Мир Деревьев - Александр Сухов

Теперь после нескольких чередующихся волнообразно приступов невыносимой боли и столь же невыносимого наслаждения Феллад начал постигать глубинную сущность происходящих вокруг него процессов. Он был пленником, заключенным внутри молодого активно растущего кубышечника. Его тело со всех сторон было облеплено змеями-тычинками, глубоко и основательно внедрившимися в его организм и делавшими его единым целым с этим растением. Тычинки не только обеспечивали оптимальную физическую форму человека, вводя в его кровь питательные растворы, обогащая ее кислородом и поддерживая мышцы и прочие органы в тонусе, они также воздействовали на его нервную систему, вызывая то невыносимую боль во всем теле, то всесокрушающую волну убийственного сладострастия. И противостоять этому воздействию было невозможно.

В краткие мгновения безмятежного покоя, когда не него не накатывались волны доводящей до безумия боли и не менее непереносимого удовольствия, сознание юноши прояснялось, он сам себе задавал вполне естественные вопросы: «Почему я еще здесь? Почему не прекратил до сих пор эту изуверскую пытку?». Но что-то, таящееся в глубине его души, не позволяло прервать процесс жестокого истязания. Он осознавал, что его молодое тело никто не ломает, и никто не поливает жгучей кислотой его лишенную кожи плоть. Сигналы, генерирующие в его мозгу запредельную боль или столь же запредельное удовольствие, поступают извне, через пронизывающую весь его организм сеть нитевидных отростков квазинервной системы кубышечника. Феллад уже давно понял – то единственное, что от него нужно этому растению – его эмоции. Ни его плоть, ни какие-либо выделения. Только эмоции, причем эмоции, намного превосходящие любые разумные пределы того, что человеческое существо может выдержать в нормальной жизни. Кубышечнику, несмотря ни на какие психофизиологические ограничения организма человека, каким-то необъяснимым образом удавалось сохранить жизнь своему пленнику. Как подозревал Феллад, заключенный внутри древесной оболочки индивид может существовать между болью и удовольствием годы и даже десятилетия.

«Черт побери! Чего же я все-таки жду? – в который раз задавался вопросом, обращенным к самому себе, молодой человек. – Давно пора выйти наружу и разобраться со всем этим балаганом».

Но Феллад не торопился покинуть питающуюся его эмоциями псевдопочку. Будто внутренний голос приказывал ему:

«Не торопись уйти отсюда! Потерпи, осталось еще немного, еще чуть-чуть!»

И он терпел, даже доходя до грани безумия, всеми силами удерживался от того, чтобы хотя бы одним глазком взглянуть за эту грань, поскольку прекрасно осознавал, что случись такое, и он навсегда там и останется.

Это произошло во время очередной непродолжительной паузы, когда боль в истерзанном теле начинала потихоньку отпускать, и он был весь сосредоточен на предстоящей пытке удовольствием. На него накатило, так, как когда-то на деревенской площади Урочища Единорога перед зачислением его в школу пластунов. На этот раз, изуверская пытка стала неким раздражающим фактором, запустившим на полную катушку скрытые резервы его организма. Как только он осознал всю полноту своих новых возможностей, до него дошло, что он достиг всего, чего от него требовалось, и находиться в плену растения далее не имеет никакого смысла.

Усилием воли он заставил паутину квазинервных волокон кубышечника покинуть свой организм. Одновременно он «отключился» от питающих его змееподобных отростков. Затем, поднявшись с кресла, просто пожелал чтобы преграда, отделяющая его от внешнего мира, исчезла. Именно так и случилось, не успевшая стать полноценным растением псевдопочка пожухла и начала осыпаться бурыми ошметками. Буквально через пару мгновений наш герой оказался посреди уже знакомой ему лесной поляны.

Все внутри него клокотало и бушевало. Еле сдерживаемый гнев распирал грудь и вот-вот грозил вырваться наружу. Однако Феллад пока еще с трудом оценивал, на что он способен в своей новой ипостаси, поэтому он не стал мудрить: просто остановил время, вытащил из ножен свой верный острый лист и с сардонической ухмылкой взглянул на ненавистных глифов, замерших в живописных позах…

Для того чтобы очистить поляну от неуклюжих «дракончиков» много времени не понадобилось. Тех, кто сидел высоко на ветвях Феллад попросту сбивал оттуда камнями, остальных безжалостно искромсал. Убедившись в том, что вокруг не наблюдается ни одного глифа, на всякий случай просканировал в ментале ближайший участок леса. К его великой радости тварей там не оказалось, а это означало, что данная популяция кубышечников больше никогда не посягнет на жизнь и здоровье человека. Впрочем, эта «уютная» рощица вряд ли долго просуществует, поскольку в самое ближайшее время ею займутся соответствующие специалисты.

А пока Феллад, выйдя из ускоренного режима, словно по наитию, помчался к одному из деревьев, отражая на бегу атаки ядовитых стрекал. Несколько точных и тщательно выверенных ударов меча и толстенный пятнадцатиметровый ствол рухнул, подминая искрошенные в хлам тела своих симбионтов. У обнажившегося основания срубленного дерева он увидел нечто, замотанное в плотный кокон, представляющий собой переплетение тончайших нитей и змеевидных отростков. Кокон был таких размеров, что внутри вполне мог бы поместиться взрослый человек. Впрочем, нетрудно было догадаться, что именно человек, а точнее мужчина покоился в данный момент внутри этого белесоватого клубка. Благодаря вновь приобретенным способностям, Фелладу даже было известно имя этого мужчины.

Молодой человек со всеми предосторожностями поднял кокон на руки и бережно положил его на траву. Затем голыми руками начал рвать нити в районе головы, заключенного внутри него человека. Вскоре он увидел изможденное мужское лицо, заросшее до самых глаз густой рыжей бородой. За долгие семь лет плена борода и усы успели отрасти едва ли не на метр, и делали его лицо практически неузнаваемым. Но Фелладу не были нужны ни острая бритва, ни самый эффективный крем-депилятор для того, чтобы узнать этого человека. Ему хватило лишь одного взгляда синих как весеннее небо глаз. И пусть пока его взор был полностью лишен какого-либо проблеска разума, все равно это были именно те глаза, которые на всю жизнь запомнил Феллад. Юноша приветливо улыбнулся, откинул всклокоченные неопрятные волосы со лба мужчины, чтобы тот мог получше его разглядеть и громко сказал:

– Ну, здравствуй, отец! Хватит тебе здесь прохлаждаться, пора и честь знать!

Он вовсе не ожидал ответа от измученного семилетними страданиями человека и не получил его. Однако ему показалось, что в глубине необычайно синих глаз отца промелькнула легкая тень узнавания и одобрения.