Гордиев узел. Современная японская научная фантастика - Такаюки Тацуми

— Так себе. Вокалист, полный придурок, все делает через пень-колоду. А сам не вылезает из того заведения во втором квартале, просаживает там все денежки. Козел.

— В «Отступнике»? — вмешался хозяин.

— Именно. Поверишь? У самого жена и дети, а ему все до лампочки.

— Небось, втюрился в Джулиана.

— Ну да, Джулиан же там супер-звезда. Знаешь, какое имечко он себе подобрал?! Юли-анус.

— Ха-ха!

Вдруг Жорж прямо посреди разговора зевнул:

— Ой, извини. Я стал какой-то сонный.

— И ты? Ничего себе. Со мной то же самое творится. Сплю-сплю, но совершенно не высыпаюсь. Кажется, могла бы проспать целую вечность, — пожаловалась Шаолин.

— Да, именно. И знаешь, что странно — никаких снов.

— Ого, и у тебя? Я тоже ничего не вижу во сне.

— Похоже, это новое здешнее поветрие. В последнее время все клиенты жалуются на что-то подобное, — заметил хозяин.

Шаолин и Жорж взглянули друг на друга, приготовившись синхронно зевнуть.

— Кстати, о поветриях, — Жорж ловко сменил тему. — Слышала о новом увлечении в лицее? Странное у них хобби — ностальгия по прошлому.

— Да какое у них может быть прошлое? — пожала плечами Шаолин.

— В этом и суть.

— То есть?

— Далекое прошлое их не интересует, — сказал Жорж, пропустив ее вопрос мимо ушей. — Им хватает для воспоминаний совсем недавних событий. Ну, знаешь, как в двадцать лет начинаются все эти слезы-сопли по поводу телепередач и попсы четырех-пятилетней давности. Мол, ах, это была наша юность. Вот так и с лицеистами, совершенно то же самое. Принимаются ностальгировать по событиям, случившимся пару дней назад, а если дело совсем плохо, то и несколькими минутами раньше.

— Так развлекаются?

— Да нет, у них все довольно серьезно. Ты как-нибудь сама послушай. Даже жутковато.

— Последние времена настали, — с чувством сказал хозяин.

— И оттого повальная ностальгия? Может, и так...

«Наверно, скоро и вправду конец света», — мелькнуло в голове у Жоржа.

Вот и хранитель города, стоокий Аргус, взглядом удерживающий его ирреальную цельностность, не вылезает из болезней. Поэтому в городе все потихоньку начинает идти наперекосяк. Это просачивается «действительность», разъедая хрупкую ткань сна.

И острее всего ее зловещую тень чувствуют дети. Так смертельный пепел атомного взрыва поражает прежде всего растущие организмы.

«Может, скоро и вправду конец света».

Допив травяной чай, Шаолин подняла глаза на плакат, висевший на стене.

«Исследовательский центр БХВ — Объявлены вакансии. Подробности при собеседовании» — гласила надпись.

— Постой, там же раньше работал Арнгейм.

Жорж, обернувшись, кивнул.

— Почему же раньше, он и сейчас там работает. Вот только людей у них не хватает. Знаешь, я тоже подумываю туда устроиться.

— И не вздумай! — Шаолин бросила на него предостерегающий взгляд из-под стриженой под Клеопатру челки. — Там постоянные аварии, мне Гейм рассказывал. Говорят, тревоги четвертой степени там — обычное дело. Все, конечно, без огласки, шито-крыто. Жорж, у тебя ведь одна жизнь, не десять.

— Да я понимаю. Но очень уж хочется поработать в том месте, где бывал Гейм.

В его глазах было столько горечи, что Шаолин не нашлась, что ответить.

Попрощавшись с Жоржем, который направился на вершину холма, в исследовательский центр, Шаолин побрела по городу.

Она имела некоторое представление о работе центра: новейшие исследования по биологическому и химическому оружию. Была какая-то ирония в том, что в этом городе людских снов, бегущем от «действительности», разместило свои капиталы военное предприятие — живое воплощение этой самой действительности.

«С такой внешностью ему самое место в каком-нибудь гей-баре вроде „Отступника“», — бормотала она про себя никому не нужные советы. Конечно, ей было известно, что истинная профессия этого мальчика никак не вязалась с его ангельским обликом — Жорж был наемным убийцей.

Когда-то он пересек границу, отделяющую город иллюзий от реального мира, в погоне за очередной жертвой — Его Величеством Налином, бежавшим сюда из своей страны. Однако жертва улизнула невредимой, а он так и остался здесь, в кругу прежних друзей.

Остался, потому что воспылал тайной страстью к Арнгейму.

«И что он только нашел в нем, в этом маменькином сынке?»

Хотя Арнгейм не мог жить без Шаолин, в конце концов он решил бежать из города. Так он пытался вылечить саднящую рану неразделенной любви: очевидная холодность Шаолин не оставляла ему ни малейших надежд.

«Выходит, это я во всем виновата».

Вернувшись домой, Шаолин обнаружила приглашение от мадам Розе.

Морской дракон, правящий в Море мнимых чисел, молодой государь Налин занемог.

Город на темном морском дне окутался синеватой дымкой печали, верноподданные погрузились в уныние. В народе любили прекрасного и мудрого государя-чужестранца.

И вот сквозь жемчужные ворота дворца потянулись сотни лекарей всех мастей и сословий, они наводнили запретный императорский сад, принесли с собой бесчисленные снадобья, прикасались к яшмовому телу[67], да только напрасно.

Государевы посланцы спускались и в морские глубины, искали прорицателей, способных прогнать хворь, но никакие молитвы и заклинания не смогли победить недуг, проникший в самую душу молодого государя.

Страшные сны, повергающие в трепет его подданных, заставляющие их дрожать в ночи, нашли путь и во дворец, проникли в августейшее сердце.

Ночь за ночью один и тот же кошмар вползал в сны государя, разъедал нежную душу, подтачивал тело. А ведь император всегда отличался отменным здоровьем.

Так и тянулись дни, погруженные в сон: полуденные часы навевали страх, заброшены были государственные дела. Синеватые дни, окутанные тревогой и страхом, белые ночи в боязни уснуть... Но даже они не смогли лишить государя мудрости, не принудили его искать забвения в вине и разврате.

А может, именно благоразумие молодого императора и было причиной его жестоких страданий.

Тяжелые дни настали и для девы Дежа Вю, ставшей хозяйкой дворца в прошлые Нептуналии. С болью в сердце смотрела она на страдания возлюбленного супруга.

И этой ночью стражи, верхом на морских коньках прибывшие до утра охранять императорскую виллу Хайдора, затерянную в зарослях алых кораллов, вновь услышали детские вскрики государя, напуганного кошмаром, и голос Ее Величества, пробудившейся от легкой дремы и утешающей мужа. И вновь сердца их погрузились в печаль.