Дорожная карта шоураннера - Нейл Ландау

В.С.: Это хороший вопрос. Думаю, это сделать очень трудно, но мне лично кажется, что очень важно не обращать внимания на то, что мир думает о вашем персонаже, когда вы пишете. Если вы сами видите его человечность, причем не применяя какой-нибудь тест на одобрение, а лично, то все остальное неважно. Если говорить о Саре – плохой матери, то было очень важно сделать ее похожей на многих, многих знакомых мне матерей, которые борются с собой и страдают от угрызений совести. Мне кажется, многие зрители понимают, что именно эта грань характера приближает ее к нам. Она не телевизионная мамочка, которой удается совмещать сразу все, да еще и с улыбкой на лице. Мы все испытываем желание сделать что-то большее. Мы хотим стать лучше, особенно в плане воспитания детей, ведь материнство – это настоящая «священная корова». Для меня было очень важно сделать всех персонажей человечными. В конце концов, все мы неидеальны, у нас у всех есть свои секреты, все мы делали что-то, из-за чего теперь нам очень стыдно – и мы сделаем это снова. Но именно таких персонажей я считаю интересными, и меня не интересует, симпатичны они или нет. Важно только одно: вижу я их человечность или нет.

Н.Л.: Это отличный ответ, потому что в большинстве сериалов на эфирном телевидении персонажей идеализируют и приукрашивают, а мне нравится, что Сара испытывает трудности. Какие-то моменты мне как родителю было смотреть довольно тяжело. Например, когда сын Линден болел гриппом, а она застряла в участке. Сознаюсь, я осуждал ее за это, но было видно, какой груз ответственности за дело она несет. Митч Ларсен (Мишель Форбс) тоже не идеальная мать: она решила на время покинуть семью, чтобы оплакать дочь, но вышло так, что она бросила сыновей и мужа в тот самый момент, когда они больше всего в ней нуждались. Между Митч и Сарой вообще много интересных параллелей; мы поочередно сочувствуем то одной, то другой. То же самое можно сказать и о Даррене Ричмонде (Билли Кэмпбелл); в первом сезоне он мерзкий, я ему совсем не доверял и не сочувствовал. Я, конечно, сразу подумал, что он убийца, как и Гвен (Кристен Леман), и Джейми. Но после того как в Даррена стреляют, наше отношение к нему меняется, и он быстро заслуживает нашего сочувствия. Это был отличный способ сделать политическую карьеру, но видно, что он вполне искренне пытается раскаяться.

В.С.: Да, на это мы и надеялись. Я рада, что вы так о нем думали.

Н.Л.: Насчет точки зрения. Когда вы писали пилотный сценарий и раздумывали над сюжетом, были ли у вас разные точки зрения? Временами повествование идет от лица всезнающего рассказчика, а временами все очень субъективно – когда мы видим все глазами Линден. Вы когда-нибудь задумывались, какой должна быть точка зрения? Были ли у вас какие-нибудь правила в коллективе сценаристов насчет того, что показывать, а что не показывать? Или все было органично?

В.С.: По большей части мы использовали прием «трех миров» – и в каждом мире была своя точка зрения. Так что все эти точки зрения вместе создали впечатление всезнающего рассказчика. Если какое-то правило у нас и было, то такое: мы должны оставаться в пределах мира персонажей. Персонажи в этом мире служили единственной точкой отсчета. Но когда персонаж становился более важной частью истории и начинал на нее активно влиять, мы могли посмотреть на него и со стороны. Например, во втором сезоне мы увидели Роберту (Патти Ким) и Николь Джексон (Клаудиа Ферри) в комнате охраны, когда они обнаружили, что Сара…

Н.Л.: Точно. Когда она ударила рукой по двери?

В.С.: Да, но это было связано с кадрами, снятыми камерой наблюдения. Нам постоянно приходилось поддерживать очень деликатный баланс: сколько и что можно показывать. Главных персонажей, очевидно, можно было использовать в качестве точки отсчета и показывать, что они пережили, но когда позже появились второстепенные персонажи, им нужно было сначала набрать в истории определенный вес, и лишь потом они могли стать ее полноценной частью. Еще вы упомянули всезнающего рассказчика – это хороший вопрос, потому что Патти Дженкинс сняла пилотную серию и финал. У нее была великолепная и вместе с тем причудливая визуальная идея: у камеры тоже есть точка зрения, и повествование идет, в частности, от ее лица, так что она не просто неподвижно стоит, записывая то, что видит. Точка зрения камеры была показана очень изящно – и мне это понравилось, потому что точка зрения повлияла на все перемещения камеры в пилотной серии. Лихорадочные перемещения, медленные движения, даже тоска – Патти вдохнула в камеру и в нас эти эмоции. Мы даже виды сверху обсуждали по несколько часов.

