«Батарея, огонь!» - Василий Крысов

— Сергей-первый! По убегающим артиллеристам, из пулемета! Огонь! — скомандовал Мозалевскому, уже державшему пулемет наготове.

Самоходки с ходу подавили пушки и пошли в сторону конных повозок, на которых немцы подвозили снаряды. Успел предупредить, чтобы коней не губили, и сразу же подал сигнал «делай, как я!» Быстро развернувшись, мы устремились к месту боя взвода Ревуцкого, там, судя по взрывам, наши экипажи сражались с вражескими танками. Застали мы тяжелую картину: горела самоходка Ревуцкого, метрах в ста от нее дымилась «пантера». Еще две «пантеры» наседали на самоходку Ветошкина, экипаж которого стрелял через панораму, так как телескопический прицел был выведен из строя.

— Батарея! По головной «пантере», огонь! — скомандовал всем экипажам.

Прогремел залп. Ближайший к нам вражеский танк потерял башню! Второй поспешно отступил и успел скрыться за гребнем высоты.

Самоходка Ревуцкого уже пылала ярким огнем, в башне рвались снаряды и гранаты. Экипаж, водитель Ваня Пятаев, заряжающий Леша Бессонов и сам командир стояли невдалеке, все смотрели в сторону трагического костра, словно ожидая чего-то, не в силах примириться с происходящим, Ваня и Алексей без стеснения плакали навзрыд. Я подошел к Паше. Подбежали и остальные экипажи батареи. С трудом сдерживая себя, Павел показал рукой на горящую машину, и мы поняли, что погибли, сгорели заживо наводчик Федя Беляшкин и командир взвода автоматчиков Иван Журов, он находился в самоходке вместе с экипажем. Молча мы сняли шлемы.

Позднее работники штаба полка напишут извещение родным: «29 июля 1944 года ваш сын гвардии младший лейтенант Иван Никифорович Журов погиб смертью храбрых в бою с фашистами в одном километре севернее  с. Выгляндувка Седлецкого уезда Варшавского воеводства». И отправят похоронку матери Ивана Ульяне Федоровне в город Харьков. Убитая горем мать Вани не поверит извещению и будет ждать сына до последнего своего часа.

Такое же извещение было написано и на старшего сержанта Федора Александровича Беляшкина, отправили похоронку в село Каверино Горьковской области его брату Петру, так как у бедного Федора и родителей-то не было, они с братом воспитывались в детдоме.

А тогда мы постояли в молчании, я сказал Павлику, чтобы шел с экипажем в тыл.

Остальные экипажи батареи, состоящей теперь из четырех самоходок, вернулись к лесу. Как раз подошли и пехотинцы, осталась их, в лучшем случае, половина. Развернули самоходки фронтом на север и продолжили наступление.

Танковая атака у Седльце!

Двинулись мы в глубину леса, мимо пароконных повозок, запряженных мощными битюгами-тяжеловозами, теперь привязанными к деревьям возле штабелей ящиков со снарядами. Вскоре немцы открыли по нашим боевым порядкам массированный артиллерийско-минометный огонь. Взрывами тяжелых снарядов и мин на башни самоходок валило целые деревья, своими кронами они закрывали приборы стрельбы и наблюдения, отчего в башне становилось темно, как ночью, пока самоходка в движении не сбрасывала с себя стволы и ветки. Но вновь взрывались снаряды, эхом грома разверзая минутную тишину лесного массива, и вновь с треском обрушивались на самоходку деревья, грохоча по броне, погружая экипаж в затемнение. В эти моменты я с состраданием думал о стрелках и автоматчиках, которые шли за самоходками, но не были ничем прикрыты от страшного «бурелома», от осколков снарядов и мин.  

Лишь часть пехотинцев экипажи, по возможности, посадили в башни своих машин.

Наконец мы вышли из зоны сплошного огня и завалов, оказавшись на северной кромке леса, обращенной в сторону города Седльце, и картина перед нами предстала ошеломляющая! Всего в километре расположилась, упрятавшись в роще, большая группировка вражеских танков! Стояли они в предбоевых порядках, наполовину прикрывая собой город с его фабричными корпусами и дымящимися трубами. На наших глазах около двадцати танков отделились от группировки и пошли в направлении леса, не подозревая о присутствии в нем нашей батареи.

— Всем стоять! Огонь открывать после выстрела моей самоходки! — открытым текстом отдал команду экипажам.

В это время в лесу появилась конная разведка. Оказалось, на подходе к городу находятся два корпуса: 11-й танковый генерала Ющука и 2-й кавалерийский — генерала Крюкова. Обстановка складывалась сложная. Немцы пока не обнаружили наши самоходки, хорошо замаскировавшиеся в зеленом кустарнике, и я решил, сколько будет возможно, не открывать себя, чтобы выиграть время, дать возможность танкистам подойти и развернуться в боевой порядок.

