Как устроен мир на самом деле. Наше прошлое, настоящее и будущее глазами ученого - Вацлав Смил

Беспрецедентное упорство, отложенная польза

Решение этой задачи впервые в истории потребует поистине глобальной, а также очень серьезной и продолжительной целенаправленной политики. Вывод о том, что мы сможем добиться декарбонизации — в ближайшее время, эффективно и в требуемых масштабах, — противоречит всему прошлому опыту. Первая конференция по климату под эгидой ООН состоялась в 1992 г., и за прошедшие десятилетия мы видели несколько международных мероприятий и бесчисленное количество оценок и исследований, но по прошествии почти 30 лет у нас все еще нет не только международного соглашения, обязывающего сократить ежегодный выброс парниковых газов, но и перспективы его скорого принятия.

Эффективными могут быть только совместные усилия в мировом масштабе. Это не значит, что 200 государств должны поставить свою подпись под договором: общая эмиссия 50 маленьких государств меньше, чем ошибка в подсчете эмиссии парниковых газов пяти ведущих по этому показателю стран. Никакой реальный прогресс невозможен, пока хотя бы эти пять стран, на которые приходится 80 % всех выбросов, не согласятся на четкие и неукоснительно исполняющиеся обязательства. Но до таких согласованных действий в масштабе всей планеты нам еще очень далеко[648]. Вспомните, что широко разрекламированное Парижское соглашение не устанавливало конкретные цели по снижению выбросов для самых крупных их производителей и что его неисполняемые обязательства ничего не уменьшают, — наоборот, в результате эмиссия парниковых газов к 2050 г. увеличилась бы на 50 %!

Более того, любая эффективная целенаправленная политика обойдется недешево, а желаемый результат (если не полное прекращение, то хотя бы существенное уменьшение эмиссии парниковых газов) будет достигнут только через два поколения, а ждать убедительных доказательств пользы даже значительных успехов, превышающих любые реалистичные прогнозы, придется не один десяток лет[649]. Здесь возникает чрезвычайно сложная проблема межпоколенческой справедливости — то есть наша вечная склонность обесценивать будущее[650].

Настоящее мы ценим больше, чем будущее, и, соответственно, готовы больше за него платить. 30-летний альпинист согласен выложить 60 000 долларов за разрешение, оборудование, шерп, кислород и все остальное, чтобы взойти на Эверест в следующем году. Но он потребует большую скидку — подумав о таких очевидных неопределенностях, как свое здоровье, стабильность непальского правительства, вероятность сильных землетрясений в Гималаях, после которых любая экспедиция будет невозможной, и вероятность закрытия доступа, — за покупку обещания подняться на вершину в 2050 г. Эта универсальная склонность обесценивать будущее особенно важна при рассмотрении таких сложных и дорогостоящих проектов, как сокращение выбросов углерода, чтобы смягчить глобальное изменение климата, потому что это не сулит никаких заметных экономических выгод поколению людей, которые начнут реализацию этого затратного проекта. Парниковые газы остаются в атмосфере достаточно долго (CO2 — до 200 лет), и даже при самых серьезных усилиях по сокращению их выбросов однозначных признаков успеха — первого заметного снижения средней температуры у поверхности Земли — придется ждать несколько десятилетий[651].

Совершенно очевидно, что температура будет продолжать повышаться еще 25–35 лет после начала масштабной программы глобальной декарбонизации, и это станет серьезным препятствием для поддержания таких суровых мер. Но в настоящее время в мире нет соглашений, которые обязывали бы начать такую программу в течение нескольких лет, и поэтому как переломный момент, так и заметное снижение температуры отодвигаются еще дальше в будущее. Стандартная климато-экономическая модель показывает, что переломный год (когда оптимальная политика начнет приносить экономическую выгоду) для мер уменьшения ущерба, внедряемых в начале 2020 г., наступит приблизительно в 2080 г.

Если средняя ожидаемая продолжительность жизни останется на том же уровне (72 года в 2020 г.), то поколение, рожденное в середине XXI в., станет первым, которое почувствует кумулятивный эффект политики противодействия изменению климата[652]. Готовы ли молодые граждане богатых стран отказаться от сегодняшних выгод ради будущих? Захотят ли они придерживаться этой политики на протяжении полувека, несмотря на то что бедные страны с растущим населением ради своего выживания будут все больше опираться на ископаемый углерод? И захотят ли присоединиться к ним те, кому сегодня 40 или 50 лет, — без всякой надежды увидеть результат?

Последняя пандемия послужила нам очередным напоминанием, что один из лучших способов минимизировать последствия всемирных проблем — иметь набор приоритетов и базовых мер для борьбы с такими проблемами. Но пандемия с ее несогласованными и нестандартизированными мерами как на государственном, так и на международном уровне также показала, насколько сложно кодифицировать подобные принципы и строго следовать рекомендациям. Неудачи в противодействии кризисам являются дорогостоящей и убедительной иллюстрацией нашей постоянной неспособности понять основы, позаботиться о главном. Читатели этой книги уже, наверное, понимают, что этот (краткий) список должен включать обеспечение основными продуктами питания, энергией и материалами — по возможности с минимальным ущербом для окружающей среды и при условии реалистичной оценки мер, которые мы можем принять для борьбы с глобальным потеплением. Не слишком радостная перспектива, и ее успех не гарантирован — как и неудача.

Агностический подход к отдаленному будущему предполагает честность: мы должны признать ограниченность своих знаний, проявлять скромность в оценке всех планетарных проблем и понимать, что успехи, трудности и неудачи были и будут неотъемлемой частью нашего развития и что не может быть никакой уверенности и в конечном успехе (как его ни определять), и в достижении любой сингулярности, — но, если мы будем разумно и настойчиво применять накопленные знания, конец света наступит не скоро. Будущее родится из наших успехов и неудач, и, если даже мы окажемся достаточно умны (и удачливы), чтобы предсказать некоторые его формы и черты, оно все равно останется туманным, даже если пытаться заглянуть вперед на одно поколение.

Черновик этой заключительной главы был написан 8 мая 2020 г., в 75-ю годовщину окончания Второй мировой войны в Европе. Попробуем представить, что в тот весенний день в середине XX в. маленькая группа людей, обладающая всеми имеющимися на тот момент знаниями, собралась для того, чтобы предсказать, каким будет мир в 2020 г. Зная о новейших достижениях в самых разных областях, от техники (газовые турбины, ядерные реакторы, электронные компьютеры, ракеты) до наук о жизни (антибиотики, пестициды, гербициды, вакцины), они могли верно указать некоторые зарождающиеся тенденции, например массовую автомобилизацию, доступные межконтинентальные перелеты, вычислительные машины, повышение урожайности, увеличение продолжительности жизни.

Но они не смогли бы описать достижения, сложности и нюансы мира, который мы создали нашими успехами и неудачами за прошедшие 75 лет. Чтобы лучше понять это, рассмотрим отдельные страны. В 1945 г. японские города с деревянными постройками были практически уничтожены (за исключением Киото). В Европе царила послевоенная неразбериха, и вскоре ее ожидал раскол холодной войны. Советский Союз победил, но