиграл. Погнав­шись за деньгами, потерял сокровище. Я не из наи­вных. Вон тому живой пример — моя первая жена. Тоже за деньгами погналась. В роскоши утопает, а в пись­мах горькими слезами плачет. Жалеет о прошлом и своей глупости. Я не звал ее вернуться, сама стала проситься ко мне обратно. Пока не было тебя, я коле­бался. А недавно письмо послал. В нем и о тебе. Сказал все честно, зачем лукавить и томить пустыми надеждами. Написал, чтоб больше на меня не рассчи­тывала. Сказал, что люблю другую, что ты мне на­всегда...

—   Это правда? — прильнула к щеке.

—   Само собою.

—   Значит, я тоже мамке могу сказать все? Ведь не говорила, что живем, ну, просто дружим! Иначе снова волноваться будет.

—   Скажи правду и не скрывай, где работаю. А то упадет теща в обморок, да и посоветует тебе: «Подож­ди, дочка, замуж за него выходить. Может, еще чело­век сыщется?» — рассмеялись оба.

Вечером Егор навестил Кондрата. Старик привет­ливо улыбаясь, встал навстречу гостю. Обнял челове­ка и, вглядевшись в Платонова, спросил:

—   Иль оженился?

—   Верно, дедунька, подметил!—хохотнул Пла­тонов.

—  То-то побритый да холеный нонче! Люди долж­ны в паре жить.