Н.Л.: Я обратил на них особое внимание в кульминационных сценах. Например, кадры на крыше небоскреба – это просто шедевры. Это не просто отбивки. Мне казалось, что камера тоже комментирует события.

В.С.: Виды сверху мы сняли уже после пилотной серии. Я хотела, чтобы они были чем-то особенным, но не могла сформулировать, чем именно. Когда смотришь на город из самолета, это пробуждает эмоции. Мы с Патти дошли до того, что виды сверху практически стали точкой зрения Рози – точкой зрения мертвой девушки. В них были эмоции. Здесь такой же незаметный подтекст, как в концовках сцен: вы чувствуете всю печаль сцены или насколько там все наперекосяк. Именно так Патти сняла виды сверху.

Н.Л.: Я даже и не думал о том, что это «взгляд с небес», как в «Милых костях». Вы обсуждали тон сцен с другими режиссерами, например, говорили: «Я хочу, чтобы было видно, что персонаж испытывает угрызения совести»? К примеру, в серии «Донни или Мэри», когда поначалу кажется, что Гвен виновата, но потом все меняется. Я видел что-то подобное в реалити-шоу, когда возникает ощущение, что режиссеры намекают зрителям, кто именно вылетит, когда они одного человека показывают больше, а другого – меньше. Были ли у вас такие дискуссии?

В.С.: Да, конечно. Все начиналось со сценария. Особенно в серии «Донни или Мэри», потому что мы вполне сознательно балансировали между ними. Обсуждая сюжет на собрании, мы подняли вопрос: «Как создать ощущение „это он“ или „нет, это она“?» Тон повествования для меня очень важен. Думаю, многим шоураннерам важно проводить больше времени с режиссерами, потому что это возможность анализировать свой сценарий, страницу за страницей, вспоминать о своих планах на эту серию, и визуальных, и тематических, а также обдумывать маленькие неожиданные повороты в конце сцены – о чем зритель должен думать в конце.

Н.Л.: Чем отличалось структурирование сюжетов в сериалах «Детектив Раш» и «Убийство»? То, что они совершенно разные, – это очевидно. Они практически полная противоположность друг другу. В «Детективе Раше» дело раскрывается к концу серии. Есть ли в «Убийстве» сюжеты А, В и С или вы структурировали повествование совсем по-другому?

В.С.: Технология была очень похожая. Я научилась этому у Мередит Стейм, создательницы сериала «Детектив Раш», и этот процесс оказался очень полезен. Перед работой над сценарием создается немало документов. Вы постоянно проверяете себя, чтобы не лишить историю волшебства, потому что можно запросто написать слишком много или анализировать больше, чем необходимо. В общем, работа над сериалами «Детектив Раш» и «Убийство» во многом схожа. Разница, думаю, в том, что за двадцать шесть серий мы проводим очень много времени с этими персонажами, так что нам приходится собирать очень много материала и узнавать их всех, в том числе полицейских, ближе. Сюжет А в «Детективе Раше» – это большая история А, основная часть каждой серии, которой мы посвящаем больше всего времени. В «Детективе Раше» мы знали, какие будут сюжеты В и С для полицейских в этом сезоне. Они посвящены их личным переживаниям, и мы в течение сезона вставляли сцены, продвигающие их сюжетные арки, но, поскольку девяносто процентов серии посвящалось убийству, у расследования была собственная мини-арка. Именно ему мы посвящали большую часть времени. А вот в «Убийстве» мы рассматривали три больших мира и в течение каждого сезона обозначали, куда эти миры движутся. В сценарной комнате у нас стояла гигантская доска, на которой мы изображали всех персонажей, все серии и вехи развития каждого персонажа – что с ними происходит на протяжении сезона. И, конечно, мы следили за ходом самого расследования: как оно связано с предысторией Сары и тайной Холдера. Нам постоянно приходилось всем этим жонглировать.

Н.Л.: В финале сезона мы видим, что Рози сняла на видеокамеру – это прощальная валентинка для семьи Ларсенов. Видеокамеру использовали совсем не так, как все ожидали. Поначалу казалось, что на видео будут какие-нибудь неопровержимые улики и оно органично впишется в повествование. Это горькая радость, тем не менее мы все-таки видим своеобразную счастливую развязку. Как у вас появилась такая идея? Что еще можете добавить по финалу сезона?