Поднять Атлантиду - Томас Гриниас

— Так ведь ты сам о нем говоришь! — Серена даже подпрыгнула. — Это же Агнец Божий!

— Господи Иисусе… Боже мой! Иисус Христос!

Ладони Конрада трепетали как птицы, пока он выставлял звездный купол так, чтобы он напоминал небо над Иерусалимом.

Вдруг показалось, что зал словно перевернуло вверх ногами. Но нет, поняла тут Серена, это просто оптическая иллюзия: Северное и Южное полушария поменялись местами.

— Итак, точку в пространстве мы задали, — сказал Конрад. — Теперь требуется год.

— Тут дело посложнее… — задумалась девушка. — Традиция утверждает, что Христу было около тридцати трех, когда он умер. Стало быть, казнь состоялась где-то в промежутке между 30-м и 33-м годами нашей эры.

— Давай-ка без такого размаха, — нахмурился Конрад. — Мне нужен точный год!

Серена усилием воли подавила растущую внутри панику. Она знала, что христианский календарь основывается на ошибочных вычислениях, сделанных в VI веке одним из монахов, Дионисиусом Эксигуусом, что в переводе с латинского означает «Дионисий Малый». Вполне уместное прозвище, учитывая, что его расчеты дали дату Христова рождения с запозданием на несколько лет. Современные же специалисты склоняются к моменту смерти царя Ирода в районе 4 года до н. э.

— Двадцать девятый, — наконец сказала она. — Попробуй двадцать девятый год нашей эры.

Конрад поправил положение скипетра на алтаре, и купол над головой слегка подвинулся, вновь оглушив их скрежетом.

— Теперь дату! — крикнул он. — Быстрей!

Серена понятливо кивнула. Католическая церковь празднует Пасху в разные годы по-разному. Но вот зато православная церковь придерживается исторической даты с астрономической точностью. Никейский Собор 325 года установил, что Пасха должна праздноваться в первый воскресный день после весеннего равноденствия и полнолуния, причем всегда после Пасхи иудейской, чтобы сохранить последовательность библейских событий от Распятия до Воскрешения.

Она крикнула:

— В пятницу после первого полнолуния за весенним равноденствием!

— В пятницу? — с сомнением переспросил он. — Не в воскресенье?

— Нет, в пятницу. — Она была непоколебима. — Воскрешение стало демонстрацией победы над смертью. Однако самое благородное в истории людей время — это момент гибели Христа, то есть крестная смерть во искупление грехов человечества и одновременно с этим прощение его врагов.

— Ладно, — согласился он. — А теперь час.

— В Писании сказано: «тьма была по всей земле до часа девятого».

— А? — недоумевающе посмотрел на нее Конрад.

— Три часа дня.

Он кивнул, внес последнюю поправку и отошел назад.

— Помолитесь за нас, сестра Сергетти…

Купол повернулся и застыл, воспроизводя небо над Иерусалимом в районе 29 года нашей эры, в девятый час от начала светлого времени суток, в пятый день недели после первого полнолуния, наступившего вслед за днем весеннего равноденствия.

— …Ныне откроется гнев Божий с неба и явится правда Божия, независимо от закона… — прошептала она, перефразируя строки из послания апостола Павла к римлянам.

Зал содрогнулся от резкого толчка, и девушка отпрыгнула назад, когда треснул пол и в образовавшуюся дыру провалился алтарь вместе со скипетром. Не успела она заглянуть туда, как края отверстия сошлись и глазам предстал картуш со знаком Осириса. Откуда-то из глубины донеслись раскаты грома.

Все вдруг застыло в объятиях фантастической тишины. Серене показалось, что она слышит чьи-то всхлипывания, словно тихонько плачет маленькая девочка. По щеке прокатилась слеза, и она поняла, чей это голос. Она еще раз шмыгнула носом и замерла, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Ее будто очистило изнутри, все ее сомнения, страхи, беспокойства, комплексы вины — все смыло прочь.

— Ты сумел… — прошептала девушка и потянулась обниматься. — Слава Богу, слава Богу…

— Нельзя ли нежности отложить на потом, а? После того, как выберемся отсюда? — раздраженно осведомился Конрад, когда зал откликнулся колокольным гулом на очередной подземный гром.

Серена застыла:

— Ч-что… случилось, Конрад?

— Сдается мне, нас вот-вот накроет пара миль льда!

36

Рассвет

Завас со своими людьми еще смотрел вслед исчезнувшей солнечной барке, когда на их лагерь у Храма Водолея обрушилась первая, по-настоящему серьезная ударная волна. В долю секунды палатки смяло, и Завас чуть не поддался панике, увидев, с какой скоростью последний «2-9А» сносит к краю площадки.

— Закрепить вертолет! — крикнул он, надрывая глотку, и пятерка египтян бросилась выполнять приказ.

Не важно, что выпадет остальной части мира, повторял Завас самому себе, не важно, сколько прибрежных городов будет проглочено морем, — нет на Земле более безопасного места, чем то, которое он со своей командой занимал прямо сейчас. Пусть на сдвиг планетарной коры уйдет день или даже неделя; когда все закончится, земля под их ногами станет центром нового мира.

Вот что он говорил себе, хотя мысли упорно возвращались к Каиру. Там, в одной из «элитных» высоток, возведенных с нарушениями технологии и потому готовых обрушиться при первом крупном землетрясении, проживала его многочисленная семья.

Воздух вдруг сильно нагрелся, а тряска усилилась еще больше.

Точнее, подземные удары приняли настолько пугающий характер, что Завас задумался, не стоит ли пересмотреть стратегию устройства базы у Храма Водолея. Не лучше ли перебраться на открытую местность, подальше от монументов и прочих сомнительных строений?

Он заскочил к себе, в одну из комнат храма, схватил карту со стола и запихал ее обратно в термос монахини, на пару с американскими чертежами солнечной барки.

Очередной толчок едва не сбил Заваса с ног, и ему пришлось уцепиться за столешницу. Впрочем, даже стол — и тот заходил по комнате. Полковник торопливо вернул оболочку термоса на место, швырнул его в рюкзак и выбежал наружу под крики своих людей. От увиденного зашевелились волосы на затылке.

Такое впечатление, что начало обрушиваться небо.

Завас выхватил бинокль и быстро осмотрел ледовое кольцо, окружавшее город. И тут он прозрел: это не небо падает, а рушатся вершины.

Ледяная лавина, хлынувшая со всех сторон, угрожала похоронить их под обломками.

— В вертолет, в вертолет! — крикнул он, замахал руками своим людям, после чего сам прыгнул в «2-9А» и стал запускать двигатель в отчаянной надежде оказаться в воздухе еще до удара. Лопасти дернулись, пошли по кругу, но тут мотор чихнул раз, другой — и замер. Проектировали вертолет французы, однако собрали его по спецлицензии в Китае, откуда египетская армия получала несколько разных моделей. — Проклятые пекинские собаки! — выругался полковник.