Гудели танковые моторы немецких танков с севера. Гудели и моторы наших танков с юга. А мы — притаились и ждали. Бронированная армада врага быстро приближалась. Подпустили мы вражеские танки метров на пятьсот. Больше медлить было нельзя!

— По танкам врага! Огонь! — скомандовал экипажу и батарее.

Прогремел выстрел Сергея Быкова! Сразу за ним — еще из трех орудий! Вспыхнули четыре танка противника! Остальные от неожиданности остановились. Но тут же опомнились и ударили ответным залпом! Теперь,  уже без моей команды, каждый экипаж самостоятельно вел огонь. Успел увидеть, как самоходка Ветошкина зажгла еще один танк, и тут сильно тряхнуло, опоясав пламенем, нашу самоходку, я почувствовал сильный удар в голову и потерял сознание...

Первый раз после ранения я на мгновение пришел в себя на окраине Выгляндувки, меня перекладывали из конной повозки в санитарную машину. Помню, что видел Шулико, врача Григорова, санинструктора Надю Наумову, и опять потерял сознание.

Окончательно я очнулся лишь утром следующего дня. Кто-то тронул меня, и я открыл глаза: лежу на соломе в каком-то сарае, вокруг раненые и рядом сидит, улыбается Павлик Ревуцкий, это он прикоснулся ко мне. Пожали друг другу руки, но сказать я ничего не мог, так как рот у меня не открывался.

— А я тоже в этом госпитале, я тебя не мог найти, — начал рассказывать Паша, — только с помощью медсестры по номеру в списках тебя отыскали. Слава богу, экипаж тебя успел вытащить. Очень рад, что ты живой!..

Я достал из кармана зеркало, посмотрел, нижняя челюсть пробита осколком, и контузия большая, из-за чего сильно опухло лицо, глаза стали красными от кровоизлияний. Понятно, почему Павлик не нашел меня, действительно, трудно было такого узнать!

— Этот комбат или самодур, или пьян был, если бросил батальон на верную гибель! — с гневом продолжал Павлик, тоже получивший несколько осколочных ран. — Новоиспеченный майор! Видно, в генералы метит! Это ж надо, потерять больше половины батальона! И две наших самоходки из-за него сгорели! Если б это не первый у него раз, могли бы привлечь за такое!

Возмущение друга взволновало меня, и я зашамкал сквозь разбитые зубы, заставляя напрягаться своего собеседника:  

— Так, Павлик, так! Если б не батарея, потерял бы весь батальон. Вот тогда бы его привлекли к ответственности... да заодно и нас, мол, плохо атаку поддержали.

Примерно через час мы расстались, записав друг другу адреса, меня эвакуировали дальше в тыл. И удалось нам встретиться с Павлом Даниловичем ровно через двадцать лет.

Я и сейчас скажу: на его совести, на совести этого комбата, и страшные потери в его батальоне, и гибель Феди Беляшкина, и сгоревшая самоходка Паши. Жаль, не запомнил тогда его фамилии. Разве мы думали об этом?!..

В свой полк, как это случилось и после первого ранения, я уже не вернулся, поэтому скажу несколько слов о его дальнейшем боевом пути и судьбах однополчан.

После моего ранения полк продолжил освобождение Польши, а затем и Германии. В августе-сентябре сорок четвертого участвовал в боях за Польскую Прагу, после чего был переведен из 47-й армии в 9-й мехкорпус 3-й гвардейской танковой армии. В составе 9-го мехкорпуса полк и провоевал до конца войны: в январе сорок пятого сражался за Намыслув, в феврале — за Гейнау и Явор, в апреле сорок пятого — за Берлин.

Собирая материал для книги, я работал в архиве Министерства обороны, но там по 1295-му Ковельскому Краснознаменному полку не оказалось почти никаких документов. Сохранились в основном финансовые отчеты и несколько рапортов. Те материалы, которые мне удалось прочесть, вызвали у меня сомнения в достоверности приведенных в них данных. В отзыве о боевых действиях 1295-го самоходного артиллерийского полка (сап) в составе 129-го стрелкового корпуса (ск) 47-й армии говорится:  

«...За период боев с 16 июля по 6 сентября 1944 года 1295-й сап нанес следующий урон противнику: уничтожено танков противника 20, самоходных орудий 14, орудий разного калибра 45, орудий 152-мм (у немцев были орудия 150-мм — В.К.) и 87-мм (у немцев были 88-мм — В. К.) 12, пулеметов 61, минометов 8, уничтожено до 800 человек гитлеровцев, автомашин с грузами 74, повозок с грузами 50, мотоциклов 10. Кроме того, личным составом полка взято в плен 14 немецких солдат и один офицер.